Светлана Воинская - Стервятница

Романы Томы были всегда специфичны, в ней горело сильное желание поражать, удивлять. Любой из ее гостей был диковинкой в ее коллекции. Каждый вечер она устраивала балаган, представление, все находили ее странной, претенциозной, страшно интересной. Демон ее натуры плодил подобных себе, притягивал, манил вечных клоунов, бегущих от банальности. От нее ждали выходок, скандала. Никто не понимал, что иногда и ее мятежная душа требует стать, пусть на час, простой, скучной, убогой. Никто, кроме Жени и Моны… И Тома не хотела потерять ее.

Для пикника она выбрала болотистую местность одного из предместий, вдали от лондонского смога — ядовитой смеси промышленных выбросов и каминного дыма. Она боялась, что итальянец не придет. Он пришел, одетый, как на светский прием: белое пальто, вокруг бычьей шеи повязан бежевый шарф. Самолюбие человека, выросшего в бедности, столь болезненно! Тома рассчитывала на это. Одеться хуже, испачкаться в присутствии людей иного сословия Ромео позволить себе не мог. Он хотел изображать денди даже среди болот, в его примитивном восприятии богатых людей они должны так поступать.

Тома пригласила Кэтти Норвуд, Борисова и Джульетту. В таком тесном кругу обязательно должно что-нибудь произойти, итальянец поневоле окажется в глупом положении. Тома не хотела делиться с Мон сплетнями о Джульетте, Борисове и банкирше Норвуд. Ни к чему. Моника и так должна понять, насколько ее выбор неудачен.

Гости суетились вокруг костра, собирали хворост, их забавные потуги быть полезными в тонком деле разжигания огня вызывали взрывы смеха. Образ богатого не позволял Ромео снизойти до помощи другим, он терпеливо ожидал, снисходительно обронив, что в парке пикник получился бы более цивилизованным.

Женя откупорил бутылки, Мон вытащила из корзинки хлеб, колбасу, добыть которую в военное время было небывалой удачей. Все собрались у костра, и Тома пекла на огне яблоко.

— В углях мы приготовим прекрасный картофель!

Итальянец не притронулся к угощению. Простая деревенская пища не для его изысканных вкусов. Прячась от дыма, он переходил с места на место. Бедняга, в век технического прогресса он надеялся найти богатого человека праздным и расслабленным прожигателем жизни. Он искал свой идеал, а находил веселых бездельников — разорившихся дворян. Деньги текли только к тем, кто даже в развлечениях извлекал для себя пользу. Ромео забыл Патрика, каждая минута которого отводилась мысленным расчетам.

Сидящие на покрытом одеялом бревне женщины нанизывали на кленовые прутики кусочки колбасы. Кэтти была прекрасна, словно героиня полотен Рубенса. Полная жизни, она делилась, изливала ее на окружающих щедрым потоком. С Мон она быстро нашла общий язык. К недоумению Ромео, никто из-за него ссориться не собирался.

— Красавица! Хоть на самовар ставь! — прокомментировал Борисов.

— Что? — не понял Ромео, чем заслужил снисходительный смешок Жени.

— Я всегда довольна мужчинами, потому что их несколько, — беззаботно делилась философскими изысканиями Кэтти. — Один заботится о семье и деньгах. Другой — для любви, с ним можно показаться на людях, но издалека, чтобы другие женщины исполнились зависти. Пускай, он недалек, для интеллектуальных бесед у меня есть водитель-философ, человек энциклопедических знаний, с которым я час-другой в день могу поупражняться в остроумии, потому как у него прекрасное чувство юмора. Но совместить все в одном мужчине невозможно. Глупо искать идеал. Мужчина — существо функциональное.

Это говорила Кэтти, его Кэтти. Приблизившись, Ромео видел ее полную холеную шею, подрагивающие в ушах серьги. Функция! Назвать его функцией, когда они оба знали, кто хозяин ее тела, кто заставляет ее повиноваться и просить, кто заставляет ее плакать в экстазе. Говорить о нем так пренебрежительно, в его же присутствии!

Он обернулся к Томе. Минуту он изучал ее хрупкую фигуру, потом отвернулся, пробрался сквозь кусты, грозящие испортить костюм. Он запомнит этот пикник, как запомнил ужин в доме профессора Каттнера.

Женя шепнул супруге:

— Впредь будем приглашать его почаще. Этот молодой человек очень забавен, его присутствие повышает настроение. Я чуть не упал с бревна, когда услышал его монолог о современной прозе.

Лондон… Фред всегда стремился сюда, в обитель цивилизации, прогресса. И Моника ступила на берег Англии, зная, что брата непременно привлечет сюда голос смерти. Тихий голос, что звал их всех за собой…

Когда газеты взбудораженной Европы только и писали об убийстве австрийского престолонаследника, в одной из заметок промелькнуло имя Каттнера. Каким-то образом сбежавший из сараевской тюрьмы преступник был замешан в кровавой расправе.

— Что нового? — поинтересовалась Стеф.

— Что и всегда, — Моника кинула газету в пылающий камин.

Найти Фреда… Газета даже дала ответ, как, в маленьком заголовке статьи:

В сентябре Моника прибыла в Лондон. Фред обязательно посетит доктора Парсонса или уже посетил.

