Тристан высовывает голову из холодильника и окидывает меня взглядом, который ясно говорит, что, с точки зрения этого мальчишки, я гораздо неприятнее прилипшего к подошве дерьма.

– А, привет, Элли, – говорит Изольда, прежде чем запустить большую ложку в предполагаемую кошачью еду.

– Может быть, не стоит это? – намекаю я, встревожившись при виде того, с какой скоростью она поглощает мясо. С ужасом думаю, что, возможно, до утра придется подтирать блевотину.

Она презрительно фыркает:

– Так больше ничего нет.

– Точно, – стонет Тристан, захлопывая холодильник и плюхаясь на диван, так что кошки и собаки разлетаются по всей кухне. – Ненавижу!.. А где Ингрид?

– Привет, тетя Элли, как поживаешь? – с сарказмом произношу я, доливая бокал доверху. Тристан вздыхает.

– Ты опять напилась, – говорит он, снисходительно глядя на меня, как всегда смотрят на какого-нибудь надоедливого старого родственника. Так я сама частенько смотрю на родителей или на тетушку Этель. Очень неприятно получать такое в собственный адрес. Если не ошибаюсь, я еще молода.

– Ты пьяница, Элли. Ты напилась, когда крестили Лору. И на ужине у тети Аннабель. А потом удивляются, что ни-кто с нами не может справиться, – драматически объявляет Изольда, со стуком ставя миску на стол и вытирая рот рукой. – У нас дурная наследственность. Так сказала наша директриса, мисс Конгдон.

– Я не пьяница! – негодующе возражаю я и добавляю уже тише: – Должна вас огорчить. Ингрид пришлось внезапно уехать. Сомневаюсь, что она вернется.

– Ура! – вопит Тристан, размахивая руками. – Давайте праздновать! Мама в больнице, папа в Манчестере, Ингрид свалила, и мы будем развлекаться!

– Клево! – Изольда ухмыляется до ушей.

– Э… нет, ребята. Я за вами присматриваю, поэтому вы должны слушаться, – заявляю я, отчаянно пытаясь говорить властно.

Близнецы с жалостью смотрят на меня.

– Да, да, конечно, – с зевком отвечает Тристан.

– Я серьезно, – настаиваю я, стараясь держаться твердо, хоть и зная, что заслужить уважение близнецов невозможно: во-первых, они читали о моих подвигах в газетах, а во-вторых, никого не уважают в принципе. – Я поживу здесь, пока ваша мама не поправится. И я тут главная. То есть вы должны делать то, что я скажу.

– Ага, разбежалась! – Тристан фыркает. – Ингрид тебе ничего не рассказывала? Например, как мы ей спалили брови.

А я-то подумала, что отсутствие бровей – это новая мода. Как бразильская восковая эпиляция и аллергия на пшеницу.

– А в другой раз подсунули вместо шампуня лосьон для удаления волос, – говорит Изольда. – А потом зашили все штанины. А потом…

– Ладно, ладно! – Неудивительно, что Ингрид сбежала с такой скоростью. – Но я ваша родственница, и со мной так нельзя.

– Почему? – удивляется Изольда.

Я лихорадочно соображаю в отчаянной попытке спасти себя от крайне неприятных розыгрышей.

– Да ладно, – говорит Тристан. – Наши предки нам тоже родственники, а мы их терпеть не можем. Они просто отстой.

– Деньги у меня, поэтому я покупаю еду, – быстро парирую я. – Если будете плохо себя вести, я не стану вас кормить. И очень просто.

На мгновение Тристан кажется обеспокоенным, а потом вспоминает, что бояться старших – отстой.

– Да? Если ты будешь морить нас голодом, я пожалуюсь в службу опеки, и тебя посадят в тюрьму.

Ну хватит. Я придвигаюсь поближе и шиплю:

– А теперь послушай, ты, мелкое чудовище. Тюремная камера прямо сейчас кажется мне куда более приятным вариантом, чем ваша компания. Если хочешь несколько недель жрать кошачий корм – ради Бога. Если нет – придется делать по-моему. Усек?

Тристан ежится от моего дыхания. Хорошо, что я заскочила в закусочную и съела чесночный хлеб.

– Ну ты крута, – мрачно произносит он, надвигая бейсболку на глаза.

– И не забывай об этом, – советую я. – По сравнению со мной мистер Мердстон – плюшевый мишка.

Изольда восхищенно наблюдает за нашим диалогом.

– А кто такой мистер Мердстон? – спрашивает она.

– Забей, детка, – отвечаю я, вновь становясь из стервы тетушкой Элли. Ноль – один в мою пользу, кажется. – Так. Где ваша мать хранит еду?

Круглое веснушчатое личико Изольды под спутанной рыжей челкой вытягивается.

– Нигде. Поэтому я съела кошачий ужин. Мама кормит кошек только свежей печенкой. Животным она ничего тухлого не дает. Я ведь правда не отравлюсь?

– Ну разумеется, – бодро отвечаю я, стараясь не обращать внимания на зеленоватый цвет лица Изольды. – Печенка очень полезна.

– Умираю от голода! – жалуется Тристан, хватаясь за игровую приставку. – А еще иногда мы едим чипсы, когда мама ездит в магазин.

– Смотри, что у нас есть. – Изольда вытаскивает из пакета с кукурузными хлопьями кредитку. – Давайте закажем пиццу.

– Но это не моя кредитка! – в ужасе восклицаю я. – И уж точно не ваша! Где ты ее взяла?

