– Пообедаешь со мной, Эмма?

– О, Пол, я не могу, – волнуясь, ответила она.

– Почему? У тебя назначена другая встреча?

– Нет, но я…

– Пожалуйста, Эмма, во имя нашего прошлого.

Он просительно улыбнулся, играя своими ярко-синими глазами.

– Я не боюсь. А ты?

– Чего мне бояться? – парировала Эмма, пристально глядя на него.

Ее сердце замерло. Он по-прежнему был неотразим.

– Могу тебя заверить, что у тебя для этого нет никаких причин, – посмеиваясь сказал Пол, впервые расслабившись за время их свидания.

По мере того, как ослабевала его напряженность, к Полу постепенно возвращалась привычка командовать ею.

– Тогда все решено. Куда бы ты желала пойти?

– Я не знаю, – ответила Эмма, ощущая непривычную слабость во всем теле. Она была так подавлена всем услышанным, что не могла отклонить его предложение.

– Предлагаю пойти в „Рулс”, это тут недалеко, в Конвет-гардене. Ты знаешь это место?

Эмма отрицательно покачала головой.

– Я слышала о нем, но никогда там не бывала.

– Это очаровательное, старинное местечко. Убежден, что тебе там понравится, – сказал Пол, подзывая официанта, чтобы расплатиться.

Их обед уже приближался к концу, когда Пол внезапно спросил:

– Почему все-таки не заладилось твое замужество, Эмма?

Застигнутая врасплох этим неожиданным вопросом, она не сразу нашлась с ответом. „Потому, что я до сих пор влюблена в тебя”, – вот что хотелось ей сказать, но она пробормотала:

– Наверное, мы с Артуром просто не подходим друг другу.

– Понимаю. Что такое он представляет из себя? – спросил Пол, обуреваемый любопытством с ревностью пополам.

Эмма осторожно ответила.

– Он красив, не лишен очарования, из хорошей семьи, но довольно пустой и слабый.

Она посмотрела на Пола и тихо закончила:

– Одним словом, он принадлежит к мужчинам того типа, с которыми у тебя мало общего.

„И с тобой тоже, любовь моя, это ясно как день”, – подумал про себя Пол и спросил:

– Ты собираешься развестись с ним?

– Не сейчас. А ты? – спросила она и затаила дыхание, пожалев о своем, невольно вырвавшемся у нее вопросе.

Пол переменился в лице, твердые складки залегли у его губ.

– Раз ты спросила об этом, я должен ответить. Да, я хочу развестись, Эмма, но у меня уже давно серьезные трудности с Констанс…

Он на миг задумался и, слегка помявшись, продолжил.

– Видишь ли, моя жена – алкоголичка. Она начала пить еще до войны, и это одна из причин, почему наш брак давно распался. К тому времени, как я возвратился в Сидней, она допилась до белой горячки, и я был вынужден немедленно поместить ее в специальную клинику. Но как раз сразу после того, как я похоронил отца, ей удалось сбежать оттуда, и мне понадобилось почти пять недель, чтобы разыскать ее, совершенно опустившуюся физически и полностью деградировавшую умственно. Вот почему я не смог приехать в Англию сразу после похорон отца. Мне нужно было сначала устроить ее. Поверь мне, я был вне себя от злости. Не хочу показаться бездушным, я много лет пытался помочь Констанс, но бесполезно. Она сама не хочет помочь себе. Я уже давно потерял всякое терпение.

– Да, я хорошо тебя понимаю, – мрачно сказала Эмма. – Мне жаль тебя, Пол, я тебе искренне сочувствую. Такое положение чудовищно для любого. Она сейчас по-прежнему в клинике?

– Да, врачи вывели ее из запоя, но она все так же слаба во всех отношениях, не способна ни обслужить себя, ни вообще жить по-человечески. Думаю, что ей следует находиться в стационаре постоянно. Но есть еще одно препятствие для развода: Констанс – католичка, но я все же не теряю надежды когда-нибудь обрести свободу, Эмма.

Пол отпил глоток „Монтраше” из своего бокала.

– Вот еще одна вещь, которую ты должна знать, Эмма. Это касается моего сына.

Он на мгновение замялся в нерешительности.

– Говард, он… ну, одним словом, он отстает в развитии. Вот, что я имел в виду, говоря, что с ним не все в порядке.

Страдальческая гримаса исказила лицо Пола. Эмма была ошеломлена его словами.

– О, Пол! Какая ужасная трагедия! И как, наверное, тяжело тебе нести такую ношу в одиночестве.

Глаза ее увлажнились, лицо выражало глубокое сочувствие к нему.

– Почему же ты не рассказал мне об этом тогда, годы назад? Ты же знал, что встретишь сочувствие с моей стороны а тебе, может быть, стало бы чуточку легче, поделившись со мной своим несчастьем.

Пол покачал головой.

– Может быть, ты права, и мне действительно следовало поделиться с тобой. Думаю, что я просто постеснялся говорить об этом, особенно после того, как познакомился с твоими детьми. Мне вообще всегда трудно говорить о Говарде. Конечно, я люблю его, но мое отношение и чувства к нему не совсем однозначны. Сердце болит за него, и, может быть, на мне лежит доля вины за то, что он таким уродился. Но порой я…

Пол запнулся и нахмурился.

– Мне трудно в этом сознаться, и я ни одной живой душе не говорил об этом прежде, но порой я почти ненавижу его. Я сознаю, что не должен испытывать таких чувств, но ничего не могу с собой поделать. Надеюсь, что ты не будешь презирать меня за это.

