ГЛАВА 12

Каким образом это случилось, никто так и не узнал, поскольку это случилось в дамской комнате «Загородного клуба», где никого в тот момент не было. Роуз Кливеден упала и сломала ногу. Произошло это во время ленча, который Роуз устроила после похорон Гектора Парадизо. Мэдж Уайт клянется, что Роуз споткнулась о собачку Гектора, Астрид, названную так в честь звезды конькобежного спорта, с которой он был обручен много лет назад. Он оставил Астрид Роуз по завещанию, но тогда она еще об этом не знала. Если она вообще упала именно из-за того, что споткнулась о собачку. С Роуз, когда с ней случались подобные несчастья, никогда не бывало все предельно ясно. Роуз, любившая собак, слова не сказала против Астрид, так как не считала ее виновной в том, что сломала ногу. Может быть, она ничего против нее не сказала потому, что животное было последним подарком Гектора, а может быть, и потому, что она ежегодно жертвовала большие суммы на приют для бездомных собак. О своей благотворительности Роуз прожужжала уши всем и каждому. Как бы то ни было, но Роуз во всем обвинила Клинта, бармена «Загородного клуба», который, как считала Роуз, подавал «кровавую Мэри» с большим количеством алкоголя, а на ленче после похорон, как утверждала Роуз, этот напиток оказался особенно сильнодействующим. Она сказала Мэдж Уайт, что намерена кое-что предпринять по этому поводу, например, подать жалобу в комитет по управлению клубом. Роуз давно недолюбливала Клинта, еще с тех пор, когда узнала, что он назвал ее «старая Рози» после ее очередного несчастья: тогда она вывихнула руку в плечевом суставе, а Клинту пришлось отвозить ее в травмопункт.

Когда Мэдж Уайт рассказала о случившемся Паулине Мендельсон, та спросила «Зачем Роуз взяла собаку на ленч в «Загородный клуб»?

– Чтобы подчеркнуть бремя скорби, как ты не понимаешь, – сказала Мэдж.

Паулина рассмеялась. Как и всех друзей Роуз Кливеден, Паулину возмущало и в то же время забавляло поведение Роуз.

– Эта Астрид – злющая собачонка, – сказала Паулина. – Ты не поверишь, с каким остервенением она набросилась на Киппи, когда Камилла принесла ее в наш дом после смерти Гектора, чтобы передать ее Роуз. Мы не могли ничего поделать. Она кинулась на Киппи, когда он вернулся с теннисного корта, и откусила кончик указательного пальца. Сколько было крови!

Позже Паулина вспоминала, что Мэдж Уайт не проявила никакого сочувствия к Киппи, ей, видимо, было все равно – часть пальца или весь палец откусила ему Астрид. Хотя Мэдж была ее лучшей подругой, она почти никогда в разговоре с ней не упоминала имени Киппи. Это началось из-за того, что несколько лет назад дочь Мэдж, маленькая Мэджи, забеременела от Киппи, когда им обоим было всего по четырнадцать лет.

– Как бы то ни было, – сказала Мэдж, меняя тему разговора – Роуз избавилась от собачки.

– Не может быть!

– Она отдала ее Фей Конверс. Фей всегда подбирала всех бездомных собак.

Паулина опять повернула разговор на Роуз – бедняжку Роуз, как теперь все ее называли, – ее пристрастие к выпивке начинало беспокоить друзей.

– Она становится все хуже и хуже, – сказала Паулина. Конечно, Роуз пребывала в глубокой скорби по поводу смерти своего давнего друга, но ее друзья знали, что не умри Гектор – нашлась бы другая причина для оправдания ее тяги к спиртному. Еще до того, как умер Гектор, Роуз как-то сказала Паулине: «Кому какое дело до того, много я курю или много пью? Мне шестьдесят лет, а женщину в таком возрасте ни один джентльмен не захочет затащить в постель».

– О, Роуз, – сказала тогда Паулина, не зная, как отреагировать на подобные слова. Роуз, любившая мужчин, постоянно хвасталась, что ей посчастливилось оказаться в постели президента Кеннеди в Белом доме в спальне Линкольна, но ее друзья не очень-то верили этой истории. Роуз трижды была замужем и трижды разводилась. Мужья Роуз обычно внезапно исчезали. Не было ни скандалов, ни проклятий, во всяком случае на публике. «Где Бейки?», «Где Оззи?», «Где Фиск?» – спрашивали ее о первом, втором и третьем муже, когда она на нескольких приемах появлялась в одиночестве, и она неизменно отвечала, довольно спокойно: «Уехал из города». А затем люди узнавали, что развод был оформлен быстро и по-тихому, чаще всего в какой-нибудь из стран Центральной Америки. Обычно то, из-за чего разводы затягиваются и превращаются в длинное судебное разбирательство, как то: раздел имущества и алименты – никогда не фигурировали в деле Роуз, потому что в каждом случае деньги принадлежали ей, ребенок – дочь от первого брака, которая, как говорили, перенесла операцию лоботомии, постоянно проживала в «доме» – так называла это заведение Роуз.

Она вела нескончаемые разговоры по телефону, вспоминая и обсуждая каждую деталь очередного ленча, обеда или приема, на которых она неизменно присутствовала, и избавиться от ее разговоров был невозможно, как бы того ни хотел ее собеседник.

