Сара Джио - Среди тысячи лиц

– Ракушка все еще у тебя? – спросил он меня при нашей последней встрече.

– Да, – ответила я.

– Хорошая девочка.

Я подняла голову, очнувшись от своих мыслей, когда услышала мужской голос, который отчитывал кого-то впереди меня.

– Вы меня слышите? – сурово спросил мужчина.

Это был работник ресторана в белом фартуке. Он заслонял того, к кому обращался, поэтому я вытянула шею, чтобы увидеть происходящее.

– Я уже говорил вам раньше, что вы должны уйти, – продолжал он. Мое сердце забилось быстрее. Неужели это?..

– Подождите, – крикнула я, когда тот, к кому он обращался, медленно побрел прочь. Я видела только его спину в армейской куртке. – Прошу вас, подождите!

Работник ресторана откашлялся.

– Примите мои извинения, если этот человек докучал вам.

Я ему не ответила и бросилась бежать, пытаясь догнать мужчину в армейской куртке, который свернул за угол. Я побежала быстрее, но вскоре увидела, что он смешался с толпой на площади перед торговым центром Уэстлейк. Народу было много: матери с дочерьми, прикрывавшие зонтами пакеты с покупками из универмага «Нордстром», школьники с наушниками, пожилые дамы. Вдалеке уличный скрипач играл Happy Birthday[8]. И тут я увидела армейскую куртку.

– Кэйд! – окликнула я. Он был на сотню футов впереди меня, но я поняла, что он меня услышал, потому что мгновенно остановился и посмотрел по сторонам.

– Кэйд, – повторила я, медленно приближаясь. Я боялась, что если пойду быстрее, то могу напугать его. Поэтому я двигалась осторожными короткими шагами, как человек, пытающийся подобраться к попавшему в беду щенку и спасти его. Еще несколько шагов.

– Кэйд, это я, Кайли.

Он повернулся ко мне. Когда наши глаза встретились, казалось, мир, до этого бурливший водопадом, замедлил свое движение и превратился в тонкую струйку. Я не слышала шума вокруг себя. Я не замечала торопящихся людей. Я не чувствовала дождя на лице. Был только Кэйд. И он смотрел на меня.

25 мая 1996 года

– Как я выгляжу? – обратилась я к Трэйси, кружась по нашей кухне, чтобы она как следует рассмотрела мое платье, голубое с кружевной отделкой по подолу и на рукавах. Я купила его в магазине «Бон» во время обеденного перерыва. – Не перестаралась?

– Нет, – ответила Трэйси, – оно говорит: «Я профессионал, но в глубине души художник».

– Художник в глубине души? – Я сморщила нос.

– Ну да, загадочная художница. Мужчинам нравится интрига.

– Гмм. – Я утянула платье в талии, пытаясь поймать свое отражение в дверце микроволновки. – Я не слишком в этом уверена.

– Не переживай, – продолжала Трэйси, – Кэйду платье обязательно понравится, но только в том случае, если ты срежешь с него ярлычок.

Моя подруга взяла ножницы из кухонного шкафчика.

– Дай-ка я тебе помогу.

Я пожала плечами:

– Боже, я ненавижу ходить на свидания.

– От этого никто не в восторге.

– Тогда зачем мы все через это проходим?

Трэйси улыбнулась:

– Несмотря на то что ты надеваешь защитные доспехи, ты настоящий Водолей. Поэтому в душе ты втайне идеализируешь любовь, веришь в родственные души и все такое прочее.

– Что ж, – произнесла я куда более серьезным тоном, – хотя Кэйд пригласил меня на ужин, я что-нибудь выпью и, возможно, съем закуску. Если что-то пойдет не так, я уйду.

Я надевала черный кардиган, когда Трэйси, порывшись в своей сумочке, протянула мне четвертак.

– Держи!

Я удивленно посмотрела на нее.

– Положи в сумочку. Если потребуется подкрепление, найди телефон-автомат и позвони мне.

– Хорошо, – улыбнулась я.

Я сидела у бара в ресторане «Дикий имбирь» и нервно вонзала соломинку в ломтик лайма в водке с содовой. Кэйд опаздывал. Всего на десять минут, но все же.

– Не хотите ли посмотреть меню? – Сочувствующий бармен посмотрел в мою сторону.

– Нет, я кое-кого жду, – ответила я.

– Первое свидание?

Я покраснела:

– Ага.

Бармен кивнул:

– Я почему-то так и подумал.

– Как вы догадались?

Он улыбнулся:

– Профессиональное чутье.

Я выдохнула:

– Должна признаться, я немного нервничаю.

– Почему?

Я не успела ответить, когда кто-то слегка похлопал меня по плечу. Я обернулась.

– Прости за опоздание, – извинился Кэйд. – Совещание продлилось дольше, чем я планировал, и, разумеется, мне пришлось обсуждать дела с моим партнером тридцать седьмой раз за неделю. – Он потер лоб. – Маленький совет: никогда не затевай бизнес с лучшим другом.

– Усвоила. – Я улыбалась во весь рот.

– Привет, – улыбнулся мне Кэйд.

– И тебе привет, – ответила я. Он был одет в джинсы, серый свитер и высокие, порядком поношенные кеды «Конверс». Он был точно таким, каким я запомнила в ту ночь в клубе «Крокодил». Немного непредсказуемый, несколько непочтительный и совершенно завораживающий.

