Но ни Роман, ни Максим ни разу не исправили их, не внесли уточнения, что они вовсе не кровные родственники, а пасынок и отчим. Смысл поправлять окружающих? Какая разница… Все меркнет, все теряется – слова, названия, избыточные определения – перед общей для семьи бедой.

В один из этих долгих, тягостных дней Алисиного забытья Роман и Максим сидели рядом в больничном буфете, тихонько переговариваясь между собой:

– …Ты понимаешь, мне этот Карташов сразу каким-то гнилым типом показался. Ну какое его дело, кто из знакомых замуж выходит!

– Дядя Толик, он такой… – мрачно согласился Максим. – Высокомерный. Со мной никогда не здоровался. Я для него и не человек был.

– Я который раз прошу следователя: заключите его под стражу, а тот – нет оснований, нет оснований. Но ничего, я теперь адрес Карташова узнал, сам найду. Мне надо с ним поговорить, он явно темнит…

– Я с тобой, – быстро, не задумываясь, произнес Максим. – Я тоже с ним хочу поговорить.

– Макс, твоя мать меня убьет, если узнает, что я тебя в это дело втянул.

– Откуда же она узнает! – вдруг с отчаянием, даже с досадливым недоумением пробормотал Максим, отодвинул от себя стакан с недопитым кофе. Юноша покраснел, глаза у него заблестели. На миг Роман даже забыл о себе – так ему стало жалко пасынка. Но Максим сумел справиться с собой, продолжил: – Я дядю Толика никогда не понимал. Меня, знаешь, в детстве иногда спрашивали, всякие дяди-тети, соседи и прочие: «Ну а что твоя мама замуж не собирается? Вон Анатолий Георгиевич за ней вроде ухаживает». А как ухаживает, он с ней все время как старший с младшей общался, это правда. Так… так любящие люди себя не ведут.

– Мальчики… вот вы где! – В буфет заглянула Вика, полная добродушная медсестра. – Бегом! Она пришла в себя… Ваша мама. Вот только что. Я же говорила, все хорошо будет, все хорошо…

Роман с Максимом, забыв обо всем, даже не убрав со стола, бросились вслед за Викой.

Но сразу к Алисе их не пустили – ее осматривал лечащий врач. Потянулись минуты томительного ожидания… Наконец врач вышел в коридор, довольно потирая руки:

– Ну что, поздравляю… Ваша мама в сознании, двигается, говорит. Пока явных нарушений не обнаружено. Будем, конечно, наблюдать. Сегодня ее еще здесь подержим, а завтра, наверное, в общую терапию переведем. Да идите, идите к ней, уже можно!

«Опять «ваша мама», – подумал Роман. – Это Максу она мама, а мне… Хотя это они все о ролях в семье. Я, получается, папа, а Максим – сын. Сын… Ох, Господи, сын у меня откуда-то взялся, уже взрослый парень…»

Алиса лежала, все еще в капельницах и проводах, но без маски и с открытыми глазами. Повернула голову, слабо улыбнулась.

– Мама… – первым бросился к ней Максим.

– Тихо, тихо… Осторожнее! – перехватила его Вика. – Не тормоши свою маму. И спокойно себя веди. Ладно, вы тут общайтесь, я в коридоре, рядом, если что.

– Мама…

– Ну ты нас напугала, – пробормотал Роман, подойдя к кровати, на которой лежала Алиса. Опустился на пол рядом, уткнулся лбом в матрас. – Ты даже не представляешь…

– Мамочка!

– Все хорошо, – едва слышно прошелестела Алиса. – Все хорошо.

Роман поднял голову, улыбнулся. Осторожно поцеловал ее пальцы – выше из руки жены торчала капельница.

– Мама, как же я соскучился, мама!

У Алисы вдруг задрожали губы, из уголков глаз потекли слезы.

– Ты только не волнуйся, сама говоришь, все хорошо, – строго произнес Роман.

– Откуда ты здесь, Рыжик?..

– Это я его вызвал. Так надо.

– Я так рада… Рыжик мой! – Она положила ладонь на рыжую макушку сына. – Ты здесь. Вы здесь…

– Алиса, ты помнишь, что произошло?

– Мне доктор сейчас сказал, что это ты меня из реки вытащил. – Алиса протянула другую руку Роману. – Как же так, как ты… – Она не договорила, заморгала, видимо, пытаясь справиться со слезами, опять набежавшими на глаза.

– Мам, ты помнишь, что произошло? Почему ты в воде оказалась?

– Помню, – прошелестела Алиса. Всхлипнула, успокоилась. – Рома, а вот как ты там оказался, на набережной? Как ты догадался?

– Вы в прошлый раз там с Карташовым были, и в этот раз, думаю… Ну а что, других вариантов у меня не было. Карташов говорит, что вы с ним поссорились, и он уехал, а ты там одна на мосту осталась. Все думают, с подачи Карташова, что ты сама в реку… – Роман не договорил. Ему вдруг стало не по себе: а вдруг и правда сама? «Ну и что! Ну и что! Что это меняет! – мелькнуло у него в голове. – Я теперь на нее обидеться должен – ах, дорогая я не сделал тебя счастливой, какая черная неблагодарность с твоей стороны… Даже если она сама в реку бросилась, все равно это ничего не меняет, и я тоже ответственен за то, что не сумел сделать ее счастливой!»

– Сама?! – ахнула Алиса. – Так это он… Это он.

– Он? Мам, он?!

– Да, – с каким-то странным, детским недоумением произнесла Алиса. – Он меня толкнул туда.

