Стефани Лоуренс - Соблазнительница

Лондон, Маунт-стрит

3 часа пополуночи, 25 мая 1825 года

Он был пьян. Так пьян — пьянее не бывает. Нельзя сказать, что напиваться вошло у него в привычку, но вчера вечером, или, точнее говоря, сегодня поутру, произошло одно из тех событий, какие случаются только раз в жизни. После восьми долгих лет он получил свободу.

Люсьен Майкл Эшфорд, шестой виконт Калвертон, брел по Маунт-стрит, небрежно помахивая тростью из черного дерева, и губы его изгибались в улыбке неомраченной радости.

Ему было двадцать девять лет, хотя сегодняшний день можно было бы считать первым днем его взрослой жизни, и это был первый день, когда он смог назвать эту жизнь собственной жизнью. И больше того — в отличие от вчерашнего дня он был богат. Баснословно, фантастически — и законно! — богат. Теперь он даже не знал, чего бы ему пожелать. Если бы он не боялся, споткнувшись, рухнуть ничком на тротуар, он пустился бы в пляс прямо здесь, на пустынной улице.

В небе сияла луна; освещая мостовую, она отбрасывала резкие тени от домов. Вокруг простирался спящий Лондон, но в столице даже в такой час не бывает полной тишины: издали доносились искаженные каменными фасадами звуки — позвякивание сбруи, глухой стук копыт и далекий неясный крик. Даже здесь, в самом фешенебельном квартале, в тенях порой таилась опасность, но ему нечего было бояться. Его сознание еще не полностью затуманилось, и, несмотря на опьянение, он старался шагать уверенно. Любой грабитель, выискивающий добычу, увидел бы высокого, изящного, атлетически сложенного господина, крутящего в руках трость, в которой мог быть — и так оно и было в действительности — спрятан клинок, и занялся бы поисками более подходящей жертвы.

Он оставил свой клуб и общество самых близких друзей около часа назад, решив отправиться домой пешком, чтобы проветрить голову после неумеренного потребления самого лучшего французского коньяка. Событие было отпраздновано не в полной мере по той простой причине, что никто из его друзей — и вообще никто, кроме его матери и хитроумного старого банкира Роберта Чайлда, — ничего не знал о его отчаянном положении, в которое его самого и всю семью вогнал его родитель, прежде чем умер восемь лет назад. Из этого кошмара он выбирался в течение целых восьми лет и вот вчера наконец-то выбрался!

Впрочем, его друзья вовсе не представляли себе, что именно он празднует, однако это не помешало им с радостью присоединиться к нему. Они провели долгую ночь, заполненную вином, песнями и простыми удовольствиями, которые дает мужская дружба.

Жаль, что его старинного друга и кузена Мартина Фалбриджа, ныне графа Декстера, не было в Лондоне. Скорее всего Мартин приятно проводит время дома, на севере, упиваясь радостями, которые подарил ему брак, — неделю назад он женился на Аманде Кинстер.

Люк с усмешкой покачал головой, демонстрируя свое превосходство над кузеном, столь малодушно капитулировавшим перед любовью. Добравшись до своего дома, он подошел к широким ступеням, ведущим к парадной двери, — голова у него вдруг закружилась, но это тут же прошло. Он осторожно поднялся по лестнице, остановился перед дверью и порылся в кармане в поисках ключей.

Ключи дважды ускользали из его пальцев, прежде чем ему удалось ухватить их и выудить на свет божий. Зажав в руке кольцо, он перебирал их, стараясь определить, какой же из них ему сейчас нужен. Наконец он нашел ключ, который искал. Крепко ухватив его, он прищурился, нацелился в замочную скважину и… только после третьей попытки попал куда надо; повернув ключ, он услышал, как клацнул механизм замка.

Вернув ключи в карман, он ухватился за ручку и широко распахнул дверь. Занес ногу, переступил порог, и…

Какая-то темная фигура выскочила из черного провала лестницы, ведущей в подвал, — он не ожидал ничего подобного и успел заметить лишь быстрое движение, прежде чем незваный гость, проскользнув мимо него, нанес ему удар в живот. Люк пошатнулся и прислонился к стене.

Это короткое прикосновение, хотя и смягченное одеждой, вызвало в нем бурю чувств, он тут же понял, что за гость поджидал его. Амелия Кинстер. Сестра-близнец молодой жены его кузена, давнишний друг его семьи, которую он знал, когда она еще лежала в колыбели. Он знал также, что она не замужем и обладает несгибаемой волей. Амелия, одетая в плащ с капюшоном, резко затормозила и повернулась к Люку лицом.

Единственное, что не давало ему упасть, была стена, к которой он прислонился. Он стоял, ошеломленный, потрясенный, и ждал, пока утихнет боль от ее удара.

Она раздраженно фыркнула, метнулась к входной двери и захлопнула ее за ним. Лунный свет померк. Люк заморгал, привыкая к темноте. Повернувшись спиной к двери, Амелия смотрела на него, смотрела с негодованием — он это почувствовал.

— Что с вами такое? — прошипела она.

— Со мной?! — Он с трудом оторвался от стены и теперь стоял перед ней, слегка покачиваясь. — Интересно, а что это вы здесь делаете?

