Я проснулась в холодном поту, хотя сон был самым обычным, а единственным кошмаром в нем был Серж. Я давно о нем не вспоминала, а если и вспоминала, то только как о враге, как о преступнике, который лишь по недоразумению избежал наказания. «Не дай мне бог сойти с ума. Нет, легче посох и сума...» – снова мелькнули в голове пушкинские строчки. Мельников сошел с ума, он в психиатрическом заведении закрытого типа. Нет, он наказан, он вдвойне наказан! И в первый раз нечто похожее на жалость коснулось меня.

На следующий день, вечером, телефонный звонок нарушил мое мирное уединение. Это был Алексей.

– Я же говорила... – лениво начала я, намереваясь по всем правилам снова поставить его на место, но он не дал мне закончить фразу:

– Погоди, не клади трубку – я по делу!

– По какому делу? – удивилась я.

– Я провел свое собственное расследование. Не до конца, конечно, в этом деле есть кое-какие неясности.

– Какое еще расследование?! – возмутилась я.

– Я знаю, что Дмитрия Полякова убил твой бывший одноклассник, некий Мельников, перенесший тяжелое осложнение после болезни, не вполне вменяемый...

Вчерашний сон моментально всплыл у меня в памяти, я опять похолодела – прошлое возвращалось.

– Ну и что? – прошептала я, едва шевеля немеющими губами. – Зачем ты копаешься в этом деле, все и так ясно... Он убил, и теперь уже ничего не изменишь...

– Я ведь еще раз был на кладбище в тот же день. И встретил там бывшего коллегу Полякова – такого высокого, с длинным носом...

– Девяткина? Что он там делал? – Я была словно в тумане.

– То же, что и ты. Очень сентиментальный мужчина – плакал настоящими слезами...

– Леша, а ты-то что там делал? Зачем ты туда отправился, какое еще расследование на кладбище? Мертвые не дают показаний!

– Не дают. Но видишь же – встретил Девяткина, совершенно случайно, и мы разговорились. Я узнал о том, что произошло в прошлом сентябре. Таня, это было убийство! – с таким ужасом произнес мой собеседник на другом конце провода, что я даже улыбнулась.

– Да, убийство. И дело уже давно закрыто, всем все ясно.

– Но я хочу расследовать до конца, ведь убийство...

– Милый мой, тебе захотелось поиграть в детектива? Ничего не получится, все просто, очень просто...

– Убийство из ревности?

– Да, да!

– Насколько я понял, Мельников был влюблен в кого-то другого, тоже в бывшую одноклассницу. Поляков тут совершенно ни при чем!

– Влюблен в прошлом, влюблен в юности! Тебя неточно информировали, Шерлок Холмс несчастный! – крикнула я. Мне совсем не хотелось говорить ему о Шурочке, о своей школьной любви – никакого смысла в этом не было.

– Просто так убить не могут даже психи, даже из ревности, – упрямо произнес Алексей. – Я тебе еще не все рассказал – недавно мне удалось встретиться со следователем, который вел то дело. Он сказал, что, вероятно, кто-то подтолкнул Мельникова к агрессивным действиям, так-то он был вполне тихим...

– О боже... – прошептала я. – Ты действительно не все знаешь! Но я не могу, не хочу...

– Таня, успокойся, я, кажется, встревожил тебя... Понимаешь, никто не собирался копаться в обстоятельствах этого дела, потому что на первый взгляд все казалось очевидным и понятным. Но я так не думаю. Следователь сказал, что уже никто не разберется, что там такое случилось, да и доказать, что Мельников был оружием в чьих-то руках, невозможно. В общем, ты представляешь нашу систему правосудия...

Я бросила трубку и в отчаянии сжала виски. Воспоминания о прошлом охватили меня с небывалой силой, как будто все произошло только вчера... И зачем только Алексей появился в моей жизни, зачем ему понадобилось затевать какое-то дурацкое расследование, от которого не было никакого толка! Может быть, судьбе понадобилось корить меня за мое легкомыслие до самой смерти? «Дмитрий Поляков» – сказал он, и так странно прозвучало имя Мити в его устах. Он не имел права произносить его!

Поздние майские сумерки тихо опускались на город, но боль продолжала терзать меня. Муки совести, раскаяние становились все сильнее, я поняла, что не переживу эту ночь.

Я подошла к окну, распахнула занавески, посмотрела на улицу. В соседнем доме на пятом этаже горели окна, кто-то ходил по комнатам, но я не могла разобрать – кто.

– Пожалуйста! – умоляюще прошептала я, глядя на те окна. – Оставь меня. Пожалуйста...

У меня был телефон Алексея, я набрала его номер, потом положила трубку. Шурочка, Девяткин, Серж вертелись у меня перед глазами, в ушах раздавались обрывки каких-то фраз. Почему? Ведь все давно кончено...

Я накинула на себя плащ и торопливо вышла во двор. Пространство между домами было пусто, у обочин стояли машины, откуда-то из подворотни раздавалось бренчание гитары, было уже совсем темно.

Внезапно хлопнула дверь, и из подъезда напротив выскочил Алексей.

– Таня!

При свете фонаря я увидела его лицо, что-то сжалось у меня внутри.

– О нет, я тебя прошу...

