Накануне ее выписки Роман поехал к Карташову домой. Зачем поехал? Какое-то необъяснимое желание посмотреть этому человеку в глаза неотступно преследовало Романа… Ему хотелось увидеть лицо своего соперника. Необоримое, даже страстное, почти мистическое желание…

Дом, в котором проживал Карташов, – новенькая с еще чистеньким, идеально свежим фасадом высотка. Вокруг – забор, просто так внутрь не пройти, за забором – детская площадка; газоны, уже расчищенные от остатков снега и засыпанные свежим черноземом; лавочки и аккуратные дорожки.

Роман сделал вокруг дома несколько кругов, вглядываясь в окна. Занятие бесполезное, конечно, и бессмысленное – кого там разглядишь издалека за мощными стеклопакетами? Поди угадай, за каким именно из них прячется Карташов. Да и дома ли он сейчас вообще? Может, уехал куда на время… Но Романа буквально тянуло к этому месту.

Роман остановился у ворот, глядя на веселого черного пуделя, который весело прыгал по дорожкам вслед за пожилой дамой, вероятно его хозяйкой.

Время от времени из ворот дома кто-то выходил, иногда входили вовнутрь – как раз в нескольких метрах от Романа. Каждого прохожего мужского пола Роман разглядывал с тревожным вниманием – а вдруг Карташов? Но умом понимал – вряд ли вот так, легко и быстро, чудом практически, удастся столкнуться со своим соперником. Подобные «случайные» встречи возможны лишь в кино. Чтобы встретиться с Карташовым лицом к лицу, логичнее было бы попытаться пройти за кем-то из жильцов следом, а уже зайдя в подъезд, навешать лапшу на уши консьержке и подобраться к той самой двери, за которой живет Карташов, но… зачем?

Алиса права – мордобоем и смертоубийством тут ничего не решить. От этого человека должны отвернуться все окружающие, он должен потерять свою репутацию, свою профессию… потерять все! Карташов не имеет права лечить людей, он – зло.

Роман глубоко вздохнул. «Надо идти, и чего я тут торчу, бессмысленное занятие!»

Рядом остановилось такси, из него вышел водитель и закурил неподалеку.

– Везете? – спросил Роман.

– Нет, сейчас не могу. Клиента жду…

– Понятно, – Роман достал телефон, собираясь вызвать другое такси. И в этот момент заметил мужчину, идущего по двору к воротам.

Невысокий, плотный, с широкими плечами и короткой шеей, с круглой головой… Коротко стриженные густые черные волосы, растущие торчком, напоминали шлем. Мужчина нес на плечах несколько спортивных сумок и еще катил за собой огромный чемодан.

Роман не сразу увидел лицо этого человека, поскольку тот энергично и тяжело шагал вперед, опустив голову вниз, словно проседая от тяжести груза. А потом вдруг вскинул голову, и Роман узнал его. Это был Анатолий Карташов собственной персоной. Эту физиономию Роман уже хорошо успел изучить по тем многочисленным фото, что были раскиданы в Интернете, под статьями и интервью с известным гипнотизером.

Судя по всему, Карташов тоже узнал Романа, поскольку скривился, и его и без того грубое, какое-то крестьянское лицо, словно вытесанное топором (бугристые скулы, нос картошкой, выпуклый лоб с тяжелыми надбровными дугами), превратилось совсем уж в карикатуру… Получается, они оба следили друг за другом в Сети.

– Узнал? – спокойно спросил Роман.

– Узнал, – остановился Карташов. Поморщившись, опустил с плеч тяжелые сумки.

– Драпаешь, значит? Струсил…

– А ты следишь за мной, выходит.

– Как иначе? Ты же убийца.

– Я никого не убивал. И потише с обвинениями…

– Ты пытался убить Алису, это факт.

– Не докажешь.

– Почему, докажу.

– Ой, ну перестань. Все равно ничего не вый-дет. И ничего мне не будет. Нет трупа, нет преступления. А попытку – поди докажи. Алиса жива-здорова, насколько я знаю?

– Значит, сознаешься, что ты пытался ее убить?

– Ой, перестань, – усмехнулся Карташов. – Диктофончик, поди, в рукаве прячешь?

– Я тебя иначе уничтожу… – спокойно ответил Роман.

– Кишка тонка.

– А куда тогда сбегаешь, а?

– С чего ты взял, что я сбегаю? Может, я вещи перевожу на дачу? Может, я в отпуск собрался?

– Ты дал подписку о невыезде.

– А я и не собирался Москву покидать! – оскалился Карташов. – Ты что, думаешь, у меня тут одна квартира? Какое тебе дело до меня, вообще?

– Эй, едем или как? – лениво крикнул водитель, уже успевший сесть в свое такси.

– Да погоди ты, все равно по счетчику платить! – с раздражением крикнул в ответ Карташов и опять повернулся к Роману.

И в этот самый момент Роман его понял. Он ведь, оказывается, сюда именно за этим отправился, если подумать. Роман хотел понять, что это за человек такой, Карташов. Что им двигало, когда он Алису столкнул с моста… Почему он столько лет молчал и не мог рассказать Алисе о своих чувствах? Сума-сшедший ли тот или вполне вменяемый? И вообще, как это можно любить столько лет и молчать, а потом, обезумев от ревности, пытаться убить любовь всей своей жизни…

Только поняв своего противника, можно найти оружие, которым и уничтожишь его.

