А я?

Ну, все по порядку — я бросила работу моделью. Мне бы хотелось сказать, что это произошло в тот день, когда Байрон и я обсуждали кампанию «Менаж», но нет. Вместо этого я сбросила вес (семь фунтов, и у меня перестали идти менструации) и пошла на собеседование. Я была в «Голтье» несколько раз, последний — здесь, в Париже. Я встречалась с самим модельером, который тут же выразил мне соболезнования и сказал, что пожертвовал тысячу долларов на проект «Нет наркотикам» в честь моего отца. В конце концов я почти получила эту кампанию. Почти. Вместо меня снималась Фэллон Холмс. «Кто?!» — спросите вы. Вот именно. Фэллон — не супермодель. Но она девушка из высших эшелонов, которую агентство «Шик» недавно переманило из «Элит». Байрону очень хотелось доказать, что он лучше Джона Касабланкаса, и он сделал все, чтобы кампания досталась Фэллон. «Нам было очень трудно решить, — признались люди из «Голтье». — Вы с ней так похожи — чуть ли не сестры».

А было уже начало января. Я начала сравнивать себя с Мохини, Джордан и Пикси. Что такого я умею? Правильно показать драгоценности? Или работать на подиуме? Воображаю, как это выглядело бы в резюме. Нет, как и Томми, который оправился, а потом поменял наколенники на программное обеспечение, я должна была двигаться дальше. Неделю спустя в Колумбийском начался следующий семестр, и я была там: Эмили Вудс, студентка. Я отстала на семестр, банковский счет изрядно истощал — но была счастлива.

«Почему ты так долго не бросала модельное дело? — спрашивают меня. — И почему наконец бросила?»

«Она пришла в чувство», — любит говорить мама.

А я бы сказала: очнулась от сна. Понимаете, если оглянуться назад — далеко-далеко назад, к моей первой мечте, которая возникла у меня на полу моей комнаты, — я мечтала стать красавицей на фотографиях. Не выглядеть как она — быть ей. Жить этой жизнью, полной блеска, веселья и счастья. Я думала, что выглядеть так — самое трудное, но если преодолеть это препятствие, если природа дала красоту, то остальное случится само собой. И это в каком-то смысле произошло: шампанское и знаменитости, роскошные отели, экзотические путешествия.

Но я видела и другое.

И все же мечты умирают с трудом, правда? Я не поддавалась. Я думала, что застряла в ухабе или меж деревьев, в третьем акте великой пьесы, и если буду двигаться дальше, поднимусь чуть повыше, еще совсем чуть-чуть, то попаду туда, где столько блеска, веселья и счастья. И только на подиуме у Тито Конти до меня дошло, что я туда не попаду. Наркотики, распущенность, булимия и все, на что я так долго закрывала глаза, потому что это не вписывалось в мою картинку, и были этой картинкой. Просто такая картинка мне не нравилась.

Мне стало больше не к чему стремиться, и я остановилась.

На улице я сталкиваюсь с моделями, которых когда-то знала. Кейт Мосс теперь одна из девушек Байрона — нет, его лучшая девушка, — и ее образ распространяется по земному шару как некая хроническая атрофия. Чтобы не отставать, другие девушки сбрасывают несчастные десять, двенадцать, четырнадцать фунтов и удаляют импланты из груди. «Я попросила доктора Риксома подержать их в холодильнике, — пошутила Женевьева, когда я столкнулась с ней в Ла-Гардии и обнаружила, что ее стало еще меньше. — Никогда не знаешь, что будет красивым завтра!»

— Амели! Амели!

Парень на той стороне Марсова поля слезает с велосипеда и машет рукой.

Я машу ему в ответ.

— Жерар!

Пикси подталкивает меня локтем.

— И кто этот Жерар?

— Подарок на день рождения, который я выбрала себе сегодня утром на Сен-Жермен-де-Пре.

— Жерар — обалденный парень, — заключает Мохини, рассмотрев его в бинокль.

Джордан приподнимает бровь.

— Не-е-ет! Давайте полюбуемся закатом!

Я смеюсь — мы все смеемся — и вскакиваю.

— Пошли! Пора есть торты!

После долгих раздумий я останавливаюсь на эклере. Он большой и вкусный, и я наслаждаюсь каждым кусочком.

Благодарности

Мой агент, Сюзанн Глак, вырвала меня из безвестности, а потом подталкивала все выше и выше. Спасибо сотрудникам издательства «Уильям Моррис»: Анне Дерой, Алисии Гордон и Эрин Малоун, которые отвечали на миллиарды моих электронных писем с заголовками вроде «быстрый вопросик». В «Кроу» я в долгу перед Кристин Касер и энергичным редакторским дуэтом — Рейчел Кахан (она работала со мной недолго) и доброй и талантливой Шаной Дрес. Бетси Рапопорт, Вы стали моим светом в густых и темных джунглях. Я готова в любое время суток обмениваться с Вами плохими анекдотами и детскими прозвищами. Лори Макги научила меня, как правильно пишется название ножа Х-Акто. Линда Трешам продала мне шикарные журналы восьмидесятых. Виктория Эйткен и Энни Гоу влили цвет в мои лондонские описания, Джеймс Парк и Джей Киркоркси помогли мне с Колумбией, а Джина Кэмбре и Рейчел Файнстайн просто вспоминали. (Девчонки, если бы мне пришлось еще раз вернуться туда, я бы с удовольствием поселилась в одной убогой квартирке с вами!)

Мой первый читатель Пити Бэссон воспитал во мне любовь к творческому письму. Мои первые читатели Лора Бредфорд, Алекс Хеминуэй и Алекс Толк в критические моменты делали мне ободряющие инъекции — или просто инъекции. Дэвид Киркпатрик подстрекал меня достать с неба луну. А Энн, Эндрю, Ингрид, Мэтт, Даниэль, Дэвид, Мишель, Роб, Кейти, Адам, Джоди, Бетси, Шарлотт, Клэр, Сара, Соули, Гейл, Дженнифер и Уилли подбадривали, советовали мне и всячески развлекали меня, как и мои сестры, Кейти и Сара Хейзелвуд, и их семьи. Но больше всего я бы хотела поблагодарить своих родителей, Энн и Джона Хейзелвуд, которые услышали слова: «Я бросаю работу, чтобы написать роман» и не повесили трубку.

Робин Хейзелвуд работала моделью тринадцать лет.