– Ради вашей родины.

Она скрестила руки на груди:

– Хм… ну да. Моя родина. Потому что Англия сделала так много для меня. Мой рай. – Она сощурила глаза. – Так знайте же, Уиндем. Я покинула бы Англию в ту же секунду, будь у меня на это средства. Уехала и не вернулась бы сюда никогда.

Он отшатнулся, ему была омерзительна даже сама идея. Не может быть, чтобы она говорила серьезно.

– Но вы же пришли ко мне с этой историей, беспокоясь за судьбу его высочества.

Она пожала плечами, не сводя глаз с пылающих углей.

– Мне не нравятся заговоры и ловушки. Несправедливо и недостойно. С ними нельзя бороться, потому что их нельзя обнаружить, чтобы встретиться лицом к лицу с заговорщиками. – Она обернулась к нему. – Однако я свою задачу выполнила. Я рассказала вам. И больше это дело меня не интересует.

– Почему же?

– Я не обязана давать вам объяснения. Я просто отказываюсь. Это все, что вам нужно знать.

Возможно, если бы он стал умолять, стоя на коленях, небеса немедленно обрушили бы молот на голову этого ядовитого существа.

К несчастью, он не из числа просителей. Он встал и посмотрел на нее с высоты своего роста.

– Я заплачу вам существенную премию, если вы опознаете этого таинственного лорда. Таким образом, я смогу выполнить свой долг и передать его соответствующим властям. А вы получите возможность отплыть к любым берегам, к каким захотите, и у вас еще останется достаточно денег, чтобы начать новую жизнь.

Сердце Алисии чуть не остановилось. Так просто? Все ее неприятности, все эти годы лишений и насмешек исчезнут от одного слова состоятельного джентльмена?

Одна часть ее ненавидела Уиндема за то, что он обращается с нею как с вещью, которую можно купить и продать.

А другая часть ее, умная и хитрая, пережившая эту «судьбу, которая хуже смерти», заставила ее тут же протянуть руку.

– Уиндем, вы сами предложили эту сделку. Двадцать тысяч фунтов… плюс расходы.

Он заколебался.

– Расходы?

Алисия улыбнулась. Может быть, сейчас она и бедная, падшая женщина, но было время, когда она была любимицей Лондона. Она точно знала, сколько стоит быть такой женщиной.

– Вы же не ждете от меня, что я появлюсь в обществе в этом?

Он внимательно посмотрел на нее, потом оглядел ее фигуру. Это было грубо и оценивающе, но она не осуждала его за это. Нет смысла покупать лошадь, не проверив ее зубы. Он пожал ей руку в знак согласия.

– Вы уверены, что справитесь? – Он не собирался оскорблять ее.

Алисия откинула голову назад и рассмеялась. Вдруг она ощутила себя легкой, как пушинка.

– Только посмотрите на меня! – Она начала шагать по комнате. – Мне понадобится, конечно, новый гардероб.

– Конечно.

– И очень красивый, я думаю. Для правдоподобия, как вы понимаете. Никто не поверит, что мужчина, такой, как вы, будет содержать женщину дешево.

– Благодарю, – сухо сказал он.

Она задумчиво кивнула:

– И мне понадобится транспорт, подходящий к моему новому образу жизни… и, конечно, я не смогу обойтись услугами одной только Милли. Она просто не годится для такой работы. – Она строго взглянула на него, будто ожидая, что он потребует, чтобы старая женщина тотчас же приступила к работе.

Он поклонился, уступая:

– У меня и в мыслях не было мешать Милли наслаждаться заслуженным отдыхом.

Она повернулась к нему, упершись кулаками в свои пышные бедра:

– Не уверена, что вы понимаете, сколько всего потребуется, Уиндем, ведь я должна выглядеть сказочно.

Он откашлялся.

– Уверяю вас, я не намерен экономить на этой… попытке.

Она состроила гримасу, и полетели хлопья чего-то, о чем он и знать не хотел.

– Сейчас я не в лучшей форме, Уиндем, но смею вас уверить, я могу соперничать с любой женщиной из высшего общества.

Поскольку она так верила в это и поскольку ей понадобится каждая крупица веры, чтобы справиться с задачей, то Стентон только издал невнятный звук и переменил тему:

– Относительно вашего вознаграждения…

– Двадцать тысяч фунтов. – Она прямо посмотрела ему в глаза и не отвела взгляда. – Торговля неуместна, – быстро добавила она. – Выплачивается независимо оттого, найдете вы своего таинственного лорда или нет.

– Это можно обсудить, – спокойно сказал он. – Десять тысяч я вам гарантирую. Я не заплачу вам все двадцать тысяч, пока мы не найдем того, кого вы мне описали, человека, который замышляет заговор против короны.

На ее покрытом отвратительной коркой лице появилось недовольное выражение.

– Не знаю…

– Но конечно, вам будет позволено оставить себе гардероб и личные вещи.

Она глубоко вздохнула и медленно выдохнула.

– Согласна. – Она протянула руку.

Стентон быстро пожал ее и отпустил. Однако что-то терзало его.

– Почему же вы все-таки согласились? Это не могло быть только из-за денег. Может быть, вы мечтаете о том, чтобы вернуть свое место в свете? Сомневаюсь, что женщина может ожидать от высшего общества таких кардинальных перемен.

