Фрейзер помолчал.

– Вы – Александр Уильям Макгилливрей, Вулф, – наконец ответил он.

Вулф резко повернулся к нему.

– Макгилливрей? А что случилось с Уолфордом Арчибальдом Греем?

И он обвел рукой комнату, в которой находились его учебники и школьные тетради. В его глазах читалось выражение боли.

Эйден поморщился.

– Если эта информация способна вас успокоить, то спешу сообщить, что ваши родители покоятся на кладбище Данличите. Это место захоронения Макгилливреев. Имя Уолфорд Арчибальд Грей было дано вам в возрасте трех лет. Родители тем самым пытались защитить вас, когда бежали в Бостон. Но, к сожалению, никакие меры безопасности не помогли вашей матушке сохранить свою жизнь.

Вулф отошел от окна и сел на кровать, внезапно почувствовав смертельную усталость. Закрыв глаза, он потер переносицу.

– Мои родители бежали в Бостон? Из-за Граймса? Я решил, что это он нашел нас в Бостоне и расправился с мамой.

– Тело вашей матушки было тайно доставлено сюда после смерти и похоронено на родовом кладбище. Ваш отец, как я уже говорил, погиб в Индии, но его тело тоже перевезли сюда и погребли рядом с женщиной, которую он любил всем сердцем. На кладбище предусмотрено место и для вас, Вулф, когда настанет ваш час. Но пока жив ваш дедушка…

– Вы не ответили на мой вопрос, Эйден, – не открывая глаз, промолвил Вулф.

– Ваш дедушка тяжело болен, – продолжал Фрейзер, как будто не слыша его, – он не может ни говорить, ни ходить. Но он вас узнает. Если он, не дай бог, умрет, вы возглавите клан Макгилливрей. – Фрейзер помолчал, давая возможность собеседнику переварить информацию, а затем снова заговорил: – Вам, конечно, нужно время, чтобы разобраться в сложившейся ситуации и привыкнуть к мысли, что вы наследник титула. Но вам пора потихоньку знакомиться с нашими законами и обязанностями главы клана.

Вулф медленно покачал головой. Все, что он услышал, казалось ему чуждым и ненужным.

– Вы не можете отказаться от роли лидера, – твердо заявил Фрейзер. – Вы нужны клану, Вулф.

Вулф открыл глаза и резко встал. У него было такое чувство, как будто его окатили холодной водой.

– Отведите меня на могилы родителей, Эйден, – попросил он.


Алана бесцельно бродила по дому в Бруклине. Пять дней она провела здесь одна. Ужасная погода навевала на нее тоску. Алана пыталась читать книги, но, полистав, откладывала их в сторону. Она перерыла письменный стол отца в библиотеке, но Вулф убрал из потайных отделений все подозрительное.

Алана смертельно скучала по Вулфу. Она была готова отдать все на свете за возможность прижаться щекой к его груди и почувствовать исходящее от него тепло. Алана не узнавала саму себя. Куда подевались ее хваленые уверенность и самообладание? Похоже, груз обстоятельств сломил ее.

Крышка старого сундука матери была постоянно открыта, и, проходя мимо него, Алана достала легкий шелковый шарф и зарылась в него лицом. Сейчас же в ее памяти проснулись воспоминания о Вулфе, о ночи любви. На глаза навернулись слезы.

– Господи, помоги мне, – прошептала она, опустившись на пол.

Устав от рыданий, Алана стала бесцельно рыться в сундуке. Доставая из него шарфики, она сортировала их по цвету. Когда она добралась до дна, ее рука наткнулась на какой-то продолговатый предмет. У нее перехватило дыхание.

– Да это же мой калейдоскоп! – радостно воскликнула она. – Значит, именно сюда его спрятала мама!

Алана прижала подарок Вулфа к груди.

– Что еще могла спрятать здесь от меня эта злая женщина? – пробормотала она.

Отложив калейдоскоп в сторону, Алана обшарила дно сундука и нашла плоскую шкатулку, обтянутую зеленой кожей с золотым тиснением. Она была заперта на замочек.

– Черт возьми, мама…

Алана вскочила и метнулась в кабинет отца. Схватив с письменного стола нож для вскрытия писем, она быстро вернулась. Через пару секунд замочек был открыт.

В шкатулке лежал сложенный, обугленный по краям лист бумаги. Судя по всему, его кто-то пытался сжечь. Алана развернула листок и попыталась разобрать написанные убористым почерком строчки. Это было свидетельство о рождении младенца мужского пола. Однако кроме даты появления на свет малыша и части фамилии «Мало…», она ничего не смогла прочитать. Все остальное уничтожил огонь.

Значит, Малоуны были родителями мальчика. Дрожащими пальцами Алана отложила документ в сторону и достала из шкатулки круглую брошь. Но заметив, что крошечные цветы и кружева на ней были сплетены из золотистых человеческих волос, отшвырнула брошь, как раскаленный уголь.

В шкатулке на изумрудном бархате лежала еще одна брошь, похожая на первую. Но цветы на ней были сплетены из более темных волос. Несмотря на то, что изготавливать подобные траурные украшения из волос умерших любимых людей было традицией, данью их памяти, броши вызвали у Аланы глубокое отвращение. Ей было противно прикасаться к ним. Стараясь не смотреть на них, Алана достала из шкатулки маленькую коробочку и открыла крышку.