Чем ближе он подходил, тем меньше у меня оставалось сил. Я закрыла глаза и почувствовала, как его руки медленно обнимают меня, и тоже изо всех сил обхватила его, словно он был той соломинкой, благодаря которой мне суждено спастись. Он был единственным человеком, который чувствовал мою боль.

– Я люблю тебя так, как никого еще не любил, – сказал он. – Вот увидишь – я найду того человека, который внушил Мельникову мысль об убийстве.

Я оторвалась от него и, глядя ему прямо в глаза, произнесла:

– Не ищи. Это я... я подтолкнула Мельникова – сказала ему, что только смерть разлучит нас с Митей. И он своей бедной, больной головой воспринял мои слова как руководство к действию.

– Что?

– Это я во всем виновата, я заварила такую чудовищную кашу!

– Неправда! – удивленно воскликнул он. – Ты напрасно казнишь себя...

– Хорошо, я тебе расскажу, – спокойно произнесла я. – Сейчас, здесь. – Мы сели на какие-трубы, сваленные возле моего дома, и я начала: – Я очень любила Сережу Мельникова в юности, часто вспоминала его, и когда встретила прошлой весной, то что-то такое со мной произошло... Я не знаю, как это объяснить, ведь у меня уже был Митя. Я не знала, что Мельников не вполне нормален, я помнила его милым умненьким мальчиком, мечтающим о дипломатической карьере. Я даже не подозревала, что бывают такие болезни, после которых... Он подумал, что я до сих пор люблю его и что Митя является досадной помехой, которую надо устранить. Мельников спросил: «Ты меня любишь?» – я ответила: «Да», – он сделал мне предложение, на которое я ответила согласием, сама не знаю почему – на меня на миг нашло какое-то помрачение, хотя к тому времени я уже поняла, что ничего уже не осталось от школьной любви... Ты понимаешь?

– Нет, – растерянно ответил мой собеседник. – Очень мало что понимаю. Зачем же ты согласилась выйти за него?

– Да помрачение! Наваждение, сон – словом, то, что иногда происходит со всеми людьми! Что и с тобой было.

– Я живу в самом сладком сне на свете...

– Ах, Леша, оставь ты эти сантименты, не до того сейчас. Так вот, наваждение прошло, я попыталась разорвать отношения с Мельниковым, тем более что он действительно был каким-то странным. Но он подумал, что во всем виноват Митя, что он не отпускает меня. Я уже говорила, что по дури, по незнанию обронила ту эффектную фразу про смерть, а бедный Мельников воспринял все буквально...

– И что, он пошел и убил?

– Да, – просто ответила я.

– А та, другая девушка, о которой упоминалось...

– Шурочка? Шурочка просто несчастная женщина с несложившейся личной жизнью, у нее свои проблемы... У нее был роман с Мельниковым в школьные годы, но потом, после болезни, она бросила его. Теперь ты понимаешь, что настоящая преступница сидит перед тобой?

Леша молча прижал меня к себе.

– Ты понимаешь, какие подлые, глупые женщины существуют на свете?

Вместо ответа он вдруг приблизил свое лицо и поцеловал меня, на несколько секунд я как будто потеряла сознание.

– Господи! – сказала я с ужасом. – Что же ты делаешь, Леша? Как ты можешь со мной, после всего того, что я тебе только что рассказала...

– Вопрос только в одном, – весело заявил он. – Вопрос только в одном – неприятен я тебе или нет?

– Нет, да... я об этом не думала. Я не знаю!

– Тогда надо еще раз повторить попытку.

Он опять обнял меня, и от следующего поцелуя я едва не умерла. Потому что мне показалось, будто я опять предаю Митю, и потому что не хотела, чтобы поцелуй этот закончился.

– Нет, я не могу! – сказала я, отталкивая от себя Алексея. – Ты очень славный, но...

– Но почему? – Он продолжал тянуться ко мне.

– Не могу! – в отчаянии воскликнула я.

– Неужели до сих пор чувство вины...

– До сих пор? – рассмеялась я. – Леша, голубчик, оно – навсегда!

– Я так и думал! – с досадой бросил он. – Я так и думал, что ты специально отгородилась от всего мира, чтобы заниматься самоедством. Ты настоящая извращенка!

– Что-о?

– Извращенка ты! Я же тебе нравлюсь, ты отвечаешь на мои поцелуи, тебе просто смерть как хочется отдаться мне, вот здесь, прямо на этих трубах...

Особо раздумывать я не собиралась – размахнувшись, от души я влепила ему пощечину. Я не хотела, чтобы его слова были правдой!

– Никогда, никогда больше...

– Послушай, ведь ты не можешь всю жизнь ходить в трауре и корить себя за то, что в юности была влюблена в какого-то психа...

– В юности он не был психом!

– Да плевать... Что плохого в том, что ты хочешь вновь любить? Ты живая, ты из плоти и крови, и твоя душа...

– Не надо про мою душу!

– Ты боишься! Ты сама себе боишься признаться, что тебе приятно, когда я...

– Все, хватит, не хочу тебя слушать! – Я вскочила и бросилась прочь, мысленно давая себе слово, что больше не позволю ему приблизиться к себе.

– Таня, стой! – Он бежал за мной.