— Что нужно? — Его голос звучал вежливо, но не очень дружелюбно. — Что вам нужно? — Взгляд телебосса скользнул по фигуре крупного мужчины в изодранном камуфляже, глаза блеснули. Он даже попытался улыбнуться. Но Максима трудно было провести. Он понял, что телевизионщик насторожился.

— О, я понимаю! — произнес он покровительственно. — Вы — тот самый охранник. Ксения мне звонила…

Максим молчал. Он не сводил глаз с Ксении.

И ему было плевать, что бормочет ее щеголеватый любовник. Любимая была по-прежнему без сознания и не знала, что они все-таки не позволили взорвать остальные девять фугасов. Они не позволили бы взорваться и первому. Но Зайнулла все же провел их. Улучив момент, повернул колесико завода на наручных часах, оказавшихся мини-передатчиком, и в воздух взметнулись тонны слежавшейся породы. Конечно, после он сдал им все места закладки фугасов. Попробовал бы не сдать.

Но этот первый взрыв стоил им очень дорого. Он унес жизни трех бойцов спецназа, двоих тяжело ранил. Ребята отправили Зайнуллу в расход, несмотря на мольбы и стенания прежде бравого командира «Черных беркутов».

Всего этого Ксения не знала и не видела. Это была специфика войны, которую женщины никогда не могли понять. И Ксения тоже ее не понимала и осуждала…

Максим дотронулся до женской руки, свесившей-, ся с носилок.

Егор суетился рядом, что-то бормотал, затем полез в нагрудный карман и стал торопливо отсчитывать зеленоватые сотенные купюры.

— Возьмите, — совал он тощую пачку в руки Максиму. — Это за Ксению. Я знаю, вы спасли ее.

Возьмите, это ваш гонорар…

Максим посмотрел на него с недоумением и отвел руку с протянутыми долларами:

— Не надо… Не надо мне ваших денег…

Он развернулся и пошел по полю к своим товарищам, которые стояли возле микроавтобуса и наблюдали, как он прощается с Ксенией.

— Как так? Вам мало? — возмутился Егор и нагнал его. — Я заплатил вам гораздо больше, чем платят охранникам. Я консультировался…

Он попытался вновь затолкать доллары в его руку, но Максим скомкал их и бросил на бетон. Как перекатиполе, серый комок понесся по асфальту.

Егор пытался его настичь, но безуспешно. Телевизионщику пришлось пробежать метров двести, прежде чем доллары вновь оказались в его бумажнике…

Максим молча уселся рядом с Ташковским. Писатель прошептал ему:

— Она непременно вас найдет, Максим! Выздоровеет и найдет! Я не сомневаюсь…

И вот Ксения выздоровела, стала еще красивее и соблазнительнее; по крайней мере, такой она смотрелась с экрана. И наверняка даже думать себе о нем не позволяет. И все, что кричала ему о своей любви, когда он уходил к перемычке, было лишь капризом избалованной бабенки. Ей не понять настоящей любви, когда готов расстаться с жизнью, лишь бы любимому человеку жилось лучше…

Она выздоровела и успела подготовить свою программу, которая без нее не выходила на экраны. В основном шли повторы, и вот, наконец, анонс новой передачи. Естественно, почитатели журналистского таланта Ксении Остроумовой прилипнут сегодня вечером к телеэкранам. Тем более, что события в Баджустане до сих пор на слуху.

Через два месяца, как пал режим Арипова и неожиданно скончался от чахотки мятежный генерал Рахимов (правда, ходили слухи, что он застрелился в своем кабинете, когда узнал о провале некоей секретной операции и гибели сына), в стране прошли президентские выборы. Как и ожидалось, во главе Баджустана стал скромный ректор столичного университета. Через две недели после инаугурации он уже встретился с российским президентом.

А в его свите пару раз промелькнула хорошо знакомая Максиму физиономия с выгоревшими бровями, белобрысой головой и пристальным взглядом маленьких темных глаз. На этот раз Сергей Верьясов был в смокинге. И вероятно, в его компетенции опять находились вопросы культуры и образования народа Баджустана.

Максим сплюнул. Он изо всех сил сдерживался, чтобы не войти в дом. Нет, все-таки у него хватит силы воли, чтобы не включить телевизор, не увидеть лица этой сучки, которая ни разу не вспомнила о нем, не позвонила, не написала…

Правда, она не знала его адреса, но с ее-то возможностями… Вполне могла это сделать через Верьясова или того же Ташковского Максим опять вздохнул и шепотом выругался. Что он за слюнтяй такой! Не может заставить себя переступить порог, чтобы взять сигареты. Неужто он не в состоянии сдержать себя и не включить этот чертов телевизор…

Он встал и подошел к калитке. Широкая пыльная улица была пуста. Лишь в том месте, где она заворачивала к реке, виднелась стайка ребятишек с удочками. Солнечный зайчик скользнул по лицу. Он поднял глаза. Из окна мансарды массивного двухэтажного особняка, что возвышался метров этак на триста выше по склону от дома его матери, кто-то опять смотрел в бинокль. Это продолжалось с самого утра. Периодически вспыхивали солнечные блики на стеклах не очень опытного наблюдателя Максим же всякий раз чертыхался Какому бездельнику понадобилось вдруг созерцать его голую потную спину и задницу в вылинявших спортивных брюках.

