Бог знает, какое выражение появилось на его лице в первые минуты. Зачем пришла Мериэль? Для него это невыносимо. Однажды он уже дал ей свободу, в этот раз придется найти мужество снова отважиться на подобное здравомыслие.

Подавив мрачные мысли, Адриан встал.

– Здравствуй, Мериэль.

– Здравствуй, – такие пустые, ничего не значащие слова. Их взгляды встретились, но в глубине ог­ромных голубых глаз мужчина не смог ничего рас­смотреть – ни веселья, ни страха.

Уорфилд напряженно ждал продолжения. Если бы они встретились впервые, разговор было бы завязать намного проще, но между ними произошло слишком много такого, что, вполне возможно, они уже никог­да не заговорят друг с другом нормально.

Мериэль быстро спрыгнула с лошади, и Адриан понял – она не хочет, чтобы он касался ее. Графиня поступила мудро, но от ее мудрости щемит сердце. Уорфилд должен скрыть и эту боль.

Привязав лошадь рядом с жеребцом, Мериэль по­вернулась к Адриану.

– Ваше сообщение прибыло в Эвонли сегодня ут­ром. Похоже, настало время поговорить с глазу на глаз.

– Мое предложение вас не устраивает? – за то, чтобы обнять ее, Уорфилд отдал бы все на свете, но сумел остановиться в шести футах от нее. – Я не имею права отдать земли, доставшиеся в наследство от отца, но могу подарить поместья, которые приоб­рел сам.

– В этом нет необходимости, милорд. Ваше пред­ложение и без того чрезвычайно щедро, – Мериэль перевела взгляд на свое золотое обручальное кольцо. Странно, что она не сняла его. – Считаете, аннули­ровать брак возможно?

Адриан кивнул.

– Церковь определяет, что брак без обоюдного согласия двух сторон недействителен. Тем более, если вы вышли замуж в состоянии, когда не могли пола­гаться на свои чувства. Расторжение брака займет некоторое время – год или около того, если придется дойти до Рима, но это можно сделать.

Выдержав значительную паузу, Уорфилд равно­душно добавил:

– Кроме того, у вас будет возможность вновь вый­ти замуж. Или, как посчитает церковь, в первый раз.

Перед ней находился спокойный, уравновешенный человек. Невозможно поверить, что именно с ним Мериэль пережила такую бурную драму. Неужели ему действительно все равно, что стало с их браком? Или наоборот – он слишком много думает об этом? Она неуверенно сказала:

– Вы тоже можете еще раз жениться.

Адриан отрицательно покачал головой.

– Вы не давали искренних клятв во время брач­ной церемонии, но я-то давал. Я клялся и верил в свои и ваши чувства и намеревался до конца испол­нить свои обязанности и обещания. Они живут в моем сердце и умрут вместе со мной. Я никогда не полюб­лю другую женщину.

Мериэль с трудом сглотнула, раздумывая, какой истинный смысл скрывается за его словами.

– Вы станете монахом?

– Я думал об этом. Но аббат Вильям убедил меня, что мне недостает святости, нет призвания и убежде­ния. Я просто буду… продолжать жить.

Где-то под его спокойной, уравновешенной мас­кой бушевал огонь, и чтобы понять мужа, Мериэль должна коснуться этого пламени. Она шагнула впе­ред и положила руку на его плечо.

С быстротой молнии Адриан сбросил ее руку и отскочил на значительное расстояние.

– Не надо этого делать, моя дорогая, – спокойно произнес он, но в глазах горел огонь отчаяния. – Я изо всех сил стараюсь контролировать себя, но не могу отвечать за последствия, если ты будешь дотра­гиваться до меня.

Сейчас Уорфилд показал те чувства, которые так искала жена. Она поняла, что Адриан любит ее и, наверняка, слишком сильно. Достаточно ли у нее мужества и сил, чтобы понять мужа и выдержать его странную любовь?

Мериэль не могла ответить на этот вопрос и заго­ворила о другой, очень важной проблеме.

– У меня будет ребенок.

Уорфилд замер, затем, к ее ужасу, спросил:

– Мой?

Мериэль смотрела на него, не в силах отвести глаза.

– Кем вы меня считаете?! Чей же ребенок может быть, как не моего мужа?

– Простите, я не хотел вас оскорбить, – Адриан сделал невольное движение, будто пытаясь подойти к ней, но сдержался. – Просто… когда я впервые го­ворил с Бургонем о сумме выкупа, он хвастался, ка­кой страстной любовницей вы были.

Видя гримасу отвращения на лице жены, Уорфилд с болью продолжал:

– Я знаю, вы никогда не сделали бы этого добро­вольно, однако ребенок может родиться не только от любви, но и от насилия.

– Он не изнасиловал меня, но хотел, – день был долгим и утомительным, и внезапно Мериэль почув­ствовала, что ноги больше не держат ее. Она опер­лась на камень. – Ги решил, что насилие надо мной причинит вам боль, но леди Сесили становила его, не позволив совершить задуманное.

– Слава Богу, – Адриан закрыл глаза, будто не же­лая показывать, насколько ему стало легче. – Этот долг я должен вернуть леди Честен. Я очень рад, счастлив, как дитя, а вы столько всего перенесли из-за меня.

Мериэль поняла, что Уорфилд даже в минуты гнева и в разгар своего наваждения и пальцем до нее не дотронулся. Только Бургонь научил ее, что такое на­стоящий страх.

– Не вините себя за все, милорд, – мягко возра­зила она. – Ответственность за насилие лежит толь­ко на том человеке, который совершает его.

