Екатерина Коути - Страшный дар

Перед глазами Агнесс уже вздымалась бисквитная громада, со шпилями и контрфорсами из ячменного сахара, припорошенная тертым мускатом и утыканная иорданским миндалем, сочащаяся бренди и розовой водой, но от слов Сьюзен сложная конструкция зашаталась, роняя сладкие крошки. Сельское меню никоим образом не входило в планы мисс Тревельян. Опять этот ужасный «мясной» чай, когда гости набивают животы, вместо того чтобы вкушать десерт и вести непринужденный светский разговор. До чего же провинциально, решила Агнесс. Только через ее труп, скрючившийся на пороге.

– Никакого мяса, – строго изрекла она. – Чай, сладкое и легкие закуски. В Лондоне файф-о-клок проводится именно так.

– Ну, мисс Агнесс, мэм, у нас же не Лондон, у нас север, – заныла Дженни, но схлопотала суровый взгляд от хозяйки.

– Не спорь со мной, девушка. Слишком долго ожидала я этого момента.

В «Компенидиуме» подготовка к чаепитию преподносилась с тем пафосом, с каким описывается подготовка к затяжной осаде. Вместо рытья окопов и возведения фортификаций следовало расстелить на столе белоснежную скатерть, до блеска начистить столовые приборы, сделать выбор между фарфоровым и серебряным чайником для заварки, что само по себе приводило хозяек в смятение: фарфор придавал чаю приятный вкус, тогда как серебро лучше удерживало тепло. Правильно проведенное чаепитие возносило хозяйку на вершину почета, но любая промашка покрыла бы ее имя густым слоем позора.

И пасторат взорвался суматохой. Хлопали крышки сундуков, звенело стекло, бряцали чайные ложечки и ножи для масла, которые Диггори, высунув от усердия язык, натирал смесью лимона и соды. Из буфета извлечена была дамастовая скатерть, белая, как свежие сливки, с цветочным узором и тяжелыми золотыми кистями по кромке. Когда девушки встряхнули ее, ткань захлопала в воздухе, как огромная взлетающая птица.

Молодая хозяйка разрывалась между столовой и кухней. На десерт она решила испечь кекс с яблоками. Пока миссис Крэгмор, ворча, шарила на дне бочки, где, зарытые в песок, лежали последние осенние яблоки, Агнесс замачивала в вине «дамские пальчики», складывала их в стеклянную чашу и заливала взбитыми сливками. Покончив и с трайфлом, и с кексом, она понеслась в дом, где горничные уже закончили стелить скатерть и, следуя инструкциям Агнесс, расставляли вазы с цветами. Чтобы далеко не ходить, они нарвали наперстянки, но Агнесс погнала их за дикими розами и свила из прохладных бутонов гирлянды вокруг масленок и молочников. Когда стол уподобился стенду на выставке Йоркширского садоводческого общества, девушки выдохнули и рассмеялись, но тут же кинулись отгонять пчел, которые до поры до времени отмалчивались в бутонах, но одобрительно загудели при виде сахарницы. В качестве завершающего штриха Агнесс распорядилась заменить подсвечники на две лампы Арганда и наполнить их спермацетовым маслом. Миссис Крэгмор хранила бутылку масла под замком и взирала на него, как на флакон со слезами Девы Марии, но после затяжных переговоров, заламывания рук и истовых клятв зажигать свет только после полуночи Агнесс удалось отвоевать у нее немного драгоценной жидкости. Приблизительно три наперстка. Зато теперь все будет как в столице!

– Посторонитесь!

Мимо протопал Диггори, держа на вытянутых руках огромный чан с кипятком. Чан грузно опустился на стол рядом со своим фарфоровым собратом, тут же запотевшим от такого соседства. Со всей серьезностью, словно алтарник во время причастия, Сьюзен подала госпоже китайскую шкатулку с двумя отделениями – для зеленого чая и для черного. Выбор пал на ароматный черный пеко.

– А сколько гостей придет?

– Не знаю, мисс, хозяин не сказывал.

Ох уж эти мужчины! Вечно рассуждают о хлебных законах или о том, кому ирландские католики должны платить десятину, зато все насущные вопросы со снисходительной улыбкой передоверяют женщинам. Вопросы вроде того, как заварить чай из расчета по ложке на гостя плюс еще одна для чайника, если не знаешь, сколько их вообще намечается! Между прочим, с дядюшки станется выудить сэра Илберта со дна пруда и пригласить на огонек, а по дороге захватить еще парочку праздношатающихся демонов и какого-нибудь боггарта, которому этим вечером не сидится в болоте. С ним вообще ничего нельзя предугадать. После давешней-то ночи.

– Он пригласил членов церковного совета? Мистера Кеттлдрама и всю честную компанию?

– Не знаю, мисс.

Придется импровизировать. Отослав девушек на кухню, Агнесс глубоко вдохнула и отсчитала семь ложек чая. Остается только ждать. Она тихо затянула:

– Что это за песня? – голос пастора полоснул ее как ножом.

