– Далее. Я завещаю остальные свои акции „Харт Энтерпрайзиз” моим внукам и внучкам, Саре Лаудер, Джонатану Эйнсли и Эмили Баркстоун. Эти акции будут поделены между ними поровну, то есть каждый из них получит по 16 процентов от общего количества акций.

Эмма знаком велела четырем наследникам подойти к столу. Они с подходящими к случаю серьезными лицами встали перед нею. Эмма по очереди оглядела каждого из них и ровным голосом сказала:

– Надеюсь, вы понимаете причины подобного раздела акций „Харт Энтерпрайзиз”. Я решила, что единственный способ предупредить развал и последующее разорение компании – сохранить контроль над нею в руках одного человека. По моему твердому убеждению, по своему опыту, знаниям и подготовленности Александр больше всех подходит для того, чтобы управлять ею. Но этим я вовсе не хочу умалить ваши способности, которые считаю выдающимися. Вы продолжите работу в отделениях компании и после моей смерти станете их руководителями. И, без сомнения, вы все станете получать доходы с причитающихся вам акций, которые я передаю вам. Кроме того, я учреждаю для каждого из вас, включая Александра, собственный капитал в один миллион фунтов. Надеюсь, вы не подумали, что я хочу создавать фаворитов, и не можете упрекнуть меня в несправедливости.

Они, все четверо, уверили Эмму в своем понимании, по очереди выразили ей свою глубокую признательность и встали слева от стола. Сара, не отрываясь, смотрела в камин, не решаясь встретиться с сердитым взглядом Кита: она знала, что ее отец рассчитывал получить большой кусок акций „Харт Энтерпрайзиз”. По той же причине Джонатан уставился себе под ноги, избегая взгляда Робина. Но угрюмого Александра и кипящую от возбуждения Эмили, казалось, мало заботила реакция их матери, Элизабет, взбешенной и окаменевшей, не верящей своим ушам.

Эмма продолжила:

– Отвлекаясь на минутку от раздела моего бизнеса, я хочу сообщить, как я распорядилась моими домами, коллекциями картин и скульптур и драгоценностями. Своему внуку, Филипу Макгилл-Эмори, я оставляю все оставшиеся у меня картины, кроме находящихся здесь в „Пеннистоун-ройял”, во всех остальных моих домах и офисах в Лондоне, Париже и Нью-Йорке. Подойди сюда, пожалуйста, Филип, и присоединись к своим кузенам и кузинам.

Филип задержался у стола и поблагодарил бабушку, которая добавила:

– Я не оставляю тебе больше ничего, Филип. Надеюсь, ты поймешь мотивы, которыми я руководствовалась. По воле своего деда ты и так становишься мультимиллионером.

– Конечно, бабушка, ты совершенно права и поступаешь по справедливости.

– Теперь об остальных домах. Я завещаю: Александру – виллу „Кэп Мартин” на юге Франции, Саре – мой дом на Белгрейв-сквер, Эмили – квартиру на авеню Фош в Париже, Джонатану – квартиру на Пятой Авеню в Нью-Йорке. Всем моим внукам оставляю всю обстановку в этих домах. Все драгоценности, кроме моих изумрудов, я поровну оставляю моим внучкам Саре, Эмили, Аманде и Франческе.

Эмма замолчала и глазами подала знак Дэзи. Ее младшая дочь, остро чувствуя антипатию к себе со стороны остальных детей Эммы, поднялась с места и, быстро пройдя через комнату, встала рядом со своим сыном Филипом.

– Моей дочери, Дэзи, я оставляю кольцо с изумрудом, изумрудные серьги и колье, подаренные мне ее отцом. Я также завещаю ей этот дом, „Пеннистоун-ройял” со всем содержимым, в котором она сможет жить до конца своих дней. После ее смерти все это перейдет к ее дочери Поле.

Ропот и перешептывания повисли в воздухе, шелестели платья, скрипели стулья под гневно ворочающимися телами. Четверо ее старших детей смотрели на Эмму с такой неприкрытой враждебностью, что Эмма невольно вздрогнула, но в ее взгляде по-прежнему не было колебаний, а лицо оставалось невозмутимым. Она взглянула на Джима Фарли, потом вынула какой-то документ из общей кипы.

– Это для вас, Джим, – сказала Эмма, протягивая ему конверт.

Джим вздрогнул и с немым вопросом в широко раскрывшихся глазах поспешил к ней. Эмма вручила ему конверт.

– Здесь ваш новый контракт с „Йоркшир Консолидейтид Ньюспейпер компании” на следующие десять лет. Изучите его, посоветуйтесь со своими адвокатами и верните его мне на той неделе, подписанным. Я также назначаю вас со следующего месяца исполнительным директором компании с соответствующим повышением оклада.

– Большое спасибо, миссис Харт. Я не нахожу слов, чтобы выразить свою признательность. Я обещаю…

– Потом, Джим, – нетерпеливо сказала Эмма, – и, пожалуйста, встаньте здесь с остальными. – Эмма взяла стакан с водой и выпила его до дна. Она выпрямилась с властным видом в кресле, лицо ее приобрело ледяную суровость.

– Теперь я хочу перейти к акциям сети универсальных магазинов Харт. Я не сомневаюсь, что всем вам не терпится узнать их судьбу.

Она помолчала, сверкая глазами.

