Джеральд шагнул к темному буфету из орехового дерева и налил себе большую порцию виски.

– Я забыл предложить тебе выпить. Хочешь? – не оборачиваясь, пробормотал он.

– Нет, спасибо, – огрызнулся Эдвин, – мне пора идти.

Усевшись напротив брата, Джеральд принялся сверлить его своими хитрыми глазками.

– Ты всегда считал себя самым умным в семье. Так подскажи, что мне теперь делать, братец, – насмешливо спросил он.

– Послушай, Джеральд. То, что я сейчас скажу, тебе наверняка не придется по душе. После всего случившегося, у тебя еще остались фабрика здесь, в Фарли, и кирпичный завод. Я предлагаю тебе ужаться до предела, сократить все расходы на себя, бросить азартные игры и экономить на всем. Сосредоточь все внимание на единственной оставшейся у тебя фабрике. Я мало что смыслю в текстильном деле, но мне кажется, что только круглый идиот может не воспользоваться тем бумом в торговле тканями, который сейчас наблюдается. Я на самом деле не понимаю, почему фабрика Фарли не может работать лучше. Безо всякого сомнения, ты должен наладить там дело как следует.

Всегда готовый к самооправданию Джеральд принялся возражать и защищаться.

– Времена изменились с тех пор, как отец вел дела фабрики. Ты не представляешь, какие трудности приходится преодолевать. Теперь стало чертовски много конкурентов, Эдвин. „Томпсон” производит такие же ткани, что и мы. Они за последнее время переманили многих моих постоянных покупателей. То же самое делает твоя проклятая Эмма Харт. Чтобы ты знал, она владеет фабрикой Лейтона и тоже заставляет меня побегать за моими деньгами. По правде говоря, именно она поспособствовала моему разорению. Все мои проблемы начались с того дня, когда она сманила Бена Эндрюса и нескольких моих лучших работников с фабрики Томпсона в 1914-м. – В голосе Джеральда послышался обвинительный пафос, когда он заявил: – Да, твоя проклятая шлюха все эти годы была для меня бельмом на глазу. Проклятая маленькая шлюха! Она…

– Попробуй только еще раз при мне назвать Эмму шлюхой! Ты слышишь меня, ты, грязный ублюдок! – закричал Эдвин, крепко схватив его за руки и угрожающе подаваясь вперед.

Джеральд насмешливо осклабился.

– Все еще страдаем по служанке, а, Эдвин? Интересно, что бы сказала леди Джейн, знай она, что у тебя по-прежнему зудит в промежности при мысли об этом кусочке рабочего сословия.

– Довольно, паршивая свинья! – завопил Эдвин, взвиваясь с места. Он собрал остатки самообладания, чтобы удержаться и не надавать пощечин Джеральду. – Я ехал в Фарли с самыми лучшими намерениями, надеясь помочь тебе, как юрист, советом, но я приехал не за тем, чтобы слушать твои гадости по поводу Эммы, – гневно сказал он.

Он с ненавистью смотрел в упор на брата, и его лицо так ясно говорило о его истинных намерениях, что Джеральд отшатнулся и вжался в кресло.

Эдвин продолжил:

– Я счастлив, что могу гордиться Эммой. Она кое-чего добилась сама, и, уж, черт побери, ее дела идут намного лучше, чем у тебя. Ты же – просто кусок дерьма!

Эдвин быстро отступил назад, испугавшись, что изуродует брата, если тот будет продолжать провоцировать его.

– Прощай! Надеюсь, что ты еще долго не увидишь меня.

– Тебя видно насквозь, Эдвин, – не унимался Джеральд. – Итак, Эмма Харт все еще у нас в крови, да? Ах, ах, ах! Должно быть, у нее есть что-то необыкновенное между ногами, если твой интерес к ней не ослаб за столько лет. Я было пытался тоже поиметь ее однажды, когда нашел ее в Армли.

– Что ты сделал???

Эдвин, который был уже на полпути к двери, быстро развернулся и бросился назад. Он подлетел к Джеральду, схватил его за лацканы и принялся бешено трясти.

– Если ты еще посмеешь только взглянуть на Эмму, то, клянусь Богом, я убью тебя!

Лицо Эдвина, находившееся перед глазами Джеральда, исказила гримаса отвращения пополам с угрозой, и Джеральд, внезапно испугавшись, попятился назад. Эдвин отпустил его и, скривившись, брезгливо вытер руки о брюки.

– Не хочу пачкаться, – прошипел он. – Ты отвратителен, самый вонючий образец презренной человеческой породы.

Он круто повернулся на каблуках и вышел, дрожа всем телом и тряся головой от ненависти и отвращения к брату.

Глава 49

Эмма скинула с ног туфли, стащила сшитое на заказ черное платье, в котором всегда ходила в универмаг, сняла драгоценности и сложила их на туалетный столик. Сбросив нижнее белье, она накинула приготовленный горничной шелковый халат и поспешила в ванную.

Стоя перед овальным зеркалом в золоченой раме и повязывая газовым шарфом недавно коротко остриженные волосы, она улыбнулась себе, как улыбалась всегда, заходя в эту, особенно любимую ею комнату в своем новом особняке. Ванная комната была даже слишком роскошна, и, когда Блэки впервые показал ей эскизы отделки, Эмма заявила ему, что ванная комната, на ее взгляд, представляет смесь зеркального зала Версаля и будуара куртизанки. Правда, она никогда и не видела последнего, а вот в Версале она побывала, когда три года назад ездила в их с Артуром Эйнсли свадебное путешествие в Париж. Не обращая внимания на ее слабые протесты против излишней помпезности, Блэки настоял на выполнении первоначального проекта, упросив ее довериться его вкусу. К своему удивлению, она полюбила эту комнату, когда отделка ее была полностью завершена, получая определенное чувственное удовлетворение от ее роскошного убранства.

