– Мне кажется, вы мне их все равно не дадите, – застенчиво улыбнулась гостья. – Я не хотела огорчать вас своей назойливостью, а себя – вашим отказом.

– А ты, оказывается, очень умная… молодая женщина, Агнесс.

Вместо ответа Агнесс присела в благодарном реверансе, поскольку до сих пор еще не осознала, что не всякий набор любезных слов является похвалой.

Проходя мимо озера, она осторожно опустила бутылочку в воду и смотрела, как над ней вздымается облачко ила и постепенно оседает на молочно-белый фарфор. Ей казалось, что если вслушаться, до нее донесутся крики злобного духа. Поэтому вслушиваться она не стала. Каких-нибудь сто лет, и озерцо пересохнет, или его осушат еще раньше, чтобы проложить на его месте железную дорогу. И тогда… Но Агнесс не беспокоилась насчет «тогда», главное, что сейчас Лавиния сможет спать безмятежно и ей не придется кутаться в шаль даже в оранжерее.

Но всю дорогу домой Агнесс не оставляло чувство, будто она что-то забыла, и, лишь взбираясь на приступку над забором, она вспомнила, что именно. Ах, да. Попросить Лавинию, чтобы не рассказывала никому секрет. И хорошо, что забыла. Лавинию задела бы этакая подозрительность.

3

Когда Агнесс ушла, Лавиния села прямо на пол. Колени у нее давно подгибались, но до сих пор она держалась – чтобы не проявлять слабость в присутствии этой девчонки… Девчонки, которую она хотела видеть своей компаньонкой, воспитанницей, подругой. Девчонки, которая с этого дня стала ее соперницей и злейшим врагом.

Нет, соперницей она стала раньше. И Лавиния даже предчувствовала такое развитие событий, но гнала от себя самую мысль об этом… О том, как прелестна эта девочка. Она входит в дом – и кажется, вслед за ней врывается солнце, так становится светло и радостно. Агнесс молода, невинна и доверчива, и кому, как не Лавинии, знать, сколь высоко ценят мужчины невинность и юность. Ведь это так удобно: заполучить в жены почти дитя и воспитывать ее по своему вкусу, лепить из девушки идеальную супругу для себя! И Джеймс Линден в этом отношении вряд ли отличается от других мужчин. Ему нужна жена. Агнесс – идеальная кандидатура. Бедная родственница. Сирота. Получила хорошее образование. Послушна его воле. К тому же она – само очарование. И сама чистота. Лавиния могла бы тешить себя фантазией, что преподобный Линден женится на Агнесс по расчету, только потому, что она идеально подходит на роль пасторской жены. Но Лавиния умела смотреть правде в глаза. И понимала: скорее всего, Джеймс в эту девочку влюбился. Слишком давно рядом с ним не было благородной женщины таких достоинств. Слишком давно он запретил себе любые чувства. Уже от одной мысли о том, что эта девочка ему подходит, весь его давно сдерживаемый огонь должен был вырваться на волю и спалить последние сомнения.

Джеймс влюблен в Агнесс. И девочка, само собой, влюблена в преподобного. Еще бы не влюбиться! Даже в этом белом ошейнике, с привычной угрюмой миной Джеймс Линден – самый красивый и самый соблазнительный из всех мужчин, каких Лавиния видела в своей жизни, а она повидала их немало. Никто не мог даже сравниться с ним. Конечно, в отличие от Лавинии Агнесс не знала его – прежнего. Не видела в Джеймсе Линдене рыцаря-эльфа, ловко управляющегося с кнутом, прыгающего на спину бесовской твари и заставляющего тварь – покориться. Агнесс знала его только нынешним. Но даже нынешний он обладал всеми качествами, способными покорить сердце. Особенно неопытное сердечко вчерашней пансионерки.

И что теперь делать?

Можно ли сделать хоть что-то?

Во время разговора Лавиния с трудом удержалась, чтобы не схватить девчонку за тонкую шейку и не сжать как следует… Но удержалась: убить таким способом чрезвычайно сложно, а руки у леди Мелфорд хоть и развиты стрельбой из лука, но все же недостаточно сильны. Да и не смогла бы она удушить Агнесс, глядя в ее широко раскрытые удивленные глаза. Даже если бы хватило физических сил – не хватило бы моральных. Ни придушить, ни пристрелить. Лавиния вообще не могла бы убить Агнесс. Ревность и злость душили ее, но она не могла бы лишить жизни это невинное дитя просто потому, что…

Потому, что это дитя заняло ее место в сердце Джеймса Линдена.

Потому, что это дитя похитило у нее ее возлюбленного.

Нет, неправда, неправда… Возлюбленный сам себя похитил. Переродился в скучного типа, простого смертного. И Агнесс не виновата. Девушки не виноваты в том, какие мужчины их выбирают…

Но как вытерпеть все это? Их скорую свадьбу. Жизнь рядом с ними. Сознание, что другая женщина не просто живет под его крышей, но и делит с ним постель?

Лавиния застонала.

