Минут десять, наверное, сидел, и столько всего за это время успел передумать, сколько за десять лет не набралось бы. Знаете, как бывает — вроде, идет все своим чередом, и идет. Смотришь — значения не придаешь, кажется, что так и надо. А потом, что-то случилось — и как накроет! Вроде как головоломка на полу рассыпана была, а потом ветер подул, и части на свои места встали. Понимаете?.. Столько я всего вспомнил сразу.

И как видел однажды — пацан у Кларка из номера выходил, я тогда решил, что рассыльный. Странный, думаю, какой-то, одет уж больно чудно. И как обрывки его разговоров по телефону слыхал: да-да, типа, пусть приходит, заплачу, как договорились — думал, что это про шлюх. И про то, как наркоту у пушеров покупал, Кларк говорил, что для леди Маргариты, она, дескать, без этого дела помрет, а врачи напрямую назначить не могут — противозаконно… И стукнуло мне в голову — а может, и леди Маргариту на самом деле Кларк загубил? Может, и можно было ее вылечить — а он вместо того, чтобы запрещать ей колоться, сам эту дрянь и подсовывал? Чтоб она не соображала ничего и в делишки его сволочные не лезла? Ну, и к деньгам подбирался, опять же. Чтобы уж, когда она помрет, никто ему не мешал. Леди Маргарита ведь из неапольской квартиры не хотела уезжать, это Кларк настоял, чтобы в «Шиповник» перебраться. Там, дескать, спокойнее, и для леди Маргариты соблазнов меньше. А на самом деле увез бедняжку подальше от знакомых и запер, считай, в четырех стенах. Ну и себе руки развязал: на побережье полиция сами знаете, какая. И нравы тоже — курортная зона, мать ее. Сутенеры всех мастей водятся: хошь тебе девку приведут, хошь пацана, хошь крокодила какого, только плати. И подешевле, небось, опять же, чем в городе… А деньги Кларк всегда хорошо считал. В общем, сеньорита, до того мне мерзко стало, что я из машины вылез — ключи в зажигании оставил, — да пошел куда глаза глядят. До ближайшего кабака, то есть. И сразу, как вошел, стакан хлопнул — чтобы уж точно Кларк, если меня найдет, никуда ехать не заставил. Но только он мне даже и не звонил — видать, понял, что не о чем нам разговаривать. Расчет потом с Робертой передал. А перед этим сообщение на телефон пришло, с незнакомого номера: «Тебе никто не поверит. Пожалей семью», — как-то так. Да только это я и сам понимал, что не поверят — кто такой Кларк, и кто я! Доказательств у меня, кроме догадок, не было. Наркоту для леди Маргариты всегда я покупал, Кларк не марался… В общем, в полицию соваться я и не думал, это Кларк зря переживал. Решил, что бог судья — и ему, и тем, кто ему пацанов поставляет. Отольется им эта дрянь, думаю, рано или поздно. Работу я тогда быстро нашел, мебель развозить на грузовике, а Кларка постарался из головы выкинуть. И век бы о нем не вспоминал, кабы он не расшибся. Тогда ж про это все газеты писали, Ники в новостях показывали — и тут меня второй раз накрыло. Вспомнил, как Роберта моей Розите рассказывала: Ники, мол, из «Шиповника» сбежал. Они с Робертой тогда подругами были, а потом разругались, по бабьей дури какой-то, теперь и телефон-то Роберты негде взять… Ну, так вот. Ники тогда лет пятнадцать было, или около того. А мальчишка он дерзкий, нахальный, с самого детства. Я потому ничего такого и не подумал, когда Розита рассказала — ну, убежал и убежал, все к тому шло. Ники, мальцом-то, только со шпаной и гужевался, ясно было, что по скользкой дорожке покатится… Это я тогда так думал. А, как на суде его увидел, да вспомнил, сколько лет парнишке было, когда сбежал — мне, сеньорита, аж сердце кольнуло. Вот оно, думаю, на самом-то деле почему! И в то, что Кларк случайно погиб, я не поверил. У Ники по глазам все было видать. Отомстил он этому гаду, стало быть. И вот что я вам скажу, сеньорита: правильно сделал.

Глава 22

— Честно говоря, я думал, что насчет наличных вы пошутили, сеньор.

— Я никогда не шучу насчет наличных. И вам не советую.

Этот хлыщ начал бесить Ника с первой минуты общения, еще когда три месяца назад он впервые позвонил сюда, в риэлтерское агентство. С детства терпеть не мог тех, кто так откровенно лижет задницу, а хлыщ, судя по всему, другого стиля общения с клиентом не представлял.

Ник сидел в офисном кресле напротив стола хлыща, поджидал, пока тот заполнит и распечатает кучу бумаг.

— Надеюсь, в этот раз хозяйка не поднимет цену ни с того ни с сего?

— О нет, сеньор. В прошлый раз мы с ней все обсудили. Уверяю вас, что больше такого не случится. Кроме того, вы ведь уже оплачиваете, причем всю сумму целиком. В этот раз включить заднюю у хозяйки никак не получится.

— О’кей. Жду.

Ник вытянул ноги, усаживаясь поудобнее.

— Может быть, чай или кофе, сеньор?

— А пиво есть?

Хлыщ вскинул брови поверх модных очков:

— Что, простите?

— Пиво. Есть?

— Н-нет, боюсь, что нет.

— А виски?

— Э-э-э… Тоже нет.

— Хреново.

