— Я думаю, вам не стоит лишний раз напрягать связки… Подождите немного, скоро придет врач. — Сиделка вышла.

Тина откинулась на подушку.

«Ты жив, Ник! Ты не мог разбиться, это было бы чудовищной несправедливостью».

Она изо всех сил старалась забыть про отведенные в сторону глаза Анны.

* * *

— Мамочка, что с тобой?! — Мария бросилась к Тине прямо с порога. — У тебя болят руки?

— Немного. — Тина улыбнулась дочери. — Не беспокойся, моя хорошая. Все пройдет.


«У вас сломаны обе руки, сеньора. Подушка безопасности компенсировала удар, благодаря ей вы живы. Но переломы сложные, срастаться будут долго. Кроме рук, повреждены два ребра и носовая перегородка. Тяжелое сотрясение мозга, ушибы…»

Голос врача долетал как будто издалека. Тина его почти не слышала, да и не пыталась услышать. На главный вопрос врач уже ответил.

«Скажите, пожалуйста. Тот мотоциклист, на дороге, который тоже попал в аварию… Он жив?»

Врач покачал головой:

«Увы, сеньора. Он погиб на месте. Сломал шею от удара об асфальт, с такими травмами не живут. Но вашей вины в аварии нет! Экспертизу провели в тот же день, это доказано. Вам не о чем беспоко…»

«По…гиб? — Тина не смогла внятно произнести слово, окончание зажевалось, будто пленка в старом магнитофоне. Она собралась с силами, впилась глазами в лицо врача. — Нет. Не может быть. Он не мог погибнуть! Не мог, понимаете?!»

«Успокойтесь, сеньора. — Врач кивнул кому-то, осторожно взял Тину за плечи. — Вам нельзя волноваться, вы едва успели прийти в себя…»

Тина смотрела на него.

Невысокий, худощавый. Лицо немолодое, но приятное. И голос приятный. И профессиональное сочувствие в глазах… Поверила она не словам врача, а этому фальшивому сочувствию.

Погиб.

Погиб…

Когда в плечо вонзилась игла, Тина даже не вздрогнула.

«Вам надо отдохнуть, сеньора, — врач бережно помог ей опуститься на подушки. — Надо поспать».


— Не беспокойся, моя хорошая. Все пройдет. — Тина улыбалась через силу. Заставляла себя улыбаться, как заставила себя позволить няне привести сюда Марию. — Расскажи скорее, как твои дела? Я очень по тебе соскучилась.

— У Эвиной соседки родились котята! — немедленно выпалила главную новость дочь.

— Не у соседки, а у ее кошки, — поправила няня, — как у соседки могут родиться котята?

— То есть, у кошки, — прыснув, поправилась Мария. — Две серых, один черный, а один — непонятно какой! Представляешь?..

Тина, по-прежнему старательно улыбаясь, кивала в такт словам дочери. Из беспечной болтовни Марии расслышала едва ли первую фразу.

«Все пройдет», — сказала она Марии.

И обманула.

Нет. Не пройдет.

Глава 29

— Вы опять не прикасались к эспандеру, сеньора. — Врач покачал головой. — Я ведь объяснял, никакие лекарства и процедуры не помогут вам лучше, чем упражнения!

— Да, я помню. — Тина через силу улыбнулась. — Я обязательно позанимаюсь, обещаю.

Врач вздохнул.

— Уверены, что хотите остаться в больнице? Может быть, все-таки домой? Упражнениями можно заниматься дома, я порекомендую хорошую медицинскую сестру…

— Спасибо, нет. — Тина поджала губы. — Мне удобнее остаться здесь. Мы ведь договорились — все, что не покроет страховка, я оплачу.

— Что ж, как угодно. — Врач поднялся. — Советую вам перед обедом выйти на улицу, подышать воздухом. Погода сегодня чудесная. И не забудьте эспандер.

— Да, конечно. Непременно.

Дождавшись ухода врача, Тина откинулась на подушку. Ей не хотелось выходить на улицу. Ей ничего не хотелось.

Сколько прошло дней — пять, десять? Двадцать? Все они были так похожи один на другой, что слились в единую ленту, серую и тягучую.

Няня с Марией навещали Тину каждый день, и к их приходу она старалась взбодриться. Улыбалась, говорила что-то. А после ухода вздыхала, будто сбросив с плеч тяжелый камень. Всё, ушли. Можно больше не притворяться.

Тина ложилась в кровать и молчала, то закрывая глаза, то глядя в потолок.

«У вас тяжелая депрессия, сеньора. После аварий такое бывает. Вам нужны позитивные эмоции, старайтесь чаще общаться с дочерью. Если хотите, можем выписать вас пораньше…»

«Нет! — Мысль о том, что притворяться придется постоянно, повергла Тину в ужас. — Я… мне удобнее остаться в больнице. Спасибо».

Она послушно пила какие-то таблетки. От беседы с психологом отказалась — сказала, что доверяет только своему врачу, который сейчас якобы находится в отъезде.

О чем ей говорить с психологом?.. О том, что убила мужчину, который, единственный, что-то для нее значил?

Что, оказавшись перед выбором, снова струсила? Что теперь ей стыдно смотреть в глаза дочери, разговаривать с ней?

