– Я так рад тебя видеть! – Барни вытаскивает меня из салона и чуть не душит в объятиях.

– Как там Лотти? – спрашиваю я, когда наконец высвобождаюсь. Он перепачкал мне грудь краской. Похоже, флисовая куртка стала первой жертвой Кеттон-Плейс. Мама будет просто счастлива.

– Шарлотта? – Барни вращает безумными глазами и проводит рукой по седой шевелюре. – У Шарлотты все прекрасно. Она в больнице, а я-то здесь! Ты даже не представляешь, что тут творится… – В его голосе прорывается жалобный вой. – Домработница заперлась в спальне с моим телефоном и отказывается выходить. Одному Господу ведомо, какой счет нам пришлют, потому что она целый день названивает в Швецию. Обед никто не готовил, поэтому мы еще не ели. У конюха грипп, поэтому лошадей обихаживаю я, с моей-то аллергией!

У меня, кажется, тоже начинается аллергия.

– Тристан и Изольда включили воду в гостевой ванной и вставили затычку, поэтому случился потоп. Не удивляйся, если вырубится электричество. Я кое-как наладил пробки, но чтобы вызвать мастера, денег нет! И, как будто этого недостаточно, чертовы близнецы сперли мой фотоаппарат и целый день где-то пропадают! Я вот думаю, не пора ли уже обратиться в полицию?

– Да, тебе тут нелегко приходится, Барни, – признаю я, удивляясь внезапному проявлению отцовской заботы. – Но близнецов невозможно удержать. Вот увидишь, они скоро вернутся сами.

К сожалению.

– Нет, полицию я вызову не для того, чтобы искать близнецов! Пусть найдут мой фотоаппарат, а заодно всыплют стервецам! – рычит зять. – Почему нельзя запереть их где-нибудь до возвращения Лотти? Я просто не справляюсь!

– Может быть, зайдем? – намекаю я, потому что Барни продолжает стоять столбом. – Одна я не втащу сумки…

– Конечно. Располагайся. Здесь есть все, что нужно. Ингрид тебе поможет, если, разумеется, выйдет из комнаты.

– А ты уже уезжаешь?

Скорость, с которой Барни устремляется к машине, просто неприлична.

– Боюсь, что так! – Он буквально бежит по поросшему сорняками двору.

Посмотрев вслед, я замечаю, что чемоданов в машине столько, словно Барни собрался на несколько месяцев, а не дней. Меня потихоньку охватывает тревога.

– До Манчестера далеко, – объясняет он через плечо, усаживаясь за руль. – Всё, я поехал. Я пообещал Стивену и Алекс приступить завтра же.

Стискивая в кулаке ключи от «Эстер» так, что они врезаются в ладонь, я в отчаянии наблюдаю, как Барни заводит мотор, отъезжает задним ходом, а потом с лязгом и скрежетом вылетает со двора.

Я открываю кухонную дверь и немедленно подвергаюсь атаке гигантских лабрадоров, которые яростно лают и рычат при виде незнакомки, вторгшейся на кухню.

– Отвалите! – ору я, теряю равновесие и приземляюсь на холодный каменный пол. – Лежать, Лир! Лежать, Корделия! Как по-вашему, кто будет вас кормить черт знает сколько времени?

То ли собаки умнее, чем я думала, то ли мой тон возымел действие, но псы перестают лаять и ложатся на подстилки, глядя на меня с несомненным уважением. Вот так. Если таким же образом удастся справиться с близнецами, я выживу. Но не будем забегать вперед. Сначала я выпью большой бокал вина, чтобы набраться смелости.

Огромная кухня Шарлотты больше похожа на гостиную. Еда здесь периодически появляется, если кому-то не лень готовить. В середине стоит массивный дубовый стол, заваленный всяким барахлом, на огромной продавленной софе спит полдесятка кошек, у двери висит тяжелый буфет, где валяются неоплаченные счета, гнилые фрукты и розетки от букетов. С потолка свисают сухие травы, сковородки и различные фрагменты конской упряжи, в углу стоит гигантская плита. Неудивительно, что Ингрид сидит в комнате и отказывается выходить, если от нее требуют раскочегаривать это чудовище. Где, блин, микроволновка?

– Он уехал? – слышится тонкий голос с акцентом из темного угла за дверью.

Я подпрыгиваю, на мгновение оторвавшись от земли. Вот что бывает, когда насмотришься фильмов о привидениях. Ингрид нервно маячит на пороге. Она сжимает телефон в левой руке, и я замечаю, что ногти на ней обкусаны до основания. О Господи. Свои я и так уже обгрызла. Что мне теперь грызть? Кости из собачьей миски?

– Мистер Кеттон уехал. – Я вздыхаю. – Аж пыль столбом.

– Я ждала, когда он уедет, чтобы вызвать такси, – говорит Ингрид. – Я не хотела скандала перед уходом.

– Только не говорите, что вы тоже уезжаете!

– Извините. – Ингрид садится на кушетку, распугав кошек. – Я больше не могу.

Прекрасный отзыв. Если я пробуду здесь слишком долго, то, возможно, повешусь на собственных колготках.

– Тристан и Изольда неуправляемы, – жалуется Ингрид. – Они грубят. Подкладывают в постель лягушек. Громко сквернословят. С меня хватит. Мне надоело, что мистер Кеттон ничего не делает. Надоели призраки и странные звуки. А главное, надоело выгребать навоз из конюшни! Никому из моих друзей не приходится ворочать лопатой!