— Что, простите?

— Насухую, говорю, посижу.

Ник, ожидая, принялся подбрасывать в ладони ключи от прокатной машины. Сразу после встречи с Тиной приехал сюда. Он пытался купить «Шиповник» с тех пор, как получил первый выкуп.

Риэлтер тогда наобещал по телефону, что да-да, все будет, приезжайте, вносите залог, а на следующий день перезвонил — сообщить, что хозяйка подняла цену.

«Не знаю, что случилось, сеньор. Но, к сожалению, ценообразование от меня не зависит, тут на все воля хозяина недвижимости. В данном случае, хозяйки. Поверьте, я пытался ее отговорить, но дама была непреклонна».

«Верю», — буркнул Ник. Об упрямстве Ти знал не понаслышке. Ну, ничего. Мы еще посмотрим, кто упрямее.


На территорию «Шиповника» он пробирался не раз — садовая калитка, как и девять лет назад, запиралась на простую задвижку. Садился на крыльцо гостевого домика, в котором когда-то жила Ти. Доставал из кармана куртки припрятанную бутылку. Пил и, вглядываясь в заросший буйной, в человеческий рост, крапивой и прочей дрянью сад, вспоминал.

«Шиповник» снился ему едва ли не каждую ночь, все девять лет.

Здесь прошло детство. Здесь он когда-то был… счастлив, наверное. Не понимая по малолетству, что вот это всё, что его окружает, и есть счастье.

Тогда в его жизни еще не появился Кларк, и не с чем было сравнивать. Тогда можно было с гиканьем носиться по саду, строить шалаши на деревьях, протаптывать в зарослях барбариса секретные тропинки. Затаившись в кустах, брызгать на поливающую розы Роберту водой из пластиковой бутылки. С хохотом уноситься прочь от ворчливого садовника. Прятаться от матери и опостылевшей работы по дому на чердаке дровяного сарая… Это и было счастьем. Только он этого тогда не понимал.

Появлению в «Шиповнике» Кларка Ник поначалу не придал значения. Подумаешь, очередной мужик — сколько их у леди Маргариты было, да сколько еще будет. Ни один надолго не задерживался, надоест — выгонит, и всех делов.

Леди Маргаритой Ник, тогда двенадцатилетний, любовался по-детски, не как полуголыми девками на пляже и голыми — в порнушных журналах. Леди Маргарита казалась недосягаемой богиней, феей из сказки. Ей можно было только восхищаться.

А на Кларка Ник, когда леди Маргарита впервые привезла нового кавалера в «Шиповник», еле глянул. Он его и через неделю знакомства, встреть на улице, не признал бы — мужик как мужик, чего его разглядывать.

О том, что предметом пристального разглядывания стал он сам, Ник догадался не сразу. Хотя поначалу, конечно, и Кларк таился, когда только женился на леди Маргарите. Да и бывали они в «Шиповнике» в первые годы нечасто, все по заграницам мотались. Летом приедут на месяц-два, в несезон заскочат пару раз — и вся любовь. А в «Шиповнике» тем временем жизнь шла своим чередом, раз и навсегда установленным сэром Джозефом порядком.

Перед большим домом цвели розы, в саду спели абрикосы. Садовник пропалывал клумбы и подстригал кусты, Мария накрывала стол к завтраку, обеду и ужину, Роберта, ворча, раскладывала в кладовке привезенное из прачечной белье.

Ник, помимо «сбегай туда-сбегай сюда-подай-принеси-не мешайся», выполнял еще одну святую обязанность. Раз в две недели он, раздевшись до плавок, чтобы не пачкать одежду, и вооружившись шваброй, драил потрескавшиеся плитки старого бассейна. На памяти Ника в бассейне не купался никто и никогда, но содержание долбаной лужи «в приличном виде» было одним из неукоснительно соблюдаемых заветов сэра Джозефа.

В тот день — точнее, ночь — Ник, матерясь сквозь зубы, со шваброй в руке, спрыгнул на дно бассейна. Опустил с бортика вниз ведро с разведенным порошком. Окунул швабру в ведро и взялся за дело.

В ушах — наушники, проводок уходил к плееру, зацепленному за край оборванных по колено джинсов. Из джинсов Ник давно вырос, они протерлись везде, где можно, задницу обтягивали, как вторая кожа, и мать на них не раз покушалась — выбросить, но Ник не отдавал. Он вообще туго расставался со старыми шмотками. К старью привыкнешь, разносишь — удобно. А у новых вещей, вечно — то карман не там, то застежка не на месте. Вот, придумал бы кто-нибудь такие шмотки, чтоб и вырастали вместе с тобой, и не протирались, во жизнь бы настала! Особенно, если бы обувь такую изобрели. Мать задолбала ворчать, как быстро он растет, только и успевает новые кроссовки покупать. А он виноват, что ли, что растет?..

Кажется, о чем-то таком думал Ник, надраивая пол бассейна и мыча вполголоса, вместе с гремящей в наушниках музыкой. Он и не заметил, как Кларк подошел. Может, тот с самого начала его подкарауливал.

Ник заметил Кларка, когда в очередной раз выпрямился над ведром, отжимая тряпку. И встретился глазами со взглядом хозяина. Тот сидел в шезлонге, у края бассейна.

В свете фонаря, который Ник поставил на бортик, шезлонг с сидящим в нем Кларком был еле виден. Зато бассейн и самого Ника фонарь освещал отлично.