– О боже! – воскликнула она и, зажмурившись на мгновение, закрыла коробочку.

Алана быстро сложила все вещи в шкатулку и закрыла ее, а затем продолжила исследовать дно сундука. Когда она нажала на нижнюю стенку, та подалась.

– Я так и знала, что здесь двойное дно!

Помогая себе ножом для вскрытия писем, она открыла тайник и достала его содержимое. Положив все найденное в дорожную сумку, Алана, не медля ни минуты, покинула дом и выехала на ферму Старого Китайца.


– Я нашла это в старом сундуке матери в Бруклине, – заявила Алана, размахивая калейдоскопом. – В том самом, где она хранила шарфы.

Старый Китаец кивнул.

– Понятно.

– И это тоже, – добавила Алана, показав ему шкатулку, обтянутую зеленой кожей. – Вы знаете, что лежит в ней?

Старый Китаец покачал головой. Алана открыла шкатулку, и наставник увидел броши с цветами, сплетенными из волос. Вздохнув, он закрыл глаза.

– В шкатулке также лежало свидетельство о рождении. – Она достала документ из сумки и протянула наставнику. – Кто этот мальчик?

Ее голос сорвался от волнения.

– Алана…

Старый Китаец протянул к ней руку. Но она отпрянула от него.

– Это еще не все! – воскликнула Алана и, открыв маленькую коробочку, сунула ее под нос китайцу.

– О! – вырвалось у него. Он на мгновение закрыл глаза и начал раскачиваться из стороны в сторону. – Мне так жаль, что тебе пришлось узнать об этом.

Алана достала из коробочки миниатюру.

– Кто этот мальчик? – спросила она.

Старый Китаец ничего не ответил. Алану охватила паника.

– Скажите мне, ради бога, правду! На этой миниатюре изображен Вулф? Он, как и Уинстон, мой брат?

– Алана…

Она упала на пол у ног наставника и забилась в рыданиях. Старый Китаец опустился на колени и обнял ее, пытаясь утешить.

– Алана, прекрати, остановись…

Она подняла голову, по ее щекам текли слезы.

– Вот почему у меня такие же ярко-синие глаза, как у Вулфа, да? Мы унаследовали их от отца? О боже… – причитала Алана.

Старый Китаец вгляделся в ее мокрое от слез лицо.

– Ты что-то пытаешься сказать мне, Алана?

– Да, я ношу под сердцем ребенка Вулфа, – всхлипнув, призналась она. – Господи, я беременна от него!

Старый Китаец по-отечески погладил ее по голове.

– О нет, дитя мое, нет, – промолвил он. – Вулф не приходится тебе братом.

Вздохнув, он отвернулся к окну.

– Вы уверены?

Старый Китаец вытащил из кармана носовой платок, вытер слезы с лица Аланы, а затем дал ей высморкаться в него.

– Совершенно уверен. Видишь ли, я знаю Вулфа очень давно.

Алана поймала взгляд наставника и вгляделась в его глаза.

– Расскажите мне все, что вам известно. Мне нужно это знать!

Старый Китаец выпустил ее из объятий и встал.

– Возвращайся в Бостон и собери вещи втайне от родителей. Я отвезу тебя к Вулфу, – сказал он.

Глава 23

Вулф не знал, как долго он сидел у пруда, наблюдая за лебедями, скользившими по водной глади. Он намеревался встретиться со своим дедом. Но ему нужно было время, чтобы привыкнуть к пьянящей мысли, что у него есть семья. Он старался держаться подальше от любопытных членов кланов, пришедших взглянуть на нового главу. В их присутствии Вулф чувствовал себя скованно. И неудивительно! Большую часть жизни Вулф прожил один, не подозревая, что у него так много родственников! А теперь Вулф с трудом мог запомнить их по именам.

Он провел три печальных дня в Данличити, скорбя на могилах родителей. Дул холодный ветер, швырявший в него пригоршни дождя и срывавший с него шляпу, струйки ледяной воды текли Вулфу за ворот. Снова и снова он читал имена, высеченные на граните: «Гленда Мэри и Уильям Дункан», и пытался унять тоску.

Никто не объяснил ему (хотя Вулф подозревал, что Эйден Фрейзер знал правду), почему его родители бежали из Шотландии. Эту тайну хранил дедушка, но он потерял способность говорить.

Вулф встал, стряхнул пыль с брюк и направился к замку. Нельзя больше откладывать встречу с дедом.

Подойдя к изножью кровати, на которой лежал больной дед, Вулф внутренне содрогнулся. В жалком старике с выцветшими глазами было трудно узнать гордого красивого шотландца с горящим взглядом, портрет которого висел в галерее замка.

Вулф усилием воли заставил себя не отводить взгляд от впалых щек и костлявых пальцев, которые хватали воздух в жалкой попытке взять за руку блудного внука. Руки старика, некогда достаточно сильные для того, чтобы орудовать шестифутовым мечом, теперь были худыми и жалкими. Кожа на них обвисла. Комок подступил к горлу Вулфа. Беззубый рот деда беззвучно зашевелился. Больной пытался что-то сказать, но у него ничего не получалось.