– Мы ведь совсем мало с Алисой друг друга знали, когда решили пожениться, – сказал Роман. – И ты, наверное, в шоке был, когда узнал, что Алиса замуж выходит. «Как, подумал ты, по сути, за первого встречного? А меня, такого хорошего, она даже не замечала, столько лет в упор не видела… Алиса не видела во мне мужчину?!»

Карташов стиснул зубы и неподвижными, широко открытыми глазами уставился на Романа, словно желая прожечь в нем взглядом дыру.

– Да ты просто никто! Все, что у тебя есть, – благодаря Алисе. Ты ведь всегда хотел произвести на нее впечатление? А не вышло. Она тебя так и не заметила, Толик. Все твои таланты. И тогда ты на нее разозлился… Она все, все мне рассказала о том последнем разговоре с тобой на мосту. Ты показал себя полным ничтожеством, неспособным даже любить.

– Это неправда… – сквозь зубы выдавил из себя Карташов. – Плевал я на Алису.

– Да ты даже в любви ей толком не смог признаться, так стремно стало, что даже с моста ее скинул… Ведь ты прекрасно знал, что она не умеет плавать и боится воды, и понял, что это хороший способ избавиться от нее… Ты ведь поклонник радикальных методов, не правда ли, Толик?

На Карташова было страшно смотреть – лицо его неуловимо и ежесекундно менялось, словно внутри этого человека шла какая-то ожесточенная борьба.

– Уметь любить – это ведь не бог весть какой дар… Даже самым простым людям он дан. А тебе – нет. Тебя судьба обделила. Ты даже своих чувств не смог выразить, Толик.

Карташов дышал тяжело, раздувая ноздри. Потом просипел все ту же фразу:

– Плевал я на Алису.

– Ты же сам себе противоречишь, своим знаниям и своему врачебному опыту. Пытаешься умалить свою проблему, не замечать ее? Это не выход, ты же знаешь… как психотерапевт.

– Она тебя не любит…

– Это тебя она не любит. Ты всегда вызывал в ней брезгливость, а знаешь почему? Потому что она всегда чувствовала эту ущербность в тебе… Ты инвалид, только душевный. У одних людей нет ноги или руки, а у тебя нет целого куска души, который отвечает за чувства, – вкрадчиво, негромко, но звучно, одним из лучших своих голосов актера дубляжа произнес Роман.

– Ты сам ничтожество… Тоже мне, нашел достоинство – охмурить женщину, заставить ее вый-ти за себя замуж… – просипел Карташов. – Всю жизнь козлом скакал по чужим огородам… я всё-о-о о тебе знаю, гражданин Катаев. Ты и ее тоже бросишь, ты, старый холостяк, который не привык себе ни в чем отказывать. Думаешь, нашел себе пожизненную сиделку и можно голову ей дурить? Да, ты прав, Алиса мне очень дорога. Да, я люблю ее… Хотя нет такого слова, которое могло бы описать мои чувства к ней… Да что ты знаешь о душе вообще? Вся моя душа принадлежит ей, я всю жизнь одну ее любил и до самой смерти буду любить!

– Опа… а записано все на диктофончик, ты прав, – расхохотался Роман, подняв вверх руку со своим телефоном. – Как это мило. Не знаю, сгодится ли для суда, а вот людям будет интересно…

Карташов побледнел. Потом тоже расхохотался:

– А пускай. Люди мне будут сочувствовать, а не тебе.

– А мне плевать на людей. И на тебя тоже плевать. Мне одна Алиса дорога и ее репутация. Ты хотел из нее самоубийцу сделать, ненормальную депрессивную тетку? А нет, не вышло. Я докажу всем, что она не такая. А ты – гад, и ты ее подставил и зря тут всем про любовь свою неземную втираешь. Любил бы – не подставлял бы ее.

Карташов, сжав кулаки, шагнул к Роману, но споткнулся о собственные сумки и полетел вперед, ударился грудью и лицом о грязный асфальт.

– Тьфу на тебя, – брезгливо произнес Роман и пошел прочь. Ему и в самом деле удалось записать весь этот разговор на диктофон. Как-то само получилось.

* * *

Весна – ранняя, стремительная – обрушилась на город. Таяли сугробы, текло с крыш, повсюду стояли лужи… Алиса, покинувшая больницу, была ошеломлена переменами, произошедшими за это время вокруг.

Вот только что было темно и холодно, и вдруг – глаза слепит нестерпимо яркое солнце. И ветер этот весенний кружит голову, бросается с разбегу в лицо, и пахнет… пахнет как будто морем?

Алиса так и сказала Роману, который шел с ней по дорожке, ведущей от больничного корпуса к оживленной улице:

– Пахнет морем.

– Морем? – удивленно засмеялся муж. – Здесь, в Москве? В центре?

– Ага. Что-то такое… – Алиса сделала неопределенный жест рукой и сама засмеялась.

– А ты там была когда-нибудь? В тех прекрасных южных краях?

– Давно. В детстве, с родителями. Но я почти не помню…

– А с Максом ты разве не ездила на море?

– Нет, – с печальной грустью призналась Алиса. – Покупала ему путевки. Самые хорошие, дорогие. Туда, где за ребенка не страшно. А все равно страшно было… Я ему каждый день в лагерь звонила, по нескольку раз… Не утонул ли. Брр, ужас. Глупо, да?

– Почему? Ты моря боялась, не любила, но понимала, что лишать сына всех этих летних приключений нельзя. Так что вполне разумно.