– Люли-люли, две пилюли, на здоровье намекнули. Мы в аптеку прибежали, нам мешок здоровья дали, – потусторонним голосом пробормотал «гений» и ринулся прочь, видимо, записывать родившийся экспромт.

Едва сдержавшись, чтобы не плюнуть ему вслед, Людмила двинулась на ковер к шефу.

Конечно, шеф желал услышать, как продвигается дело с рекламой. Он долго и страшно расписывал последствия Людмилиного бездействия, не давая вставить ни слова. Он клеймил позором ее лень, вспоминал премии, выплаченные давным-давно, и скорбел по поводу обманутого доверия. Когда Борису Степановичу надоело пугать сотрудницу, тем более что выглядела она не испуганно, а скорее нагло, он затих и вопросительно посмотрел на индифферентно сидящую девушку.

– Я была в полиграфической фирме, наладила мосты, они нам обещали скидку. Кроме того, их дизайнеры готовы помочь в разработке рекламной продукции, – скрыть торжество в голосе не удалось. Шефа она, конечно, «умыла», но извинений не дождалась.

Люда смутно помнила, что Рыжиков шлепает логотипы на всякую сувенирную дребедень, и дизайнеры у него тоже есть. Он постоянно с ними ругался и жаловался на творческие запои. Так что все было почти правдой.

– Мало, – неуверенно буркнул Жук. – Работайте интенсивнее. Как, кстати, с Бубельчуком?

– Жив еще, – односложно ответила Люда.

– Не понял.

– Если так будет продолжаться, то я за себя не отвечаю. Я не психиатр по образованию, так что не готова гладить его по шерстке до бесконечности. Какие у вас ассоциации с лозунгом «Поставим аптеку лицом к человеку»?

Борис Степанович покраснел.

– Вот-вот. А он под эту порнографию даже мультик придумал. Вы не подумайте, я не жалуюсь. Просто иллюстрирую, как обстоят дела с Бубельчуком. Мне кажется, что социальную адаптацию ему лучше проходить в другом месте.

– Идите, работайте, – сник Жук. А Люда вдруг подумала, что, возможно, даже Бубельчук не дальний родственник его любовницы, а какой-нибудь очень близкий. Вероятно, даже сын! Или вообще – внебрачный отпрыск самого шефа!

В голове начинающей писательницы неожиданно начала зреть завязка романа. А почему бы и нет? Вот напишет справочник, а там и до романа рукой подать.


Вкабинете было душно и тягостно. Люда неожиданно поняла, почему не шла на рабочее место, а почти бежала. Она все же ждала письмо от Рэда.

– Это просто элементарное любопытство. Мне же интересно, что он скажет о моей книге, а не что-то там еще, – пробормотала Людмила, оправдываясь перед равнодушно взиравшим на ее мельтешение шкафом. Она так старалась не торопиться, так нарочито долго перекладывала бумажки, что от нетерпения внутри что-то лопнуло, едва только писательница уселась перед монитором.

Не было никакого письма. Целая вереница сообщений, но знакомого адреса среди них не оказалось. Снова сплошь озабоченные мужчины среднего возраста, престарелые ловеласы и закомплексованные, но гордые одиночки. Пара нормальных писем, но того, единственного, которого так не хватало, не было.

– А мне Вовка вчера цветы подарил! – влезла в кабинет Даша.

«Только не это!» – простонала про себя Люда, изобразив подобие радостного сопереживания.

– Розы, как я люблю! Представляешь?! – сияла Дарья.

Быть обладательницей чужой тайны оказалось невероятно тяжело. Тайна распирала, давила на психику и совесть. С одной стороны, нельзя лезть в чужую жизнь, тем более когда тебя не спрашивают. Но загвоздка в том, что как раз вчера ее спрашивали, а Людмила смалодушничала. Или, наоборот, повела себя правильно? Что лучше: жить счастливо в полном неведении рядом с подлецом или разбить свое счастье в мелкие дребезги, высокомерно потоптаться на нем, чтобы аж хрустнуло, и дальше жить в состоянии недоверия ко всем мужчинам сразу? Однажды обманувшись, женщина будет проецировать свою ошибку на отношения со всеми остальными партнерами. И вряд ли из этого получится что-то хорошее. Допускать, что мужчина тебя в любом случае может предать, и быть на самом деле преданной – это разные вещи.

– Ух ты! – вяло отреагировала Люда. После вчерашнего Володиного письма на душе было непередаваемо гадко. Думать о нем не хотелось, потому что пришлось бы принимать какое-то решение, а на Людмилу свалилось столько проблем сразу, что это моральное препятствие на пути к спокойному существованию казалось уже непреодолимым.

«Как сговорились все», – приуныла Люда и вежливо прислушалась к Дарьиному стрекоту. Если вчера муж считался распоследним подлецом, то сегодня уже был белым ангелом.

«Не мое дело!» – убежденно резюмировала про себя Людмила, глядя на счастливое лицо подруги. Уверенности в собственной правоте не было, но и рисковать не хотелось. Слово не воробей.


Едва только Даша завершила озвучивание дифирамбов в честь супруга, позвонила Юлия Борисовна.

– Людмила, у меня к вам деликатный вопрос, – заваптекой покряхтела, чем-то натужно поскрипела, вероятно – стулом, и робко поинтересовалась: – А вот Кирилл, он как бы кто?

– Как бы врач, – хмыкнула Люда. Ей было неловко и стыдно чувствовать себя свахой, но сбыть родственника приятной и проверенной тетке хотелось так, что даже сердце застучало азартнее.

– А он откуда? Вы не поймите неправильно, просто я попросила его помочь, но пускать в квартиру постороннего неразумно.

