Доминик Данн - Строптивая

– В чем дело? – спросил Филипп. Он не запомнил имени дворецкого.

– Конечно, это не имеет никакого значения, – сказал дворецкий.

– О чем вы?

– О доме.

– Что именно?

– Он был построен вовсе не Тельмой Тодд. Он всегда все путает. – Дворецкий потряс головой с раздражением. – Тельма жила и умерла, упокой Боже, ее душу, на Пасифик-Коаст Хайвей в Санта-Монике.

Филипп удивленно уставился на него.

– Мистер Стиглиц мало на деле интересуется историей Голливуда. Этот дом был построен Глорией Свенсон, когда она вышла замуж за маркиза Де ла Фалэс. Когда они развелись, мистер Херст пытался купить его для Мэрион Дейвис, но мисс Свенсон по некоторым причинам не хотела, чтобы он принадлежал Мэрион Дейвис и продала его Констанции Беннетт. Именно мисс Беннетт надстроила мансарду. Насколько мне известно, Тельма Тодд никогда даже не бывала в этом доме.

– Я думаю, что дом принадлежал Тоти Филдз, – сказал Филипп.

– Это было позже. Намного позже, – сказал Уиллард, тем самым перечеркнув вклад Тоти Филдз в отделку дома.

Филипп почувствовал, что не этот разговор был причиной, по которой дворецкий окликнул его.

– Как я сказал, это не имеет значения, – повторил дворецкий.

– Тем не менее, интересно. Извините, забыл ваше имя.

– Уиллард.

– Ах да, Уиллард. Вам приходится приводить в порядок все эти парики, когда не чистите серебро?

У Уилларда перехватило дыхание.

– Вы видели парики мистера Стиглица? Он умрет, если узнает. Он думает, что никто не знает, что носит искусственные волосы.

– Я никому не скажу.

– Я видел вас на похоронах Гектора Парадизо.

– Все-то вы видите, все-то вы знаете, Уиллард.

– Ужасное событие.

– Вы были другом Гектора?

– Знакомым, так точнее.

– Утверждают, что это самоубийство, – сказал Филипп.

– Вы ведь не верите этому, мистер Квиннелл?

– Так говорят, даже прозектор подтвердил это в заключении, – сказал Филипп.

Уиллард оглянулся на дом.

– Мне лучше вернуться, а то мистер Стиглиц подумает, что со мной что-то случилось.

– Сдается мне, что Ина Рей и Дарлин хорошенько присматривают сейчас за мистером Стиглицем, хотя они забыли расширители, – сказал Филипп.

– Ну не дешевки ли они? – спросил Уиллард, неодобрительно покачав головой.

Филипп включил зажигание.

– Я запомню то, что вы сказали о Глории Свенсон и Констанции Беннетт, – сказал он.

Неожиданно Уиллард торопливо заговорил:

– Слышали ли вы о баре под названием «Мисс Гарбо»? – спросил он.

– Нет, – ответил Филипп, хотя название этого бара упоминала Фло в разговоре на собрании анонимных алкоголиков.

– На Астопово, между Санта-Моникой и Мелроуз?

Филипп отрицательно покачал головой.

– Не ваш маршрут, сдается мне.

– Что за бар?

– А такой, что обслуживает после полуночи джентльменов определенного возраста, подыскивая им, э… компаньонов за, хм, определенную цену.

– Понимаю. Почему вы говорит мне об этом?

– Гектор Парадизо заходил туда по дороге домой с приема у Паулины Мендельсон.

– Я считал Гектора Парадизо большим поклонником дам, – сказал Филипп.

– Гектор Парадизо был такой же мужчина, как я – чернильница с розовыми чернилами, мистер Квиннелл, – сказал Уиллард.

– Откуда вы знаете, что он был в «Мисс Гарбо» в ту ночь? – спросил Филипп.

– Я сам был там той ночью, – сказал Уиллард. – Видел его. Даже разговаривал с ним. Джоэль Циркон, агент, что работает на Мону Берг, познакомил меня с ним.

– Почему вы уверены, что это было именно в ту ночь?

– Он был в смокинге. Был на приеме у Паулины Мендельсон. Сказал, что Паулина была одета в черный бархат и с жемчугом на шее и выглядела как Мадам X. на картине Сарджента.

– Гектор сказал так?

– Да.

– Вам?

– Мэннингу Эйнсдорфу.

– Кто такой Мэннинг Эйнсдорф?

– Владелец бара. Он тоже был на похоронах. Седые волосы, зачесанные на лоб, вспоминаете?

– Уиллард! – послышался голос из дома.

Уиллард, услышал голос, повернулся и посмотрел на дом. Затем наклонился к Филиппу и быстро зашептал:

– Гектор ушел около двух часов с блондином. Я видел его.

– Блондином? Как Дарлин?

– Светловолосым парнем, зовут его Лонни.

* * *

За исключением нескольких личных завещательных распоряжений, написанных от руки на голубой бумаге от «Смитсона» в Лондоне, Гектор Парадизо умер без завещания. «Типично для него», – сказал Жюль Мендельсон, раздраженно покачав головой, когда эта информация дошла до него. Все знали, что Гектор не был человеком дела. По личным завещательским распоряжениям, которые не были удостоверены ни нотариусом, ни свидетелями, он оставил все семейное серебро Камилле Ибери, китайский фарфор Паулине Мендельсон, свою собаку Астрид, названную в честь актрисы и звезды конькобежного спорта, с которой он был когда-то помолвлен, Роуз Кливеден, тысячу долларов Раймундо, его слуге. «Более фигового завещания я не видел», – сказал Жюль Симсу Лорду, адвокату, ведающему всеми делами Жюля, бросив листок голубой бумаги на письменный стол Симса. Не кто иной, как Паулина подсказала Жюлю, что будет хорошим жестом, если Симсу Лорду будет представлено право распорядиться имуществом Гектора и ускорить формальности, чтобы все было решено как можно быстрее.