Эмма всем сердцем сочувствовала ему.

– Конечно, я не презираю тебя, Пол. Я слышала, что родители многих умственно отсталых детей порой испытывают к ним неприязнь. Это происходит от отчаяния, от крушения их надежд. Честное слово, в твоем отношении к нему нет ничего противоестественного.

Импульсивно Эмма подалась к Полу и коснулась его руки.

– Должно быть, ты ощущаешь полную свою беспомощность в отношении сына. Сколько лет сейчас Говарду?

– Ему уже двенадцать. И ты права, Эмма, по большей части я испытываю полнейшее отчаяние.

Он покачал головой.

– Ты знаешь, природа порой играет странные шутки с людьми. Внешне Говард выглядит очаровательно. У него приятное, почти одухотворенное лицо, кроткие большие глаза, но разум пятилетнего ребенка.

Пол устало провел по лицу ладонью.

– И он будет таким всегда.

Опечаленная, Эмма сидела молча, не зная, как утешить его. Наконец, она решилась спросить:

– А где он живет?

– На нашем овечьем ранчо в Кунэмбле. С ним живет один мужчина, который ему очень предан. Еще там есть домоправитель и большой штат прислуги. Когда я приезжаю в Дунун, я провожу с ним большую часть своего времени, но я не уверен, сознает ли он мое присутствие. Он живет в собственном, закрытом для других мире.

Пол закурил еще одну сигарету.

– Прости меня, Эмма. Я не собирался в этот вечер вываливать на тебя все свои горести. Я никогда никого в них не посвящаю. Но должен признаться, что все последние годы я ощущаю полное крушение своей личной жизни, бесплодной и безысходной. Спасибо тебе за то, что выслушала меня с таким участием и пониманием.

– Я в свое время побывала на самом дне жизни и хорошо представляю ее реалии. Моя жизнь была совсем не такой легкой, как это может показаться.

Пол серьезно и внимательно посмотрел на нее, глаза его сузились.

– Я знаю об этом, Эмма.

– Жизнь вообще нелегкая штука, Пол, но важно, как человек встречает трудности и умеет ли он преодолевать их.

Она улыбнулась своей бесстрашной улыбкой.

– Будем смотреть правде в глаза. В целом – мы благополучные люди, особенно, если посмотреть вокруг, на проблемы, стоящие перед другими людьми. Мы оба удачливы, богаты, пребываем в добром здравии. Нам сопутствует удача во всем, что касается бизнеса.

Пол взглянул на нее, подумав про себя: „Да, она – редкая женщина”, и сказал:

– За эти годы я действительно с головой ушел в работу, и это спасло меня. Думаю, как и тебя тоже. Ты права, Эмма, наша жизнь не так уж плоха, если задуматься, и мы должны благодарить Бога за все хорошее, что у нас есть.

Он нежно ей улыбнулся.

– Еще раз спасибо тебе. Я рад, что рассказал тебе про Говарда и Констанс. Мне стало гораздо легче.

– Я рада этому.

Пол поднял свой бокал.

– Я пью за тебя, Эмма. Ты мудрая женщина и все хорошо понимаешь. Рад, что мы снова становимся друзьями. А ты?

Эмма чокнулась с ним.

– Да, кажется, я этому рада тоже, Пол.

– Ну, ладно, хватит о грустном. Давай поговорим о чем-нибудь повеселее.

Эмма улыбнулась ему.

– Тогда расскажи мне о твоих нефтепромыслах в Техасе и компании „Сидней-Техас”. Меня очень заинтересовало это твое новое предприятие, о котором ты упоминал раньше.

После обеда Пол отвез Эмму в ее маленький домик на Уилтон-Мьюз рядом с Белгрейв-сквер. Он помог ей выбраться из такси и, попросив водителя ждать, проводил ее до дверей. На прощание он осторожно поцеловал ее в щеку.

– Спасибо за чудесный вечер, Эмма. Могу я вскоре позвонить?

– Конечно, Пол, и спасибо тебе. Доброй ночи.

– Доброй ночи, Эмма.

Потом Эмма долго лежала без сна в постели, вспоминая подробности прошедшего вечера. Она меньше всего ожидала внезапного нового вторжения в ее жизнь Пола Макгилла. Да, ее судьба не скупится на головокружительные повороты! Она вспомнила вдруг злосчастную Мэрион Риз. Если бы Пол не был столь обворожительным, эта несчастная не влюбилась бы в него и не похищала бы их письма… Если бы Пол догадался в свое время написать Фрэнку… Если бы она сама не бросилась очертя голову замуж за Артура… если бы, если бы… Эмма вздохнула. Что толку размышлять о том, что могло бы быть!

Конечно, их характеры в немалой степени повлияли на их судьбы. Ее сердце заныло, когда она вспомнила неизвестные ей ранее трагические подробности жизни Пола. Он, такой блестящий и мужественный, несомненно, изнемогает под грузом свалившихся на него несчастий. Его жизнь, оказывается, столь же трудна и безрадостна, как ее собственная.

Неожиданно она с удивлением поняла, что сегодняшний вечер доставил ей странное удовлетворение после того, как она оправилась после первоначального удивления и возмущения при виде Пола. Интересно, он стремился повидать ее просто, чтобы объясниться, или у него были и другие мотивы? Любит ли он ее еще? На этот вопрос у нее не было однозначного ответа.