Помните тот фрагмент в «Титанике», когда Джек и Роза цепляются за нос тонущего корабля? Вот примерно так я себя сейчас чувствую. Ни Шарлотты, ни Барни, ни Ингрид. Только старая добрая тетя Элли и двое адских близнецов.

– Дайте выпить, – слабо говорю я.

– Подождите до завтра, – с натянутой улыбкой советует Ингрид. – Думаю, вам еще не раз захочется.

– Завтра я захочу белену внутривенно! Или ружье, чтобы пристрелить близнецов.

Ингрид вскакивает с кушетки и начинает рыться в хлебнице. С торжествующим возгласом она извлекает из заплесневелых недр бутылку «Мерло» урожая 1972 года.

– Мистер Кеттон не оставляет вино на виду. Он его прячет. Но я знаю, что здесь никогда не хранили хлеб!

Она достает из шкафа штопор.

– Держитесь построже, – наставляет она, наливая вино в две кружки сомнительной чистоты. – Иначе дети перестанут вас уважать.

– Боюсь, уже слишком поздно, – мрачно отвечаю я.

Прежде чем уехать, Ингрид показывает, где Шарлотта держит еду. В самых неподходящих местах, что характерно. Собачий корм под раковиной, холодильник завален грудой новозеландских ковриков, тостер почему-то стоит в холодильнике. Нужен поистине извращенный ум, чтобы выжить в этом доме. Даже герои-первопроходцы и то растерялись бы. Единственная надежда, что я найду укромное местечко, спрячусь и буду сидеть там, пока не умру от голода или пока меня не отыщут близнецы. Не знаю, что хуже. Но судя по тому, как Ингрид покусывает длинную белую прядь и нерв-но поглядывает в окно, Тристан и Изольда страшнее голод-ной смерти.

– Ну неужели все так плохо? – говорю я, стараясь удержать ее от побега. – В конце концов, дети есть дети.

Синие глаза Ингрид недоверчиво устремляются на меня.

– Наверное, они себя нормально ведут, когда Шарлотта дома? – продолжаю я, хватаясь за соломинку. В таком случае я могу припугнуть маленьких поганцев матерью. Надеюсь, государственная служба здравоохранения заинтересована в том, чтобы выпихнуть Шарлотту из постели пораньше и сэкономить на страховке.

– Миссис Кеттон слишком занята своими лошадьми, – отвечает Ингрид. Несомненно, эту девушку ждет многообещающая карьера дипломата. – Ей некогда заниматься деть-ми. А мистер Кеттон… – Она красноречиво пожимает плечами. – Он редко бывает дома.

Я начинаю понимать. Когда Тристан и Изольда не в пансионе, им позволяют делать что угодно, лишь бы они не путались у родителей под ногами. Они съедят меня на завтрак и обгложут косточки за обедом.

Сидя в кухне Шарлотты и глотая вино с такой скоростью, как будто это последняя бутылка в моей жизни, я вспоминаю, отчего не испытывала никакого желания идти на педагогические курсы после колледжа. Внезапно подработка у Руперта и «Синяя луна» кажутся раем. Да и сам Руперт становится на редкость притягательной фигурой. Ну и что, что он любит оперу и готов круглосуточно слушать новости? За такие мелочи парня не бросают. Зато Руперт – не двуличный мерзавец, и он не обручен с беременной красоткой. Если бы я только сказала «да» в нужную минуту, никаких неприятностей вообще бы не случилось. Ни свиданий с Маркусом, ни сорванной акции протеста, ни романа с Джеем, ни потери работы. Сейчас я бы скорее всего веселилась на какой-нибудь уютной маленькой вечеринке в Кенсингтоне, обсуждала список гостей и выбирала цветы. Мама была бы счастлива, а главное – не пришлось бы переться в Кеттон-Плейс.

Не сохранился ли у меня телефон Руперта? Может быть, он смилостивится, если я очень попрошу?

– Такси запаздывает. – Ингрид смотрит на часы. – А поезд в восемь. Я не хочу опоздать!

Я молюсь, чтобы такси вовсе не приехало, но уже через минуту возле дома останавливается машина и громко сигналит. На лице Робинзона, которого забирали с необитаемого острова, наверняка было точно такое же выражение, как и на лице Ингрид, которая радостно вылетает из дома. Подойдя к окну, я с горечью наблюдаю, как она садится в такси. Отхлебнув еще вина, я решаю обойти Кеттон-Плейс в поисках других потенциальных нычек со спиртным. Возможно, племянник и племянница покажутся не такими гадостными, когда я напьюсь.

– Удачи! – кричит Ингрид из машины. В воздухе повисает невысказанное: «Она тебе понадобится». Такси отъезжает, а я остаюсь одинокая и всеми покинутая, цепляясь за бокал с вином, как за спасательный круг.

Когда я изучаю недра плиты в поисках какого-нибудь дорогого вина, задняя дверь распахивается и бьет о стену с такой силой, что трясутся древние своды особняка. Я тоже вздрагиваю, потому что мимо пролетают два небольших смерча. Они ныряют под новозеландские коврики и начинают вышвыривать из холодильника содержимое. Здравствуйте, дорогие племянник и племянница.

– Я жрать хочу! – кричит Тристан, с головой забравшись в холодильник.

– Глянь, чего тут, – отвечает Изольда, выходя из кладовки. Она рассматривает миску с каким-то сомнительным мясом. – Это жаркое, Трис? Или кошачья еда?

Чувствую, как начинается мигрень.

– Привет, ребята, – говорю я, чувствуя себя пророком Даниилом, которого Навуходоносор отправил в львиный ров. И ей-богу, я предпочту львов.