«ОН! – Романа словно кто-то в грудь толкнул. – ОН!!!»

Роман обернулся и посмотрел на Максима. И в лице пасынка, как в зеркале, увидел себя. Свой гнев и ярость. Желание отомстить. Убить.

– Мне это не нравится… – простонала Алиса, сморщилась, заерзала под простыней. – Дайте слово. Дайте мне слово! Я умираю, дай своей умирающей матери слово. Ромочка, и ты дай слово…

– Ма-ам!

– Дайте слово! – с яростью произнесла Алиса. – Не хватало еще, чтобы вы из-за этого негодяя пострадали! Только закон, только по закону…

– Ма-ам-а-а… Но он же тебя убить хотел!

– А мы по закону. – Роман положил руку на плечо пасынку. – Мы этого Карташова в тюрьму посадим. А ты что подумала, Алиса? Ну что за глупости…

– Тогда дайте слово! Рома, я не хочу… Чтобы ты и чтобы мой мальчик…

– Да мы даем тебе слово, даем слово!

– Мам, честное слово, только успокойся!

– Ты не переживай, я сейчас следователю позвоню, скажу, что ты пришла в себя, все рассказала. Пусть следователь разбирается, мы же не на Диком Западе, в самом деле.

– Хорошо, – мгновенно успокоилась Алиса, вытянулась. – Странный он. Анатолий. Я даже не ожидала. Всегда считала его другом. А тут он мне заявил, что всю жизнь любил меня. И всегда меня… преследовал, получается. Ну да! – растерянно, глядя в потолок, произнесла она. – Я в мединститут, и он в тот же мед, я в эту поликлинику, и он… И вот еще что, вспомнила, да! Отец Толика, покойный, шутил… давно-давно, в детстве было… что Толик себе будущее порушил, когда заставил родителей в мою школу его записать. Его ведь сначала в какую-то элитную гимназию устроили, а он воспротивился… Толика потом в мою школу, в обычную, перевели. Так, значит, это не шутка. Всю жизнь за мной бегал следом… И молчал. А потом признался во всем, и тут же с моста столкнул. Рассказал о своей любви и попытался убить после этого. Он с ума сошел, верно? Вернее, всегда был таким… странным.

Роман молчал, пытаясь осознать то, что сказала жена. Максим тоже потрясенно молчал.

– Ну как, пообщались? Ну и слава богу! – В палату стремительно ворвался лечащий врач. – А теперь все, все, дайте человеку отдохнуть… До завтра, до завтра, друзья мои!

…Роман и Максим вместе вышли на улицу.

Светило солнце. С сосулек, приросших к карнизу первого этажа, капала вода. Пахло сыростью, землей, и на дорожки тоже натекла вода – с газона, на котором еще лежал рыхлый, словно обуглившийся снег.

– А ведь сегодня уже пятое марта, – вспомнил Роман. – Весна!

– Весна…

– Алиса в себя пришла. И все наладится. А я это так не оставлю.

– Я тоже…

– Не надо «тоже», ты видишь, как она бесится! Она же из-за тебя переживает… Я все сделаю! Упеку этого Карташова куда надо. Если бы меня не было, я знаю – ты бы это сделал сам.

Они пошли вдвоем по длинной дорожке к выходу.

– Я в этом не разбираюсь, но, мне кажется, посадить Карташова будет сложно, – с тоской произнес Максим. – Доказать сложно. Конечно, мамины слова много значат, но… Там же все против нее. Ну, не против, конечно, а больше Карташову верят, а не ей. И прямых доказательств тоже нет…

– Надо предложить ему пройти полиграф. Только Карташов, я уверен, струсит, не пойдет… Но это и будет косвенным доказательством его вины, кстати. Отказался от проверки – значит, есть что скрывать.

– Да! – сжал кулаки Максим. – И он же, Карташов, звезда… Он себя звездой считает, как я понимаю. Маг и волшебник. Целитель. У него поклонницы – из этих, которые худеют, у него репутация. И правда, надо это… разрушить.

– Как?

– Ну как, рассказать в Сети…

– Мало рассказать, за клевету привлекут! Погоди, я знаю, – сказал Роман. – Ведь это же все в архивах где-то есть, все эти сведения, с датами… Сканы документов надо сделать. Алиса, допустим, такого-то числа документы в институт подала, а Карташов – позже. Алису в ее поликлинику тогда-то на работу приняли, а его – позже. Сами числа будут против него. Он ее преследовал… Он ей пытался репутацию разрушить, а мы – разрушим ему. Я все это сделаю, я узнаю, как лучше это организовать… так или иначе, но Карташов получит свое.

– Я тебе верю, – сказал Максим и улыбнулся. И потом… потом сделал то, что Роман совсем не ожидал, – юноша на миг прижался щекой к его плечу.

Этот жест – жест благодарности и приязни, сыновний, в сущности, жест – настолько тронул Романа, что он некоторое время после того не мог и слова вымолвить.

Следующие за тем дни были странные: с одной стороны, наполненные радостью, ведь Алиса потихоньку приходила в себя, и теперь уже прогнозы врачей отличались оптимизмом, а с другой стороны, негативом – оказалось, что Анатолий Карташов и не думает отступать.

Похоже, этот человек надеялся ускользнуть от наказания и для того задействовал все свои связи и знакомства. Но Роман не терял надежды засудить этого человека и тоже задействовал все свои связи и знакомства.

Борьба предстояла долгая и нелегкая. После Восьмого марта Максим уехал обратно в Питер, Алису обещали выписать десятого.