Что она прячется в больнице, потому что ей стыдно выходить отсюда? Что ей попросту стыдно жить?!

Причину так называемой «тяжелой депрессии» она и без психолога отлично знает. И у нее нет ни малейшего желания из этой депрессии выбираться.

Редкие звонки из офиса Тина старалась сворачивать побыстрее. Разговоры с сотрудниками в основном сводились к «действуйте, как считаете нужным, я вам полностью доверяю, спасибо».

Когда-то Тине казалось, что без ее присутствия, ее неизменной «руки на пульсе» бизнес немедленно загнется. Она редко позволяла себе надолго выпадать из текущих дел, два-три дня — максимум, на который была способна. Беременная Марией, ездила в офис едва ли не до последнего дня, а уже через месяц после рождения дочери снова появилась на работе. Тина любила свой бизнес, это была ее гордость, творение, созданное ее руками. А сейчас стало наплевать и на него.

— Врач попросил вывести вас на прогулку, сеньора. — В палату вошла медсестра. — Присядьте, пожалуйста, я помогу вам одеться.

Тина вздохнула и села. О том, что отвертеться от «врач попросил» не удастся, знала по опыту.

* * *

— Чудесная погода, не правда ли? — Медсестра заботливо придержала перед Тиной дверь. — Помочь вам выйти в сад?

— Я справлюсь, спасибо. У меня сломаны руки, а не ноги.

Медсестра дежурно улыбнулась. Проследила за тем, как Тина спускается по ступенькам крыльца, и закрыла дверь.


«Садом» называлась платановая аллея, уставленная аккуратными скамейками и вазонами с цветами. Тина села на ближайшую скамейку. Далеко идти не хотелось. Ей ничего не хотелось.

Высвободив из повязок, опустила на колени руки, одно плечо и оба предплечья оставались упакованными в гипс. В правой руке Тина держала эспандер — ей полагалось сжимать его в кулаке, в каждой руке поочередно, чтобы побыстрее восстановить подвижность пальцев. Тина ненавидела эспандер всей душой и ей не было никакого дела до подвижности пальцев, пусть хоть вовсе не восстанавливается. Приступать к занятиям не спешила.

Сидела, с неловко сведенными загипсованными руками на коленях, и бездумно рассматривала аллею.

Больные на скамейках редко сидели по одному — обычно по двое-трое, беседуя друг с другом и посетителями. К Тине тоже скоро придут Мария с няней. И ей тоже придется с ними беседовать…

Тина услышала странный звук. Через мгновение поняла, что издает его сама — что-то среднее между стоном и щенячьим поскуливанием. Оборвала звук, торопливо оглянувшись, не услышал ли кто. Но нет, все заняты. Общаются.

Тина забралась на скамейку с ногами, загипсованные руки пристроила на спинку, голову — на руки. Теперь со стороны можно подумать, что женщина любуется вазоном с цветами. А главное, теперь никто не заглянет ей в лицо.

— Мне надо выписаться, — сказала Тина вслух. — Надо выйти отсюда. Надо заставить себя… Ради дочери — надо. — Взгляд упал на зажатый в кулаке эспандер.

Охваченная внезапной злостью, Тина бросила его на скамейку, столкнула ногой.

Отлетевший эспандер плюхнулся в вазон. Оранжевые и фиолетовые примулы неодобрительно закачали головами.

— О. Вы что-то уронили, сеньора.

Тина вздрогнула. Голос раздался сзади — мужской, до боли знакомый.

Не может быть. Ей показалось… Тина застыла, не веря. Не решаясь обернуться.

А мужчина больше ничего не сказал. По асфальту прошуршали мягкие шаги, Тина увидела ноги в разлохмаченных джинсах, над стоптанными задниками сандалий.

Когда упавший в вазон эспандер сжала рука с татуированной пантерой, Тина почувствовала, что у нее темнеет в глазах. Голову все же успела поднять. И серьезное, без привычной усмешки лицо Ника разглядеть успела — перед тем как потеряла сознание.

* * *

… — Сеньора! Очнитесь! — Тину держала за подбородок чья-то рука. В нос бил резкий запах, перед лицом водили ватным тампоном.

Тина дернула головой, пытаясь избавиться от запаха.

— Очнулась. — Рука с тампоном опустилась, голову приподняли. — Как вы, сеньора? Голова кружится?

— Говорю же вам, все в порядке!

Тина открыла глаза. Нет, ей не показалось. Это действительно Ник.

— У вас тут слишком свежий воздух, сеньора к такому не привыкла.

— Полагаю, что мне все-таки лучше знать, — недовольно парировал врач. Кивнул на Ника. — Этот человек сказал, что пришел навестить вас, хотя лично я впервые его вижу… Простите мою навязчивость, вы знакомы?

— Да, — выдохнула Тина.

— Мы — друзья детства, — подсказал Ник.

— Да… мы друзья. Детства. Пожалуйста, оставьте нас.

— Как вы себя чувствуете? Может быть, лучше вернуться в палату?

— Все хорошо. — Тина откашлялась. — Всего лишь небольшая слабость. Возможно, действительно свежий воздух.

— Что ж, как скажете. — Врач поднялся. Повернулся к Нику. — Если сеньоре опять станет дурно…