– Я создала эту сеть на голом месте, своими собственными руками, вот этими самыми, – она подняла руки и показала их собравшимся. – Вся моя жизнь ушла на это, чтобы эта сеть стала такой, какая она сейчас, одной из крупнейших в мире. Несколько недель назад я решила передать ее в подходящие руки одного человека, который смог бы обеспечить ее сохранение, эффективно управлять ею так, как всегда делала это я сама…

Эмма многозначительно не договорила фразы до конца. Тишина в комнате стала гнетущей, напряжение – с трудом переносимым.

– Я передаю и завещаю все мои акции универмагов Харт моей внучке, Поле Макгилл-Эмори. Я оставляю ей также свою остальную коллекцию изумрудов.

Пола машинально поднялась с места и, проходя свой путь по ковру через комнату, с ужасом почувствовала, что ноги не слушаются ее. Но она старалась сохранять бесстрастное выражение на лице, неотрывно глядя только на Эмму. Предчувствуя всю неделю надвигающиеся события, она, тем не менее, не ожидала столь драматического их развития и боялась даже подумать о их будущих последствиях. Пола встала перед столом.

– Благодарю за доверие, которое ты мне оказала, бабушка. Клянусь тебе, что сохраню универсальные магазины Харт.

– Неужели ты могла подумать, что я сама не уверена в этом? – шутливо парировала Эмма, нежно улыбнувшись внучке.

Они обменялись улыбками, и Пола заняла место рядом с остальными, выстроившимися, словно фаланга, вокруг Эммы. „Бабушка разделила собравшихся как бы на два лагеря”, – сказала себе Пола, с нарастающим интересом гадая, что будет дальше. „Сейчас начнется сражение”, – решила она, тяжело вздохнув про себя.

– Наконец, я назначаю своим душеприказчиком свою дочь Дэзи Эмори, а Генри Россистера – ее заместителем.

Эдвина, Кит, Робин и Элизабет застыли как парализованные нанесенным ударом, и Эмма читала на их холодных лицах ненависть к себе, смешанную с горечью и растерянностью. Эмма сидела совершенно спокойно, ожидая, когда разразится скандал. Но, как ни странно, они, к глубочайшему изумлению Эммы, оставались удивительно сдержанными. „Они понимают, что я перехитрила их, но слишком трусливы, чтобы протестовать”.

Первым пришел в себя Робин. Он вскочил с апоплексически налившимся кровью лицом.

– Теперь послушай меня, мама. Ты совершила чудовищную несправедливость, хладнокровно вычеркнув нас из своего завещания, лишая нас того, что нам принадлежит по закону. Я полностью согласен со всем, что касается раздела состояния Макгиллов, но твои собственные средства и владения должны автоматически перейти к твоим детям. Мы – твои законные наследники. Я не намерен смириться и собираюсь опротестовать твое завещание, а все остальные – поддержат меня. Вне всякого сомнения, воспаление легких тяжело подействовало на тебя. Я буду настаивать на том, чтобы тебя признали недееспособной в момент составления завещания. Очевидно, что ты не в состоянии в дальнейшем отвечать за свои действия, и любой суд признает это. Более того…

– Заткнись и сядь на место, – голос Эммы, как стальной клинок, разорвал воздух. Она встала и сжала край столешницы.

– Да, я действительно исключила вас из своего завещания. И у меня были к тому основания. Видите ли, я вовремя узнала, что вы, четверо, сговорились отобрать у меня мою империю, забрать себе все, даже обделив собственных детей.

Она сардонически рассмеялась.

– Думаю, что я бы прислушалась, хотя и с неохотой, к вашим предложениям, если бы вы обратились ко мне. Я всегда уважала умных противников. Но вы оказались глупы и завистливы.

Эмма перевела дух.

– И в вашем заговоре была одна существенная ошибка: вы недооценили меня.

Она неотрывно смотрела на них, прищурив глаза, превратившиеся в узкие зеленые щелочки между сморщенными от старости веками.

– Генри Россистер как-то назвал вас клубком ядовитых змей. Как же он был прав тогда! Вы действительно не заслуживаете ни малейшего снисхождения за свое возмутительное поведение. Но я не так мстительна, как вы думаете и как был бы любой на моем месте. Поэтому я решила не ликвидировать те трасты, которые я учредила для вас много лет назад.

Эмма презрительно сжала губы.

– А что касается завещания, – оспаривать его или нет, – то я ожидала подобной реакции. Я предугадала ее, Робин, и соответствующим образом приготовилась на этот случай.

Эмма взяла со стола конверт и достала из него четыре листка бумаги. Она подняла руку, и листки затрепетали между ее пальцами.

– Здесь приготовлены чеки для каждого из вас. На какую сумму? На миллион фунтов каждый. Конечно, это капля в море по сравнению с тем, что вы могли получить, если бы не предали меня, но, тем не менее, это – целая куча денег с любой точки зрения.

Эмма цинично улыбнулась.

– Не воображайте себе, что это подарки. Вовсе нет, я просто покупаю вас. И я хорошо знаю, что каждый из вас имеет свою цену.

Положив чеки на стол, она взяла стопку документов.

– Если вы хотите получить свои чеки, по которым можно получить деньги немедленно, прямо с понедельника, каждый из вас должен подписать со мной индивидуальный договор.

Она помахала в воздухе зажатыми в руке документами.