Стены ванной были выложены перламутрово-розовой плиткой, перемежаемой широкими зеркальными вставками от пола до потолка, в которых множились бесконечные отражения. Куполовидный бледно-бирюзовый потолок был расписан розовыми дельфинами, весело резвящимися в окружении морских ежей, тонких побегов морских водорослей, ярко-розовых и розовато-лиловых анемон. Бирюзовая овальная ванна была утоплена в выложенном розовой плиткой полу, и два серебряных дельфина, каждый ростом в фут, застыли в прыжке в противоположных концах ванны. Краны также были выполнены в виде миниатюрных серебряных дельфинчиков. На низкой зеркальной полке, выступающей из стены, теснились бесчисленные флаконы французских духов и шампуней фирмы «Флорис» для ванны, хрустальные вазочки с серебряными крышками для кремов и примочек. Блэки даже предусмотрел диванчик на колесиках перед зеркальным кофейным столиком в стиле арт-деко, с одной стороны обтянутый розовым шелком. С другой стороны диванчика была прикреплена громадная, выкрашенная в розовый цвет садовая корзинка, переполненная последними иллюстрированными журналами и финансовыми газетами. Обстановка в ванной комнате была истинно женской, и она стала для Эммы любимым местом в доме, местом для отдыха, ее убежищем, где она могла без помех расслабиться и поблаженствовать после переполненных заботами рабочих дней в универмаге.

Эмма налила в воду, предусмотрительно приготовленную горничной, „флорисового” шампуня с запахом гардении, сняла халат и погрузилась в ванну. Она вытянула длинные ноги в благоухающей воде и обратилась мыслями к званому ужину с танцами, который она устраивала вечером. Выйдя замуж за Артура Эйнсли, Эмма стала гораздо больше средств тратить на приемы гостей, но сегодняшнее событие было вне всякого сомнения самым значительным из всех приемов, устраиваемых ею ранее, и она тщательно к нему готовилась. Бал устраивался в честь помолвки Фрэнка с Натали Стьюарт, дочерью влиятельного лондонского политического деятеля. Эмма с самого начала одобрила этот брак и с энтузиазмом способствовала его свершению. Помимо того, что Натали, по ее мнению, была прелестной молодой женщиной, Эмма надеялась таким способом вырвать брата из цепких клешней Долли Моустен. Натали была прирожденной леди, и эта белокурая изысканная красавица, внешне казавшаяся даже несколько хрупкой, обладала, как было известно Эмме, мужественным сердцем и стальным внутренним стержнем. Она сильно напоминала Эмме ее незабвенную Лауру.

Эмма не пожалела денег на устройство бала, желая придать торжественность помолвке Фрэнка. Дом выглядел ослепительно. Каждая из его просторных парадных комнат была украшена превосходными картинами и предметами старины, массой весенних цветов. Поскольку ее новый особняк был примерно втрое больше по своим размерам, чем прежний, в Армли, это позволяло придать ее приемам более грандиозный размах, а сама Эмма приобрела манеры очаровательной хозяйки, что делало пребывание гостей у нее в доме простым и приятным.

Продовольственный отдел ее универмага „Харт” получил заказ на приготовление великолепного ужина, блюдами для которого был сервирован длинный буфетный стол в парадной столовой. Эмма осталась довольна меню: супы двух сортов, разлитые по бульонным чашкам, – консоме в желе и крем из водяного кресса; мусс из лосося; копченая лососина с каперсами и лимоном; пирожки с начинкой из омаров; рыба турбо под майонезом; тюрбаны из цыплят с языком; кнели из фазана; ростбиф „Веллингтон!”; жареная ягнятина под мятным соусом; томаты „Тартар”; фасоль по-французски и яблочное суфле. На десерт предлагались: ромовая баба; компот из фруктов; бисквит, пропитанный вином и залитый заварным кремом с миндалем и фруктами; абрикосовое мороженое и миндальное печенье. Были приготовлены самые разнообразные напитки: шампанское, кларет, белые и красные вина, сидр, фруктовые соки, чай и кофе. „Выбор блюд и напитков должен удовлетворить самый изысканный и привередливый вкус”, -решила Эмма и дала себе слово поздравить шеф-повара кафе универмага „Харт”, который по этому случаю превзошел себя самого.

Почти сотня гостей должна была ужинать за маленькими столиками, покрытыми розовыми скатертями, с приставленными к ним позолоченными стульями, расставленными в столовой, парадной гостиной и в библиотеке. После ужина намечались танцы в длинной, отделанной мрамором галерее, выходящей в сад. Те же, кто не хотел танцевать, могли насладиться беседой в двух очаровательных малых гостиных.

Уже прибыл приглашенный на вечер оркестр, и когда Эмма выходила из галереи, музыканты настраивали инструменты. Оркестр начал разогреваться, и первые робкие звуки популярной мелодии потревожили тишину наступающей ночи. Все было продумано и предусмотрено Эммой, не упустившей из виду ни единой мелочи. В помощь постоянной прислуге была нанята целая армия горничных и официантов, которые должны были ухаживать за гостями. Как-то Артур в шутку сказал Эмме, что она любое дело организует с такой же тщательностью, с которой планируют большие военные маневры. Эмма закрыла глаза, ощущая, как отпускает ее дневное напряжение, и сладкая истома охватила ее.