Спустя несколько дней Симсу Лорду позвонила женщина, назвавшаяся Мерседес Сандоваль. Она произнесла имя «Мерзедес» с кастильским акцентом. Выполняя работу секретаря Гектора многие годы, она, в частности, писала приглашения на его приемы, оплачивала его счета, следила за его расходами. Мерседес сообщала Симсу Лорду, что чек, подписанный Гектором в ночь его смерти, был представлен к оплате на следующий день. Чек был выписан на имя человека, о котором Мерседес никогда не слышала. Звали его Лонни Эдж.

– Должна ли я переслать его полиции? – спросила Мерседес.

– Пошлите его мне, – сказал Симс Лорд. – Я решу, нужен ли он полиции.

– О, благодарю вас, мистер Лорд. Не знаю, что бы мы делали без вас.

Магнитофонная запись рассказа Фло. Кассета № 8.

«Не помню, замечала ли я это раньше, но сейчас, чем больше я думаю, обо всем, что случилось, тем больше прихожу к выводу, что Жюль начал стареть прямо на глазах. На него свалилась масса проблем, и все одновременно. Но я этого незнала. Я давила на него тоже, хотела, чтобы он купил мне дом, но только сейчас поняла, что совсем другие проблемы были у него на уме. Когда Жюль был молодым, он попал в переплет, еще в Чикаго, в 1953 году, я думаю. Не хочу чернить его память, хотя догадаться не трудно, что все равно она запятнана тем, как он умер, но это важная деталь моего рассказа. Была девушка, которую он привел в гостиницу. Я помню, он говорил «Рузвельт отель». Она не была проституткой или чем-то в этом роде, но она была из низшего класса. Он подцепил ее в баре. Вроде меня, вероятно. Главное, что ты должен понять в Жюле, так это то, что он был очень сексуальным мужчиной, хотя не выглядел таковым. Девушка испугалась его. У него был член, как у быка. Я тебе это уже рассказывала? Думаю, да. Как бы там ни было, девушка выбежала на балкон, он схватил ее за руку, чтобы вернуть в номер, и как-то так получилось, что он сломал ей руку, а она каким-то образом упала с балкона. Это дело замяли. Семья Жюля была вынуждена заплатить бешеные деньги. Позаботились и о семье девушки, взяли ее на содержание. Никакого дела в полиции незавели. Но об этом знал Арни Цвилман. И Арни Цвилман шантажировал Жюля.»

Несколько дней спустя Камилла Ибери спросила Паулину, нельзя ли пригласить Киппи сыграть несколько сетов в теннис в игре двое на двое. «Я рассказала Филиппу, что боковую подачу Киппи делает лучше всех», – сказала Камилла. Паулина сообщила, что Киппи вернулся во Францию, в лечебницу в Лионе, которую очень рекомендовал директор школы «Ле Росей» в Швейцарии, откуда Киппи дважды исключали, несмотря на то, что Жюль предложил построить новую библиотеку для школы в Гштаате. Паулина казалась спокойной, как всегда, и даже не напряглась при упоминании имени Киппи, и Камилла решила задать несколько вопросов о Киппи в перерывах между игрой в триктрак.

– Я думала, что он закончил лечение в Лионе, – сказала она.

– О нет. Он должен пробыть там, по крайней мере, еще три месяца. Это входит в программу, – сказала Паулина.

– Зачем же он приезжал домой? – спросила Камилла.

– Посетить дантиста. Он случайно сломал передний зуб. Подрался, я думаю, ведь он такой некоммуникабельный. Ты же знаешь его. И он наотрез отказался идти к этим французским дантистам, особенно в Лионе, и я не виню его. Доктор Шей всего за несколько приемов имплантировал ему новый зуб, ни за что не подумаешь, что это не его. Затем он уехал.

– Как у него дела?

– О, ты знаешь Киппи. Такой обаятельный. Блонделл ужасно его балует. Повариха обожает его, готовила ему картофельное пюре с рубленной курицей и всякие блюда, которые он мог есть без зуба. Дворецкий не знал, как угодить ему. Жюль и Киппи вечно не ладят. Так уж получилось. А я пыталась играть роль миротворца. – Она помолчала, потом добавила, – Но он ведет себя хорошо. Ему, кажется, не терпелось вернуться во Францию, для меня это сюрприз.

– Чем он собирается заниматься, когда выйдет из лечебницы? – спросила Камилла.

– Он подумывает открыть ресторан, можешь себе представить? Во всяком случае, таковы были его планы на этой неделе.

И они вернулись к игре в триктрак.

* * *

Неделю назад, в вечер приема у Мендельсонов, Киппи Петуорт позвонил матери, чтобы сообщить, что он вернулся в Лос-Анджелес. Эта новость была для нее полной неожиданностью. Паулина в этот момент слушала бывшего президента, сидевшего справа от нее и рассказывавшего длинный анекдот о перебранке его жены и жены советского лидера, который Паулина слышала уже несколько раз, когда к ней подошел дворецкий Дадли. Положив локти на стол и грациозно подперев подбородок одной рукой, она все внимание сосредоточила на своем госте, будто слушала его историю впервые, улыбалась и смеялась в подходящих местах рассказа. Она показала рукой дворецкому, чтобы он помолчал, пока бывший президент не дойдет до кульминации анекдота.