Лучше бы он вечно оставался один! Или нашел бы себе достойную женщину. Достойную. Пожалуй, тогда ей было бы не так больно, если бы Джеймс выбрал не банальную дурочку, готовую петь с его голоса, а кого-то похожего на Лавинию. Кого-то сильного, кто смог бы направить его на нужный путь. Вернуть на Третью дорогу.

За это Лавиния простила бы новой избраннице Джеймса – все. Если бы в ней было хоть немного волшебства. Если бы в ней было хоть что-то особенное!

Агнесс, при всем своем очаровании, была обыкновенная. Она пойдет за Джеймсом туда, куда он ее поведет. Она разделит с ним избранный им путь. И при ней Джеймс никогда не покажет даже крупицу своей магии. Рядом с такой женой ему самому проще будет притворяться обычным человеком. И он погибнет окончательно.

До сих пор Лавиния надеялась, что когда-нибудь Джейми надоест эта его игра. Ведь фейри, даже полукровки, они все время играют! И роль пастора – еще одна роль… Быть может, однажды Джеймс сбросит ее вместе с опостылевшим черным сюртуком, и снова возьмет в руки кнут, и оседлает призрака… Если бы об этом можно было молиться – Лавиния молилась бы истово, как католичка. Но молиться было нельзя, и она только мечтала.

Если он женится на Агнесс… Конец всему. Нельзя будет даже мечтать.

Нет, конечно, Лавиния понимала, что ни при каких обстоятельствах Джеймс не вернулся бы к ней. Не после того, как она была женой сэра Генри Мелфорда. Джеймс наверняка питает к ней сильнейшее отвращение. Да и поделом.

Он же не знает, что сэр Генри… Да и никто не знает. Такое трудно даже предположить.

Впрочем, Лавиния все равно нечиста. Сэр Генри не мог овладеть ее телом, но душу ее растлил вполне успешно.

Джеймс не вернется к ней. Но если он женится на своей юной племяннице – он навсегда, как муха в капле смолы, увязнет в том убожестве, которое сейчас являет собой его жизнь.

…В который раз Лавиния ругала себя за то, что не согласилась выйти замуж за Джеймса тогда, когда он просил ее об этом. Она была так молода, так глупа, и ей казалась оскорбительной и невыносимой сама мысль о том, чтобы жить с человеком, предавшим свое волшебство. Тогда она даже не догадывалась об истинном смысле слов «оскорбительно» и «невыносимо». Быть может, все сложилось бы не так уж плохо. Быть может, они научились бы быть счастливыми.

Но она была молода, горда и хотела если счастья – то абсолютного. А если нет, то – в омут головой…

Ох, лучше бы в омут головой.

Вместо этого Лавиния вышла замуж за барона Мелфорда.

Она могла сколько угодно бравировать своим положением богатой и знатной леди перед другими, перед этой дурочкой Агнесс, даже перед Джеймсом… Но сама-то она знала, чего ей все это стоило. И понимала, что заплатить ей пришлось слишком дорого.

Отвращение к самой себе – это слишком дорогая цена.

4

Лавиния имела некоторое представление о том, как происходят любовные игры у животных, и потому знала – в общих чертах, – что потребует от нее сэр Генри в первую брачную ночь.

Лучше бы она этого не знала. Неведение иногда бывает благом. Глядя на тонкий, но влажный рот своего мужа, она представляла, как ей придется его поцеловать. Глядя на сетку морщин на его щеке, она представляла, как эта щека прижмется к ее щеке. Глядя на его руки – крупные, еще сильные, с холеными ногтями, но чуть припухшими суставами пальцев, – она представляла, как он к ней прикоснется. Глядя в его насмешливые и умные глаза, она представляла, что в эти глаза ей придется смотреть если не остаток жизни, то ближайшие годы. Перед ним ей придется раздеться. Рядом с ним лечь. Позволить ему обнять, привлечь, прижаться… Даже в церкви, стиснув в руках букет и молитвенник, Лавиния видела – нет, не гостей, не счастливое лицом матушки, не умиленное лицо батюшки – предстоящую брачную ночь, предстоящую жизнь с совершенно чужим и неприятным ей мужчиной.

Редко кто выходит замуж по любви. И ничего, живут как-то. И даже довольны.

Никто не умирал еще от необходимости быть с нелюбимым.

Но другие девушки выходили замуж, вовсе не зная любви. Не испытав жара в сердце, томления в теле, сладости поцелуев. Лавиния так долго верила, что Джейми станет ее мужем, и так наслаждалась счастьем той близости, которую они могли позволить себе в ожидании абсолютной близости после свадьбы, что теперь едва ли не давилась желчью от отвращения к сэру Генри… И к себе.

Может, он не такой уж плохой человек. В любом случае он не скучный. Беседы с ним всегда доставляли Лавинии удовольствие. Может, все сложится наилучшим образом. Лавиния пообещала себе стать хорошей женой сэру Генри и приложит для этого все усилия, а со временем, возможно, она научится наслаждаться всей этой роскошью, что несложно, и даже перестанет думать о Джеймсе Линдене и перестанет его любить… Только как бы дожить до этого прекрасного времени?