Агнесс подскочила и уронила лопаточку для торта.

Умеет мистер Линден бесшумно подкрадываться!

И взгляд у него был… Таким насквозь проткнуть можно.

– Ой, сэр, как вы меня напугали! – выдохнула Агнесс, нагибаясь за лопаточкой. – Просто баллада, у миссис Крэгмор подслушала. Это чтобы засечь время, прежде чем заварится чай. Но, если вам угодно, могу прочесть псалом…

– Этого не нужно, – холодно оборвал ее мистер Линден.

Поначалу Агнесс даже не узнала дядюшку, так он прифрантился: свой длиннополый сюртук, один вид которого вышибал из души всю радость и наполнял ее благонамеренным унынием, он сменил на элегантный фрак, даже не черный, а темно-зеленый, как листья дуба ночной порой. Агнесс не питала приязни к фракам, едва доходившим до пояса, уж слишком часто они приоткрывали округлое брюшко, но на сухощавой фигуре мистера Линдена фрак смотрелся идеально. Видимо, чтобы не пачкать лацканы фрака, тоже зеленые, но из более светлого шелка, дядюшка обошелся без макассарового масла – просто зачесал волосы и прихватил черной лентой, что выглядело несколько старомодно, однако очень ему шло. Как жаль, что это всего лишь на один вечер и завтра он снова вырядится пугалом для грешников.

Тут Агнесс вспомнила, что даже не успела переодеться, и чуть не взвизгнула. Может, еще успеет хотя бы кружевной воротничок спороть и пришить свежий?

Но мистер Линден заступил ей дорогу.

– Все очень красиво, Агнесс, – похвалил он.

– Вам правда нравится? – уточнила племянница, подозревая, что сейчас он ужалит ее сарказмом.

Мистер Линден улыбнулся, просто и как-то очень хорошо, точь-в-точь как ночью, когда она едва не положила голову ему на плечо. Но как раз досада на ту бездумную доверчивость отрезвила Агнесс. Держалась она настороженно, словно кошка, которую угостили молоком, а когда она расслабилась и заурчала, огрели метлой. Поневоле задумаешься, подходить ли на очередное «кис-кис» или сразу бежать подальше.

– Правда нравится. Никогда не думал, что в моем скромном жилище возможна такая элегантность.

– Спасибо, сэр, – сдержанно отвечала Агнесс.

Пока что она не решила для себя, стоит ли прощать тех, кто не просит прощения, или это будет неразумная трата доброты, которую можно израсходовать как-то иначе.

– И когда же вы успели настряпать столько вкусностей? – Он отщипнул кусок кекса, рассыпая по скатерти сахарную пудру, и подмигнул племяннице. – Ты, кстати, знаешь, что на староанглийском означает слово «леди»?

– Нет, сэр, я слишком молода, чтобы это знать. Так что же?

– Та, что печет хлеб.

– Значит, вы все же признаете меня леди! – заторжествовала Агнесс.

– Зависит от того, насколько вкусен кекс. – Дядюшка пожевал кекс и, судя по блаженству, смягчившему его строгие черты, незамедлительно повысил ее в ранге.

Ароматный пар, оседавший росой на плафонах лампы, подсказал Агнесс, что чай готов, и девушка подхватила чайничек, чтобы переместить его на треножник в центре. Пусть гости полюбуются лазурными узорами, оплетавшими бока чайника. У чая, который польется из его нежно-кремового носика, наверное, сразу появится вкус сливок.

– Кстати, я не знала, сколько гостей придет и заварила на шестерых. Это много или мало? – уточнила королева вечера.

– Это много. Мы ждем одного гостя.

– А кого?

– Мистера Ханта, – сообщил дядюшка невесело.

Агнесс не сразу поняла, что произошло. Зажмурилась. Открыла глаза. Чайник лежал на боку, из него струилась темно-янтарная влага и растекалась по столу. Чай был заварен идеально, и скатерть впитывала его с удовольствием, можно сказать, с аппетитом. Брызги виднелись повсюду, даже на лепестках дикой розы.

Даже на белом платке мистера Линдена.

Ничего не понимая, Агнесс смотрела на свои руки. На свои никчемные, предательские руки, которые следовало тотчас же отрезать тупой пилой. Предварительно отхлестав их тростью, чтобы больше так не делали. Но потом все равно отрезать.

Как она могла уронить чайник? При дяде…

Словно похоронный колокол, застучал дверной молоток.

…и прямо перед приходом врага!

На порчу имущества пастор отреагировал с хладнокровием, только бант на груди поправил, но когда племянница зашлась в рыданиях, потянулся к ней через стол. Агнесс отскочила.

– Что с тобой? – изумился мистер Линден. – Я же тебя не браню!

– Ну и что с того?… зато про себя… вы такое про себя думаете!.. что я ничего не умею… а я так старалась, а теперь все, все испорчено!.. и скатерть… такая краси-и-ивая!