– Надеюсь, ты не станешь сердиться на меня за мое опоздание. – Кэйд улыбнулся так, словно заранее знал, что не буду сердиться.

Бармен подмигнул мне, когда администратор провожала нас к столику у окна в дальней части обеденного зала. Мы сели за стол.

– Мне нравится твое платье, – сказал Кэйд.

Я посмотрела вниз на колени и разгладила воображаемую морщинку.

– Правда?

– Ага, оно в стиле Стиви Никс[9].

Я рассмеялась и отпила глоток коктейля.

– Тебе нравится Fleetwood Mac?[10] – спросил Кэйд.

– Да, – ответила я, – Gypsy[11] – одна из моих любимых песен. Моя мама была хиппи со стажем.

Официант протянул Кэйду меню, и тот, улыбнувшись мне, заказал мартини с оливками, фаршированными сыром.

– Знаешь, как я определяю хороший ресторан? – спросил он, откладывая меню.

– Как?

Кэйд указал на бар:

– Оливки, фаршированные сыром.

Я недоуменно посмотрела на него:

– Боюсь, я не совсем понимаю.

– Во многих местах их вообще нет, даже в дорогих заведениях. Но вопрос в том, предлагает ли персонал сделать их для тебя. В хорошем ресторане их обязательно сделают.

– Интересно, – оценила я.

Кэйд подмигнул:

– Когда пишешь статью о ресторанах, всегда следует добавить изюминку.

– Надо будет за этим проследить, – улыбнулась я ему.

– Расскажи мне о своей работе.

Я кивнула:

– Кажется, я говорила тебе, что работаю репортером в «Сиэтл Геральд».

– Да, и я впечатлен.

– Не стоит. Я самый младший репортер.

– Не скромничай, – возразил Кэйд. – Уверен, что твоя работа намного интереснее, чем ты думаешь.

– На самом деле я люблю свою работу, – сказала я. – И у меня замечательный редактор, который позволяет мне писать о темах, интересных для меня.

– Например?

– Ну… – Я немного поерзала на стуле. – Политика, бедность, интервью о людях, непохожих на остальных.

– Вау! Серьезные вещи.

– Они много значат в нашей жизни, – продолжала я. – По крайней мере, в моей – точно.

Кэйд долго смотрел на меня, пока я не почувствовала, что мои щеки залила краска, и не отвернулась.

– У тебя доброе сердце, знаешь ли.

Я улыбнулась:

– Или мне просто не хочется писать о моде.

Вернулся официант с мартини, в котором на коктейльную шпажку были нанизаны фаршированные сыром оливки. Кэйд положил одну оливку в рот и отпил мартини.

– Тебе всегда нравилось готовить?

– Всегда. Я выросла с бабушкой в Айове и готовила вместе с ней.

– А я всегда любил музыку. – Он отпил еще глоток. – Забавно, что мы оба родились с увлечением, которое со временем не поблекло.

Я кивнула:

– Если бы я так сильно не любила свою работу, то я, возможно, стала бы шеф-поваром.

– Расскажи мне об Айове.

– Я переехала туда после смерти родителей.

– Прости, – сказал Кэйд.

Я пожала плечами:

– Мне было пять лет. Они погибли в автомобильной аварии – лобовое столкновение, – когда ехали на концерт Grateful Dead[12].

– Ты что-нибудь о них помнишь? – спросил Кэйд, наклонившись ко мне.

– Мамин голос, – ответила я. – Она по вечерам всегда напевала колыбельную из оперы «Порги и Бесс».

– Summertime?[13]

– Ты ее знаешь?

Кэйд кивнул.

Я попыталась вспомнить мелодию и через пару мгновений начала напевать:

– So hush little baby…[14]

– Don’t you cry[15], – продолжил Кэйд, допевая за меня строчку. И когда он это сделал, у меня по коже побежали мурашки.

Я слегка улыбнулась своим мыслям.

– Позавчера на работе у меня глаза были на мокром месте. Почему-то я все время вспоминала платье, которое носила мама. Оно было цвета ржавчины с голубой вышивкой спереди.

– Мои родители тоже умерли, – сказал Кэйд. – Мне было семь, и меня взяла к себе тетя.

– О! – Его слова поразили меня. – Я ни разу еще не встречала человека, чьи родители умерли, когда он был маленьким, как и у меня. Я всегда чувствовала себя странной девочкой с умершими родителями.

– Мы с тобой пара сирот, – с грустной улыбкой констатировал Кэйд.

– Расскажи, что случилось с твоей семьей, – попросила я.

– История такая. Мама умерла от рака. Я помню ее смутно, если ты можешь понять – как будто чувствую. – Он помолчал. – От нее я унаследовал музыкальный ген, хотя ему потребовалось некоторое время, чтобы проклюнуться.

– Разумеется, она передала его тебе. Я недавно прочитала, что дети, разлученные с матерью сразу после рождения, могут, когда вырастут, выбрать мать из нескольких женщин. Эта связь никогда не исчезает.

Кэйд кивнул:

– Она умерла через неделю после моего второго дня рождения, а перед этим провела много месяцев в больнице. Я понимаю, что едва ли я могу ее помнить. И все же я помню. Хотя не могу этого объяснить.

– Понимаю, – сказала я. – Думаю, наш мозг формирует воспоминания и каталогизирует их еще до того, как мы это осознаем.