Парсонс напомнил ей отца. Поглощенный собой, фанатик идеи, он не видел и не слышал гостью, для него она не существовала, как и мир живых. Лишь подобный сновидению мир смерти владел его вниманием.

— Вдова? — послышался его сиплый голос.

— Я не замужем.

— Близкие родственники умирали?

— Нет. Почему вы спрашиваете?

— Жаль. Женщины гораздо чаще, чем мужчины, вступают в контакт с умершими. Опыт такого рода наиболее вероятен у женщин, потерявших супруга. Поэтому жаль… что вы не вдова. Да и родители… Имеют тесную связь с детьми и часто странным образом сообщают им о своей смерти. Поэтому жаль…

— Что я не сирота?

— Да, — абсурдная жестокость старика, желающего несчастья ближнему, которое даст ему материал для исследований.

— В детстве у меня умерла собака. В тот момент я находилась в пансионе, далеко от дома. Я знала, что она старая и больная. И однажды я вдруг поняла, что в этот самый миг она умерла. Я расплакалась и позвонила домой. И действительно…

— Так, так… Она сообщила о своей смерти, попрощалась навсегда. Так бывает. Но собака! Собака… Нет, о собаках я упоминать не буду.

— Мой брат занимался исследованиями подобного рода. Он фотографировал момент смерти. Я ищу его. Возможно, он навещал вас. Высокий, немного сутулый… — она поняла свою ошибку — внешность вряд ли волновала Парсонса. — У него возникли трения с церковью…

— Церковь! — пробурчал доктор. — У христиан небо — иерархическое государство, где ангелы и святые созерцают бытие Бога, Коран обещает арабам рай — прекрасный оазис, где мужчины возлежат на ложах, наслаждаясь вином и фруктами, гедонисты верили в прекрасный остров, где изобильная земля круглый год рождает медоносные плоды. Ацтеки, скандинавы, эскимосы… Представления о загробной жизни совершенно различны. Почему же, придя в себя после остановки сердца, католики не рассказывают, что видели святого Петра у Жемчужных врат, Христа, хоры ангелов?

— Так эти люди возвратились с того света?

Телефонный звонок прервал странную беседу. Через несколько секунд, сияющий, он бросил трубку и вскочил из-за стола.

— Скорей, а то не успеем! Джон, в машину! — кричал он. — А то старая ведьма опередит нас. Я не прощу себе этого.

Моника выскочила вслед доктору, забралась в автомобиль. Ее присутствие совершенно не волновало Парсонса. В счастливом возбуждении он говорил:

— Это небывалая удача! Она изменилась, изменилась. Жалкая, больная старуха! Ее ненавидел весь свет. Улыбается! Будто увидела что-то прекрасное! Хоть бы успеть, успеть. Она расскажет, что видит. Преобразилась, прозрачная кожа, светится… юна… Как тот мальчик, больной чахоткой, внезапно сел на постели — я опишу этот случай — широко открыл глаза и улыбнулся впервые за несколько месяцев, и вместе с последним вздохом воскликнул: «Как прекрасно, мама!». И упал на подушку мертвым. Я докажу, докажу этим жалким врачишкам с горсткой постулатов вместо мозгов! Ха, галлюцинации, отравление мочой, наркотики, ха! И у всех, независимо от возраста, культуры, национальности видения одни и те же! Ха!

«Ролс» резко затормозил, Парсонс выскочил и бодренько взбежал по ступенькам. Моника бросилась за ним. Шум бойких каблуков доктора нарушил мрачную гармонию дома. Достигнув второго этажа, Парсонс встретил препятствие в виде пастора, преградившего ученому дорогу.

— Благодать снизошла на дочь Господню. Проявите терпение, господа.

— Прочь, церковник! Прочти на досуге Евангелие от Иоанна о Лазаре, возвращенном к жизни. Что пережил он за те дни, что был мертв? — и Парсонс вломился к умирающей.

Моника не последовала за ним. Она опустилась на диван. Смерть всегда представлялась ей как конец всего, облеченная траурной мантией горя близких. А Фред видел в смерти жизнь, начало, новое. То, что ее взору было недоступно.

Напротив сидел мужчина, он будто дожидался, пока она заметит его присутствие:

— Лорд Бартон, — с легким поклоном назвался он.

— Леди Мона.

— Вы последовательница этого старичка-мистификатора?

— А вы… наследник этой старухи-ведьмы?

Мужчина расхохотался.

— Простите меня. Получил по заслугам. Постараюсь впредь быть более тактичным. Например, очень вежливо приглашу вас на ее поминки? Позволите…

— Звучит романтично.

Чета Бартон, хоть и состояла в ссоре, грозящей перерасти в развод, принимала гостей. Вражда хозяев обернулась странным выбором приглашенных — каждый из супругов руководствовался лишь своим вкусом и симпатиями. Среди друзей леди Маргарет Бартон была мистификаторша и медиум — мисс Вирджиния, профессор-востоковед, эксцентричная русская поэтесса и сэр Артур, в пользу которого она когда-то агитировала в ходе избирательной компании.