Людмила все понимала правильно.

– Это родственник мой. Из деревни. Положительный во всех отношениях. Я, кстати, спросить хотела, нет ли у вас на примете незамужних подруг?

– Нет! – слишком быстро отреагировала Юлия Борисовна. Она тоже все понимала правильно.

– Жаль. А то Кирилл сейчас пока один. Не чужой человек, поэтому хотелось бы, чтобы он нашел достойную женщину, по рекомендации. Он, знаете, такой наивный, неискушенный, – тут Люда притормозила, так как далее врать про малознакомого родственника было опасно. Кто его знает, насколько он неискушенный. Мало ли, чем братец потрясет Юлию Борисовну после перестановки холодильника и починки крана.

– Ну, спасибо вам, Людочка, успокоили, – стремительно закруглила беседу заваптекой. Вероятно, торопилась к неотремонтированной сантехнике и непереставленной мебели.

Все куда-то торопились, у всех были дела и планы на вечер. Не успев затосковать по этому печальному поводу, Людмила вспомнила, что и у нее есть дельце, не терпящее отлагательства. На фоне этого перспектива провести остаток дня в офисе за творением нетленки померкла.


Жара на улице стояла невыносимая. Казалось, что даже воздух, пропитанный пыльным маревом, застыл над помягчевшим асфальтом.

Нырнув в прохладу подъезда, Люда прислушалась к грохоту сердца. Что-то внутри ее противилось намеченному: то ли интуиция, то ли совесть, то ли зачатки неуверенности в успехе предприятия. Размышления пробуждают сомнения, сомнения ведут к промедлению, промедление вообще грозит возможностью пойти на попятный. Именно поэтому Люда, даже не отдышавшись, влетела в лифт и уверенно нажала оплавленный кусок пластмассы с номером нужного этажа.

У дверей квартиры уверенность слегка скисла и трансформировалась в жиденькую дрожь в ногах, тем не менее не привыкшая пасовать Людмила надавила кнопку звонка.

Никто ее не ждал. Но Люда знала, что Рыжиков дома: окна были открыты. Из замочной скважины вместе со сквозняком в ухо задувало ритмичную мелодию.

Безрезультатно потыкав в звонок, она начала легонько пинать косяк, потом достала металлический свисток, призванный отпугивать хулиганов, и постучала по замку. Звук получился таким громким, что Люда даже мимолетно смутилась. Зато за дверью завозились, и в проеме появился Рыжиков. От растерянности гостья даже не сразу собралась с мыслями: из одежды на Евгении зеленели лишь ядовито-изумрудные семейные трусы с ромашками, а сам хозяин был голым и слегка вспотевшим.

– Рыжиков, какие у тебя мускулы, – брякнула Людмила. Это был поток сознания, так как сказать она собиралась вовсе не про выдающийся Женин рельеф. Но влажный Рыжиков так мужественно блестел и переливался волнующими бицепсами, трицепсами и прочими деталями, которые будоражат девичьи фантазии, что Люда не смогла побороть удивление. Конечно, не Ван Дамм и не Тарзан, но и не так жалок, как ей думалось. Вероятно, это была неосознанная попытка подарить комплимент перед тем, как переходить к главному. Так сказать, подсластила горькую пилюлю. Но Рыжиков реверанса не заметил или не хотел замечать.

– Михайлова, – он трагически сморщился и стыдливо шагнул за спасительную дверь, высунув лишь раскрасневшуюся веснушчатую физиономию. – Я занят.

– Я даже знаю чем, – обозлилась Люда. – Ну-ка, пропусти.

Наверное, она слишком привыкла к его безответности. Или просто перестала считаться с тем, что Рыжиков имеет право на личную жизнь, потому что долгое время сама была его личной жизнью, вернее – лишала его таковой. Тем неожиданнее было внезапное восстание бесконфликтного Жени.

– Милка! Я занят! Ты русский язык понимаешь? Иди домой, а?

– Ты хотя бы понимаешь, что она тебе не пара?

– А кто пара? Ты? – взревел Рыжиков, вывалившись в дверной проем во всей «изумрудно-бельевой» красе. – Да ты мне все нервы измотала! Самодостаточная женщина! Эмансипированная бизнесвумен, нацелившаяся как минимум на Абрамовича! Где уж мне, убогому! Хватит, наигрался в детский сад!

– Ты назло мне?! – ахнула польщенная Людмила.

– Михайлова, откуда в тебе столько наглости, а? Каждый человек имеет право не идти по карте, которую ему выдал какой-нибудь самоуверенный гид. Или идти, а потом свернуть. Потому что увидел более интересную цель, но совсем по другому направлению. Усваиваешь мысль, Михайлова? Не надо мне глаза открывать, они у меня уже открылись. Займись своими книгами и интернетовскими принцами. Авось и ты найдешь Сеньку по своей шапке! Желаю счастья в личной жизни. – Рыжиков захлопнул двери, едва не прищемив сунувшуюся в квартиру Людмилу.

– Спятил, – пробормотала она, не понимая, обидеться или загордиться этой вспышкой ярости, продемонстрированной невзрачным Женей. В сочетании с неожиданно заинтересовавшим ее торсом и на удивление эмоциональной речью это было, вероятно, лестно. Какая женщина не любит африканских страстей и бурных приплясываний вокруг своей особы? Приятно быть недосягаемой мечтой хоть для кого-то. Так легче переносится гордое одиночество в ожидании единственного, которого ей вполне могли просто забыть выписать в небесной канцелярии. Хоть жизнь будет прожита не зря. Женщина рождена, чтобы покорять и властвовать. Это тоже следовало вставить в книгу.