Солнечный зайчик продолжал разгуливать по его лицу, и тогда Максим не выдержал. Бегом пересек маленький дворик, вбежал на крыльцо и взял бинокль, который стоял на окошке веранды. Вернулся на крыльцо и демонстративно навел его на мансарду. Но там никого не оказалось, лишь ветер шевелил легкие занавески и огромные листья какого-то тропического растения, росшего в кадке на балконе особняка.

Впрочем, разве мог он ожидать чего-нибудь другого. Наблюдатель засек его и благополучно скрылся. Но все же он наведет справки, кто проживает в этой неприступной крепости и почему выбрал именно его, Максима Богуша, объектом своего докучливого внимания.

Он опустился на ступеньки, положил бинокль рядом. На этот раз в голову пришла мысль, что ничего страшного не случится, если он посмотрит «Личное мнение». Надо достойно попрощаться с прошлым. С понедельника он начнет новую жизнь, и в ней уже не будет места для Ксении Остроумовой. Его размышления прервал шум.

Кто-то стучал в ворота и несколько раз брякнул щеколдой. Шустрая собачонка Айва, что лет уже шесть охраняла родительскую усадьбу, залилась звонким лаем, но на ворота не бросилась, из чего Максим сделал вывод, что пришел кто-то из соседей.

Нехотя он подошел к воротам, не преминув еще раз смерить взглядом кучу дров. Пожалуй, работы здесь до поздней ночи. В ворота опять постучали, и он, не спрашивая кто, распахнул калитку. И растерялся. За воротами, прислонившись к столбику ограды, стояла очень красивая черноволосая девушка лет восемнадцати, не больше. Она грызла травинку и насмешливо смотрела на растерявшегося Максима.

— Здравствуйте! — произнесла она нараспев, и в глазах ее блеснули веселые бесенята. — Вы — Максим Богуш?

Он кивнул.

— Вас в гости зовут, — произнесла девица лениво и кивнула в сторону особняка, с которого только что велось наблюдение. — Просят одеться поприличнее, и непременно чтобы был галстук. — Она капризно надула губки и оглядела Максима с ног до головы, отчего он почувствовал себя крайне неуютно. Но все же не подал виду и недовольно пробурчал:

— С какой стати? Я никого там не знаю.

Девушка выпрямилась. Определенно она кого-то ему напоминала. Скривившись, она произнесла несколько высокомерно:

— Ваше дело, можете отказаться. Но мне велели передать, что вы определенно потом пожалеете, если не явитесь.

— Но по какому случаю меня приглашают? — развел руками Максим. — Эту тайну вы сможете открыть?

— Вам же сказали, наденьте галстук. Вас приглашают на свадьбу.

— Свадьбу? — опешил Максим. — Чью свадьбу?

— Узнаете. — Девица широко улыбнулась и превратилась в обыкновенную девчонку, только очень хорошенькую. И опять она очень сильно кого-то напомнила ему. Он хотел кое-что уточнить, но из-за угла вылетел японский мотоцикл с восседающим на нем парнем в красном блестящем шлеме. Точно такой же он метнул в руки девчонке, и уже через мгновение они умчались прочь, оставив после себя синеватое облачко выхлопных газов.

Максим проводил их взглядом. Что за ерунда такая? Какая свадьба? Какой галстук? Он мог бы подумать, что девчонка ошиблась, если бы она не назвала его имени. Он чувствовал подвох. Тревога все сильнее и дальше проникала в его душу. Но он все же решился.

Правда, костюм не стал надевать. Облачился в светлые брюки и рубашку и направился в сторону особняка. Несмотря на сомнения, галстук он все-: таки прихватил. Затолкал его в карман, потому что галстук был так себе и совершенно не подходил к его рубашке. Он и купил-то его только потому, что он смахивал на галстук, который он носил в Баджустане. Ксения тогда высмеяла эту деталь его одежды и, кажется, сказала, что он из тех людей, что надевают их только на свадьбу или на похороны. И ведь как точно заметила — словно с первых минут их знакомства знала о нем абсолютно все.

Максим почти бегом преодолел склон, на вершине которого возвышался особняк. Толкнул калитку.

Не заперта, во дворе нет собаки. Он безбоязненно пересек двор и поднялся на крыльцо. Входная дверь была открыта. Максим вошел. Большая гостиная справа пустовала, но рядом, видимо в столовой, сиял белоснежной скатертью длинный стол и уже расставлены тарелочки для закусок и бокалы для вина.

— Эй, есть кто живой? — спросил он вполголоса. Затем повторил чуть громче.

— Есть, — ответил кто-то за его спиной.

И он обернулся.

— Ты не узнал меня? — Худенькая женщина в длинном, облегающем фигуру темном платье протянула ему руки. — Ты забыл меня, Максим?

— Т-ты, — едва выговорил он и отступил назад, — что за шутки? Откуда ты взялась?

— Здесь живут моя мама и моя дочка, — сказала она тихо. — Ты видел Катю. Она приходила за тобой. Говорят, она очень похожа на меня.

— Да, — ошарашенно кивнул Максим, — только она черненькая… я все никак не мог понять, кого она мне напоминает.

— Ты совсем забыл меня. — Голос Ксении дрогнул. — Я думала, ты не оставишь меня, а ты исчез сразу, как мы прилетели в Бишкек. Мне рассказали…