Алисия фыркнула:

– Совсем нет. Зачем менять то, что не стоит таких усилий? Общество не изменится, потому что люди не изменятся. С того дня, как мы покинули рай, всегда существовало общество в той или иной форме всюду, где собиралось более трех идиотов.

Он хрипло рассмеялся.

Она странно посмотрела на него.

– Вам, наверное, нужно смазать горло. Оно, кажется, заржавело. – Потом она откинулась в кресле и теперь почти лежала в нем. – Нет, я ничего не хочу менять. Я хочу отомстить. Чистая, простая, не замаскированная никакими высшими соображениями, сладкая-сладкая месть. – Она покачала головой и лукаво улыбнулась ему: – И вы мне в этом поможете.

– Месть кому?

– Моей семье, древней и родовитой ветви Сазерлендов.

– А какое отношение имеет ваша семья к этому делу?

Взгляд ее скользнул к окну, не видя.

– Дом моей семьи в Суссексе. Лорд Кросс – наш ближайший сосед. – Она вздохнула. – Мои родители – порядочные и уважаемые люди. И теперь даже больше, чем раньше. В порядке компенсации за их печально известную дочь. – Она тряхнула головой и изобразила широкую улыбку. – Вам никогда не хотелось перечеркнуть какое-то время? Вы никогда не оглядывались вокруг и не говорили себе: «О чем я тогда думал?»

– Каждый человек испытывает сожаления.

Она укоризненно закатила глаза:

– Уиндем, я не спрашиваю вас, испытывает ли кто-нибудь сожаления. Я спрашиваю, испытываете ли сожаления вы.

Леди Алисия уставилась на него. Он не мог солгать.

– Да, испытываю, – резко сказал он. Потом он отвел глаза под ее испытующим взглядом. – Просто я не хочу, чтобы другие платили за мои ошибки.

Она не отступала.

– Но что, если ошибку совершили другие, но они счастливо избежали наказания, а за вашу вынужденную ошибку, которая была преувеличена злыми умыслами других людей, вы должны расплачиваться потом всю жизнь?

Она поджала под себя ноги и порывисто встала на колени.

– Что, если эти люди не только ничего при этом не потеряли, но многое приобрели, а вы один пострадали?

– Месть – это не…

– Нет! – Она хлопнула ладонью по спинке кресла. – Больше никаких нравоучений. Чего бы хотели вы в этом случае? Если бы вам после долгих лет, когда у вас на это не было сил, внезапно предложили идеальную возможность осуществить отличную публичную месть? – Она смотрела на него по-прежнему безжалостно. – Вы бы отказались?

Он не мог оторвать взгляда от ее глаз. Что она должна была выстрадать за эти последние пять лет? Он видел жалкое убожество ее дома, мог представить, как ей жилось рядом с грязной пивнушкой. Он видел, с какой заботой она относилась к своей старой гувернантке, хотя, без сомнения, одной ей жилось бы лучше. Он мог представить себе безнадежность ее будущего.

У леди Алисии Лоуренс никогда не будет ни мужа, ни детей, никакого положения в обществе. Ее будет презирать даже продавщица в лавке.

Она наблюдал за ним.

– Обычно я любила Рождество. – Голос у нее был ровный. – Было много тортов и пирогов, и моя мать старалась изо всех сил повесить на елку как можно больше маленьких подарков, которые ей удавалось купить на те жалкие «деньги на булавки», какие мой отец выделял ей. Мы с сестрами зажигали свечки на елке рождественским утром. Слуги пели для нас, и тогда на какое-то время мы становились такой любящей семьей, какую только можно себе представить. – Она наклонила голову. – Не знаю, зажигают ли они еще свечи. Я не знаю, что находят на елке Альберта и Антония. Я никогда больше не попробую пирога с изюмом, который печет наш повар. Когда мои сестры будут выходить замуж, меня не пригласят. Когда скончается мой отец, меня не захотят увидеть на похоронах. – Она снова стукнула по спинке кресла, на этот раз двумя кулаками. – Они вышвырнули меня из дома, Уиндем! Накануне – я любимая дочка, а утром – всего лишь грязь!

В изумрудных глазах Алисии засверкали слезы гнева и боли, но она была слишком гордой, чтобы позволить им скатиться, пока она смотрит на него.

– Что бы вы сделали, милорд? Вы оставили бы все это как есть? Вы подставили бы другую щеку? Или же вы воспользовались бы отличной возможностью отомстить?

Он не мог ей ответить… потому что, честно говоря, не знал, что ответить. Он отвел глаза, отгораживаясь от ее задевающей за живое боли.

– Не позволяйте вашей… вашей цели смешиваться с моими намерениями, леди Алисия, – сказал он без всяких эмоций. – Или наше соглашение будет расторгнуто.

Он отвернулся, заканчивая дискуссию. Мысли у него путались, его обычная сдержанность изменила ему.

Он не был человеком семейным. Его мать – пустая, легкомысленная женщина – не оставила своей блестящей светской жизни, даже когда он был ребенком. Свою единственную родственницу, кузину леди Джейн Пеннингтон, он встретил всего несколько лет назад. Он никогда не знал настоящего Рождества.

И на одно бесконечное, захватившее дух мгновение ему так страстно захотелось пережить его, что он мог бы броситься с мечом на тех, кто лишил такого Рождества леди Алисию. Однако он не рыцарь, полный решимости спасти красную девицу. Он не мог позволить эмоциям лишить его веры, которой он так строго придерживался. Он не будет помогать леди Алисии в ее деле.