Екатерина Коути - Страшный дар

Последняя карта, пошатнувшись, упала с таким грохотом, словно обрушился кромлех в Стоунхендже.

– Не надо, – попросила Агнесс, читая в его взгляде, ровном и ледяном, как просторы Антарктики, что ее мольбы уже ничего не изменят. Она не нужна ему. И никто ему не нужен.

– Ничего, я покину твое сновидение, а ты откроешь глаза и проснешься. Вот прямо сейчас.

Он нетерпеливо хлопнул в ладоши.

Агнесс открыла глаза.

Свет проникал сквозь зеленый балдахин, создавая прозрачный зеленый полумрак, в котором так приятно было понежиться с утра, но Агнесс подскочила, как иголкой уколотая, и раздвинула шторы. Солнечные блики рассыпались по дощатому полу, радостно подрагивая, и события минувшей ночи отступили так далеко…

«Нет, не отступили», – вцепилась в них Агнесс, не давая воспоминаниям ускользнуть. Это был не сон, и признаки, подтверждающие реальность произошедшего, были слишком многочисленны, чтобы их перечислить. От пальцев пахло травой, под ногти забилась грязь, а на ссадины на ладонях Агнесс смотрела с тем удовлетворением, с каким христианский мистик взирает на свои стигматы. Нет, она определенно не сошла с ума. Волосы были заплетены в аккуратную косу, но Агнесс никогда не затягивала чепчик так туго – под подбородком осталась красная полоса. Платье было разглажено аккуратно, оборка к оборке, и разложено на полке шкафа, и столь щепетильная чистоплотность больно уколола Агнесс – сама-то она просто вешала платье на спинку кресла. Но главное – туфельки. Когда Агнесс подняла их, они заискрились на солнце, но вовсе не потому, что вдруг стали хрустальными. Соль. Еще с ночи на них налипла соль. Если бы Агнесс шла по мокрому лугу, пусть даже и в трансе, соль успела бы стереться. Стало быть, мистер Линден нес ее на руках… На миг Агнесс подумала о том, чтобы швырнуть туфельки прямо на стол рядом с подносом для тостов, но быстро отступилась от этой идеи как от неизящной… Но раздевал ее хотя бы не он? Наверное, миссис Крэгмор позвал на подмогу. Они тут все заодно.

Она лишь вяло удивилась, когда мистер Линден, бледностью соперничавший с собственным белоснежным шейным платком, поприветствовал ее вопросом:

– Когда же, приучу тебя к пунктуальности?

Перед ним стояла кружка парного молока, к которой пастор то и дело прикладывался, а блюд хватило бы, чтобы до отвала накормить полприхода. Должно быть, он восстанавливал силы после ночных подвигов, однако усталость не мешала притворству.

– Я утомилась этой ночью, – сказала племянница, занимая свое место, возле которого обычно стоял чайник, но точно не сегодня. Даже нож ей не положили – дядюшка решил не испытывать судьбу.

– Как, позволь полюбопытствовать? – поинтересовался пастор, заедая молоко толстым ломтем хлеба. – Вязала крючком до утренней зари?

– Вы прекрасно знаете, сэр, вы были со мной.

– И держал тебе пряжу на вытянутых руках?

– Нет, пряжу мне держала королева Меб, – огрызнулась Агнесс. – Вы понимаете, о чем я говорю!

– Напротив, не имею ни малейшего представления.

Мистер Линден подцепил кусочек копченой рыбы, золотистый и нежный, как масло, и отправил в рот. Приглашающий жест, коим он указал на поднос, стал для Агнесс последней каплей.

– О привидениях! – крикнула она и забарабанила кулачками по столу.

– Ты, верно, начиталась романов Энн Рэдклиф о зловещих замках и их обитателях. Привидения! – хмыкнул пастор. – Что за вздор! Хватит молоть чепуху, Агнесс. Далее ты попытаешься уверить меня в существовании… эльфов.

Обида, что сжималась в клубок и только фыркала, выгнула спину так стремительно, что Агнесс пришлось встать.

– Я ухожу, – заявила она, пряча руки за спину, чтобы не дернуть за скатерть и не обрушить на пол серебряные блюда. – Я не желаю завтракать с вами.

– Постой, я забыл тебе сказать! – донеслось ей вслед, но Агнесс не стала оборачиваться. Сквозь красноватую дымку она разглядела лестницу и, скользя влажными ладонями по перилам, поднялась к себе, но отсиживаться в спальне не собиралась. Она чувствовала себя Золушкой, которой фея вместо роскошных даров преподнесла еще одно ведро золы. Но это ничего. В золе можно отыскать уголек, но Агнесс повезло даже больше – ей подвернулся слиток золота, настоящая драгоценность, за которую можно купить свободу.

Свободу Лавинии. Потому что призраков, оказывается, можно обхитрить.

Агнесс схватила первый попавшийся сосуд, которым оказался флакон духов – фарфоровая бутылочка с позолоченной пробкой и цепочкой, чтобы можно было носить его у пояса. Не задумываясь, она выплеснула содержимое в окно и лишь потом сообразила, что это были ее единственные духи, но оплакать их как следует не успела. Нужно бежать, прежде чем дядюшка подступится к ней со свежей порцией лжи. Нравится ему отрицать наличие волшебства, включая себя самого, – пусть отрицает, но она отказывается ему подыгрывать. У нее, слава Богу, есть настоящие друзья.