– Там я сидела между двумя священниками. Конечно, они гомосексуалисты, но в моем возрасте какое это имеет значение. Но зато какой интересный был у нас разговор! Я не считаю себя интеллектуалкой, хотя люблю читать хорошие книги или смотреть хороший спектакль, но эти двое были превосходны, просто божественны, так полны юмора и озорства. О, как мы смеялись! Все смеялись и смеялись.

– Роуз, я должна кончить разговор, – говорила Паулина на другом конце линии, но Роуз, казалось, не слышала.

– Мэдж Уайт была тоже там, – продолжала Роуз. – Бедняжка Мэдж! Все в том же темно-голубом платье в горошек. Ты ведь тоже ненавидишь это платье? Мне кажется, я не могу больше на него смотреть. Как ты думаешь, она обидится, если я пошлю ей несколько своих старых платьев? Она может их выпустить. Ты заметила, как она пополнела?

– Роуз, дорогая, я действительно должна кончить разговор. Жюль пришел домой, – говорила Паулина, но Роуз делала вид, что не слышит. Паулина послала воздушный поцелуй Жюлю, показывая на телефон и шепотом произнося имя Роуз, закатив при этом глаза. Жюль улыбался. Он подошел к бару, где Дадли уже приготовил для них бокалы, и налил вино. Это был тот час дня, который они проводили вместе.

– Уайты – бедны, как церковные крысы, – продолжала Роуз, – но Мэдж никогда в этом не признается, и мне эта черта в ней нравится. Работает как рабыня в своей конторе по продаже недвижимости и полностью содержит своего мужа, который и цента не может заработать. Он просто большая куча снега, этот Ральф Уайт, вот мое мнение. Да я только на подоходном налоге сэкономила в прошлом году столько, сколько он получает за свои биржевые делишки. А эта маленькая Мэджи – такая потаскушка, ты же знаешь. Живет Бог знает с кем. С корейцем, кажется.

– Роуз, я кладу трубку, – сказала Паулина. Жюль поставил бокал с вином перед ней на столик. – Здесь Жюль. Да, я передам ему. И он посылает тебе привет. До свидания, Роуз, до свидания, – и она повесила трубку. – О, Боже, пощади меня! – Она взяла руку Жюля и поцеловала. На его пальцах она неожиданно почувствовала аромат от прикосновений к самым сокровенным частям тела другой женщины. Пораженная, она посмотрела на мужа, словно он ударил ее.

Жюль, не замечая ее взгляда, спросил:

– Ну, как поживает старушка Роуз?

– О, прекрасно. Пьяна, как всегда, – ответила Паулина. – Давай не будем говорить о Роуз. С меня достаточно. Она сломала ногу на ленче по случаю похорон Гектора. Ты рад, что мы не дошли? – Она с трудом поднялась из кресла, как бы опасаясь, что ей станет плохо или она упадет в обморок.

– Посмотри, какого красивого цвета закат, Паулина, – сказал Жюль.

– Наплевать на закат, – сказала Паулина. Бокал с вином выпал из ее рук и разбился о мраморный пол их «комнаты закатов».

Жюль, ни разу за все двадцать два года супружества не слышавший подобных слов от Паулины, уставился на жену, ничего не понимая. А она выбежала из комнаты.

* * *

Когда Филипп Квиннелл рассказал Камилле Ибери, что был в клубе «Мисс Гарбо» и узнал имя молодого человека, с которым Гектор Парадизо ушел из клуба в ночь его смерти, она стала молчаливой и отчужденной. Они сидели на софе в библиотеке ее дома в Бель-Эйр. Она отодвинулась от него, затем взяла пульт управления и включила телевизор.

– Как ты вообще узнал о таком месте, как клуб «Мисс Гарбо»? – спросила она наконец. – Я живу в этом городе всю жизнь, но никогда не слышала о нем.

– Дворецкий Каспера Стиглица рассказал мне, – сказал Филипп, – он был в ту ночь там и видел Гектора.

– Не хочешь ли ты сказать, что чей-то дворецкий рассказал тебе подобное? – спросила Камилла.

– Но это правда, – сказал Филипп.

– Что это за клуб «Мисс Гарбо»? – спросила она.

– Где богатые пожилые мужчины за плату приглашают молодых парней.

– Просто не могу этому поверить, – сказала Камилла, покачав головой.

– Но ты ведь не думала, что твой дядя Гектор был помешан на девочках, не так ли?

– Это не смешно, Филипп.

– Чего ты боишься, Камилла? Что люди не захотят, чтобы твоя дочь в десять лет участвовала в балете дебютанток в «Лас-Мадринас» только потому, что ее двоюродный дед умер от руки голубого?

– Как звучит то грязное словечко, которое я однажды слышала от тебя? Хитрожопый, так? Так вот, не будь хитрожопым со мной, Филипп, – сказала Камилла.

– Я не хитрю с тобой, Камилла, и извини, что так получилось, но будь благоразумна.

– Хорошо, давай будем благоразумными. Почему, собственно говоря, тебя все это так чертовски волнует? – спросила она. – Смерть моего дяди не имеет к тебе ни малейшего отношения. Ты даже толком не знал его.

– А почему ты так чертовски безразлична? – спросил в свою очередь Филипп.

Он видел, что его вопрос рассердил ее. Она покраснела и когда заговорила, то в голосе послышались грубые нотки, которых он раньше у нее не замечал.

– Я не безразлична, – сказала она, взвешивая каждое слово, – мы это обсудили уже со всех сторон. Мой дядя совершил самоубийство.