– Да, но если бы не я, вам не пришлось бы нахо­диться в Честене, – де Лэнси вздохнул. – Конечно, это был глупый вопрос с моей стороны. Даже если бы Ги… был бы отцом ребенка, вы еще не могли знать об этом – прошло только две недели. Я признаю ре­бенка своим законным наследником, и его права не будут ущемлены расторжением брака. Вы позволите мне взять его, когда он вырастет?

– Конечно, – сумела выдавить Мериэль. Сейчас граф вновь превратился в вежливого, но холодного незнакомца. В нем не было ничего от властного лор­да или нежного возлюбленного.

Адриан отвернулся, глядя на самый высокий ка­мень.

– Когда вы умирали, я поклялся подчиняться вам во всем, потакать всем прихотям. Скажите, вы хоти­те, чтобы мы расстались друг с другом?

Глядя на его точеный профиль, Мериэль мягко сказала:

– Я хочу узнать, кто ты на самом деле, Адриан. Находясь в Честене, я начала понемногу вспоминать, что случилось после несчастного случая.

Адриан напрягся, но на жену так и не взглянул.

– Что же ты вспомнила?

Она густо покраснела от воспоминаний страстных моментов любви или того, как выкрикивала его имя в минуты острого наслаждения.

– Я помню выздоровление, наши нежные отноше­ния и свадьбу. Думаю, вспомнила почти все. Но, хотя картины, вставшие перед глазами, яркие и живые, не могу поверить, что все это случилось со мной.

Мериэль задумалась, пытаясь понять, о чем хочет сказать и как это выразить.

– Кажется, что женщина, которая вышла за тебя замуж, отделена от меня стеклянной перегородкой, похожей на окно в твоей комнате. Я знаю, что люби­ла тебя, но эти чувства кажутся нереальными, как будто это совсем другая женщина, а ты совсем дру­гой мужчина, не тот, кто запер меня в замке, и не тот, кто напугал до смерти, зарезав Ги Бургоня, как ягненка. Ты был таким добрым, таким нежным… – ее голос задрожал. – Никогда не думала, что на свете может жить такая любовь и такая нежность.

Мериэль зашагала в сторону каменных кругов и прислонилась к одному из камней. Камни простоят здесь века – немое свидетельство человеческой потребности в вере, а она и Адриан умрут, и про них забудут.

Успокоившись, она повернулась к мужу:

– Кто ты, Адриан? Мясник, демон из преисподней, посланный на землю, чтобы мучить меня? Или, может, ангел, который любит меня и которого люблю я?

– Я никто, моя дорогая, – его голос звучал тихо и слабо. Адриан наконец взглянул на жену. – Я просто человек, хотя во мне больше от демона, нежели от ангела.

Губы Уорфилда искривились в насмешливой улыбке.

– Я никогда не чувствовал себя свободным. Ду­маю, в этом только моя вина. Всю свою жизнь я за­ставлял себя подавлять дурные наклонности и злобу, старался отстроить замок и исполнить клятвы нена­висти и мести, которые дал, будучи еще совсем юным. Затем встретил тебя.

Адриан прошел по кругу с грациозной красотой хищника.

– Я полюбил тебя с первого взгляда и не только потому, что ты красива, а потому, что затронула тай­ные струны моей души. Ты святая, моя дорогая, и такая же свободная, как сокол, которого так любишь.

Уорфилд остановился.

– Аббат Вильям говорит, что мы часто убиваем тех, кого больше всего любим, и он прав. Будучи муж­чиной и болваном, я пытался заточить тебя в клетку, привязать к себе, разрушить то, что больше всего любил в тебе. Я не понимал, что убивал твою душу, до тех пор, пока чуть не убил тело.

Он посмотрел на Мериэль – его лицо походило на посмертную маску.

– Ты победила, моя дорогая. Твое желание быть свободной сильнее моей способности помешать это­му. Поэтому иди с Богом, я не стану использовать закон, чтобы удержать тебя.

Мериэль смотрела на мужа, слезы застилали гла­за от его удивительной честности. Она подумала о цитате из Библии, не из песен Соломона, а из Луки: «Его грехи, которых неисчислимое множество, про­щены, ибо он любил много». Только Господь знает о сокровенных тайнах души, но Мериэль почувствова­ла, что наконец поняла Адриана, заглянула ему в душу и увидела истину. Любя ее больше всего на свете, он грешил против нее, заключив в темницу женщину, чья душа не могла выжить без свободы.

И теперь, любя, Уорфилд освободил ее, чтобы она смогла сама сделать выбор. Будто Мериэль была со­колом, которого хотят освободить и бросить в небо против ветра. Де Лэнси снял путы с ног и колпак с глаз, не принуждая вернуться к нему по закону. Те­перь их ничего не связывает.

Ничего, кроме любви, самых крепких пут на свете.

Наконец ответ пришел к ней и оказался доволь­но прост. Хотя у мужа имелись и плохие качества, у нее не было причин бояться их. Да, в прошлом Уор­филд причинил ей немало горя, но жизнь преподала ему горький урок, и теперь Мериэль не сомнева­лась, что такого больше не повторится. Когда не­счастный случай заставил ее забыть о гневе и уп­рямстве, она другими глазами взглянула на графа, увидела только хорошее и влюбилась. Вместе они испытали страсть, узнали доверие, веселье, счастье. Теперь, когда появилось право выбора, Мериэль по­няла, что есть только один мужчина на свете, кото­рого она любит.