В Мелфорд-холл Агнесс побежала, не дожидаясь вечера, хотя понимала, что вечером искать призраков сподручнее, поскольку именно в темное время суток они наиболее активны и охотнее идут на контакт. Но общаться с бароном в пик его активности она опасалась. Не лучше ли подкрасться к нему, пока он пребывает в блаженной медлительности, свойственной поутру всем существам по ту сторону смерти и по эту. Вместо проезжей дороги девушка выбрала путь через луга, на которых, точно архипелаги посреди зеленого бушующего моря, раскинулись стада овец. Под конец пути бахрома, защищавшая кромку юбки от грязи, слиплась от комьев земли, да и платье вымокло почти до колен, но Агнесс шагала не останавливаясь.

К девяти утра она достигла усадьбы, где еще не закончились утренние хлопоты – горничные бежали в прачечную с узлами белья, молочник разгружал с телеги золотистые головки сыра, и среди этой толчеи нетрудно было затеряться. На всякий случай Агнесс приняла озабоченный вид, словно помощница модистки или белошвейки, спешащая по неотложным делам. Впрочем, она в любом случае спешила. Где сейчас Лавиния? Музицирует в гостиной? Объезжает свои владения? Или предается еще каким-нибудь аристократическим занятиям, о которых сборники по этикету, рассчитанные на юных мещаночек, не потрудились упомянуть, дабы не распалять их воображение? Так или иначе, Агнесс пожелала ей заниматься этим как можно дольше, а тем временем сама она позаботится, чтобы вдовство Лавинии наконец-то стало окончательным.

К парникам вела аллея, окаймленная высокой изгородью. Кусты были пострижены настолько гладко, что тянулись бесконечной зеленой стеной, словно бы вырезанной из нефрита и тщательно отшлифованной. Вынырнув из этого тоннеля, Агнесс быстро огляделась и буквально нос к носу столкнулась с камеристкой Лавинии. Торжественно, словно нимфа из свиты Артемиды, Грейс несла длинный тонкий лук и бархатный колчан со стрелами, но от испуга выронила все снаряжение. Нагибаться за ним камеристка не стала, дабы Агнесс не приняла ее поклон на свой счет, и смерила девушку таким взглядом, что та почувствовала себя собачонкой, забежавшей в чужой сад. Горничной не нравилось, что маленькая выскочка снует по парку без спроса, но как раз ее неодобрение вселяло в Агнесс надежду. Вряд ли Грейс сообщит госпоже о ее визите, по крайней мере до тех пор, пока Лавиния не закончит упражняться в стрельбе. Виновато улыбаясь, Агнесс наклонилась за стрелой, но в последний момент раздумала. Наверняка Грейс с хрустом наступит ей на руку.

На подступах к оранжерее гостью поджидало новое испытание. По газону вышагивал сытенький, почти квадратный пони, а за ним плелся садовник, толкая нечто вроде плуга на колесиках, но с плоскими лезвиями вместо лемехов. За газонокосилкой оставались ровные полосы скошенной травы. Вместо того чтобы порадоваться достижениям прогресса, Агнесс пала духом. Сколько еще садовник будет здесь возиться? Час, два, до самого вечера? А тем временем усердие переборет ревность, и Грейс наконец поставит госпожу в известность, что по парку бродит ее неприкаянная протеже. Что делать в таком случае? Не просить же Лавинию постоять в сторонке, пока Агнесс изгоняет ее мужа?

Не успела Агнесс как следует помучиться страхами и сомнениями, как пони остановился и недовольно забил копытом, с которого сполз кожаный чехол. Для ухоженной лужайки нет ничего опаснее, чем конские копыта, и садовник, причитая, кинулся застегивать ремешок. Пока он так суетился, девушка проскользнула мимо, стараясь, чтобы мокрые юбки не хлопали на бегу.

Воровато оглядываясь, она подошла к фонтану. Над ним по-прежнему грустила нимфа, и Агнесс послала ей ободряющую улыбку. Ничего, скоро все закончится. Скоро вы все будете свободны. Агнесс перебрала в уме дюжину способов совладать с окаянной тенью и остановилась на самом действенном.

Блудодейство. Ей поможет только блудодейство.

Судя по намекам Лавинии, барону оно очень нравилось. Изобилие обнаженных женских тел, вылепленных и выточенных, отлитых и нарисованных, тоже выдавало его пристрастия.

Шумно выдохнув, Агнесс распустила волосы и раскидала локоны по плечам. Достаточно порочно? Кажется, да. Но щеки уже наливались стыдливым румянцем, который свел бы на нет все ее старания, поэтому Агнесс поспешила приподнять юбку. До самой щиколотки. В последний раз она сверкала щиколотками лет в двенадцать, когда еще носила короткие платьица, и от одной мысли о том, что ей придется предъявить постороннему мужчине столь интимный участок ноги, ее румянец разгорелся еще жарче.