– Сперла у папы утром, пока он еще не уехал. – Изольда в полном восторге. – Золотая кредитка! Мы ведь правда можем заказать по ней пиццу?

– Изольда, нормальные девочки в одиннадцать лет читают «Гарри Поттера», а не воруют кредитки и фотоаппараты.

Тристан отрывается от приставки.

– Гарри Поттер – голубой.

– И нормальным девочкам не приходится есть кошачий корм, – с безупречной логикой замечает племянница. – Элли, это же несложно. Надо только взять трубку и сказать, что ты Барни Кеттон. Я бы сама позвонила, только взрослому они поверят скорее, чем мне. В прошлый раз они уже и так здорово жались, да, Трис?

О Господи, я попала в шайку Фейджина. Пока я размышляю, что делать, живот издает громкое урчание. Мысли о мясе достаточно, чтобы совратить меня с пути истинного. Что-то подсказывает, что слова «если не можешь победить – присоединяйся» станут моим девизом в обозримом будущем.

Ну, либо так, либо есть кошачий корм.

– Диктуй номер, – приказываю я Изольде, которая расплывается в широченной улыбке. – Один раз – так и быть, но завтра поедем в супермаркет, ясно?

– Круто! – отвечает она, вытаскивая из недр плиты телефонный справочник.

– Исключено, в магазин нас уже не пустят, – говорит Тристан.

Ладонь, сжимающая трубку, мгновенно потеет. Насколько противозаконно запереть детей дома? Ведь, разумеется, мир станет намного безопаснее, если убрать Тристана и Изольду с глаз подальше…

Сделав глубокий вдох, я набираю номер пиццерии и вступаю на путь преступлений.

– Ты в жизни не угадаешь, кто купил соседний дом, – говорит Изольда с полным ртом гавайской пиццы. Она буквально лопается от нетерпения, желая поскорее рассказать.

– Не угадаешь! – вторит Тристан.

Мы втроем, устроившись рядком на кушетке в кухне, лопаем пиццу прямо из коробки. Судя по тому, как близнецы глотают куски, можно подумать, что их не кормили несколько дней. Впрочем, не исключаю. Вокруг сидят разномастные собаки и кошки и, капая слюной, смотрят на кусочки, которые, возможно, им достанутся. Я подкупила близнецов обещанием налить им по полбокала вина, если они покажут отцовские заначки, – и в мгновение ока они извлекли из самых невероятных уголков несколько бутылок отличного кларета. Теперь я ем пиццу и пью вино с особым смаком и некоторой гордостью: я только что совершила преступление, и ничего мне за это не было. Потому что – думаю я и тянусь за четвертым куском – Барни и Шарлотте следовало оставить нам еды. А значит, я наверняка оправдаюсь в суде, сказав, что голодным детям приходилось питаться кошачьим кормом. Разумеется, никто не посадит в тюрьму Элли Эндрюс, которая спасла невинных младенцев от ужасной смерти…

– Ну? – настаивает Изольда. – Угадай!

Я прекращаю жевать.

– Какая-то знаменитость? Джастин Бибер?

– Да какая он, блин, знаменитость? – отзывается Тристан, обдавая меня крошками. – Вторая попытка!

Я обшариваю дальние закоулки памяти, пытаясь припомнить то немногое, что знаю о современной подростковой культуре. Надо было по субботам вставать раньше. Тогда, возможно, я уже научилась бы отличать Энта от Дека [7] .

– Эминем?

– Если бы, – вздыхает Тристан. – Вот это было бы клево.

– Ни за что не угадаешь, – самодовольно говорит Изольда.

Я против воли заинтригована.

– Мадонна? Стинг?

– Нет! – вопит Тристан. – Ксандер Торн!

– А-а, она не знает, кто это. – Изольда явно падает духом, увидев, что я не прыгаю от радости.

– Она слишком старая, – пренебрежительно отзывается брат. – Ксандер Торн – ну, солист из «Темного ангела». Блин, они такие клевые!

– Да-а! – стонет Изольда.

Тут до меня доходит. Да уж, нужно прожить год в подземном туннеле, чтобы ничего не слышать о «Темном ангеле». Их последний хит несколько недель занимал первую строчку, и все рекламные щиты в городе были оклеены рекламой. Трудно включить телевизор и не увидеть Ксандера, дающего интервью. У него раскосые кошачьи глаза, буйная золотая шевелюра и гибкое поджарое тело. Он и впрямь похож на распутного ангела, свалившегося с небес. Лично я считаю, что они не поют, а орут, как драные кошки, но лучше оставить свое мнение при себе. Близнецы, кажется, большие поклонники Торна.

– Клево, – повторяю я. – И какой дом он купил?

– Он хотел жить здесь. Но папа не согласился, потому что Кеттоны всегда тут жили, – грустно говорит Изольда. – Блин, на те деньги мы могли бы купить красивый новый дом с отоплением и кабельным телевидением! Правда, Ксандер не расстроился – он такой богатый, что взял и купил Саттон-Корт. То есть мы теперь соседи.

Я впечатлена. Саттон-Корт – огромный викторианский особняк. Его территория занимает несколько акров, там есть теннисные корты, лошадиные загоны, бассейн и посадочная площадка для вертолета. Много лет назад я ездила туда с Шарлоттой на охотничий бал. Воспоминания у меня туманные – возможно, потому, что я перебрала спиртного. Но похоже, Ксандер Торн и впрямь богат, пусть даже песни у него фиговые. Внезапно отсутствие музыкального слуха не кажется такой уж проблемой.

– А что говорит ваша мама?