Этого он никак не мог взять в толк. Сейчас лунный свет проникал в холл только через верхнее окно, проходя над их головами и падая на бледные плитки пола. В этом рассеянном свете он различал ее овальное лицо с тонкими, изящными чертами, обрамленное золотыми локонами, сбившимися под капюшоном.

Она выпрямилась и, вздернув подбородок, откинула с головы капюшон.

— Мне нужно поговорить с вами наедине.

— Сейчас три часа утра!

— Да знаю я! Я жду вас с часу ночи. Но мне хотелось поговорить с вами так, чтобы об этом никто не узнал, — вряд ли я смогла бы прийти сюда днем и застать вас одного, не так ли?

— Да уж. И по вполне понятным причинам. — Амелия была не замужем, он не женат. Если бы она не стояла у двери, он мог бы поддаться искушению распахнуть дверь и… Он нахмурился: — Вы ведь пришли не одна?

— Конечно, нет. Лакей ждет меня возле дома.

Люсьен поднес руку ко лбу.

— О Боже! — Дело усложнялось.

— Ради всего святого, пожалуйста, выслушайте меня. Я знаю все о финансовом положении вашей семьи.

Эти слова привлекли его внимание. Она заметила это и кивнула:

— Да, я точно это знаю. Но вам не стоит волноваться, что я кому-нибудь проговорюсь об этом, напротив. Вот почему мне нужно кое-что обсудить с вами наедине. Я хочу сделать вам некое предложение.

У Люка в голове все смешалось — он не знал, что ей сказать. И даже представить не мог, что собирается сказать она.

Амелия не стала медлить. Она набрала воздуха в грудь и быстро заговорила:

— Даже вы не можете не понимать, что я ищу мужа, но все дело в том, что нет ни одного подходящего для меня джентльмена, который имел бы хоть малейшее желание связать себя брачными узами. Я это знаю. Однако теперь, когда Аманда уехала, жизнь в качестве незамужней молодой леди меня угнетает. — Она помолчала. — Это первое. Второе: вы и ваша семья находитесь в стесненном положении. — Она подняла руку, требуя его молчания. — Не нужно разубеждать меня. Последние недели я провела в вашем доме немало времени и в основном общалась с вашими сестрами. Эмили и Энн ни о чем не подозревают, да? Не бойтесь, я ничего им не сказала. Но если внимательно смотреть, по разным мелочам о многом можно догадаться. Я все поняла несколько недель назад и с тех пор неоднократно замечала подтверждения моим выводам. Вы влезли в долги… Нет! Молчите! Выслушайте меня.

Он заморгал, с трудом следя за ее словоизвержением, но пока у него не хватало сил на внятный ответ.

Она взирала на него с обычной суровостью, явно успокоенная тем, что он молчит.

— Я знаю, вы в этом не виноваты — это ваш отец промотал денежки, да? Я слышала, как дамы в высшем обществе толковали: мол, хорошо, что он умер до того, как растратил все ваше состояние. Но на самом-то деле он сначала довел вашу семью до нищеты, а потом уже сломал себе шею, и с тех пор вы с вашей матушкой делаете вид, будто ничего не случилось. — Ее голос зазвучал мягче. — Это можно сравнить с подвигом Геракла, но вы проделали все блестяще — я уверена, что никто ничего не понял. И конечно, я догадалась, зачем вы это делаете: не только ради Эмили и Энн, но и ради Порции и Пенелопы — пристроить их, если станет известно, что они нищие, будет невероятно трудно.

Она на мгновение задумалась и продолжила:

— Итак, второй пункт: вам необходимо, чтобы вы и ваша семья по-прежнему принадлежали к высшему обществу, но у вас нет средств, чтобы вести роскошный образ жизни. Вы несколько лет находились на грани банкротства. Что приводит меня к третьему пункту — к вам.

Она вперила в него взгляд.

— Судя по всему, вы не рассматриваете женитьбу как способ поправить свои денежные дела. Полагаю, вы не хотите обременять себя женой, у которой могут оказаться большие запросы, не говоря уж о том, чтобы в принципе обременять себя женой и связанными с ней обязательствами. Это и есть причина, по которой я хотела поговорить с вами наедине.

Собравшись с духом, она еще выше вздернула подбородок.

— Мне кажется, что мы — вы и я — могли бы достичь взаимовыгодного соглашения. Я получу значительное приданое — более чем достаточное, чтобы восстановить семейное состояние Эшфордов, по крайней мере его хватит на жизнь. Мы знаем друг друга целую вечность и, я уверена, могли бы быстро притереться друг к другу. К тому же я прекрасно знаю вашу семью, и они знают меня, и…

— Вы предлагаете нам пожениться?

Судя по его тону, он был потрясен, и она сердито посмотрела на него.

— Да! И прежде чем вы скажете, что это чушь и бессмыслица, подумайте. Я не жду…

Он не стал слушать, чего она не ждет. Он смотрел на нее в полумраке. Губы ее продолжали шевелиться, вероятно, она что-то говорила. Он пытался слушать, но ум его отказывался воспринимать ее слова. Он застыл, застигнутый врасплох этим невероятным, невозможным фактом.

Она предлагает ему стать его женой.