Туда, туда в прыжок страсти. Он хочет меня, и мне необходимо это видеть — тлеющие угли в затухающей золе.

Вступает музыка. Эль танго де Роксан.

Сначала пианино, потом резкие звуки скрипки. Громкие аплодисменты. Более мелодично звучат скрипки, затем вступает хриплый, прокуренный голос, разрезающий: мужчина, который влюбляется в нее. Сначала было желание. Потом. Подозрение, сменяющееся гневом. Предательство. Ревность, да, ревность съедает вас, и может увести вас и свести с ума! Я двигаюсь прямо к шесту уверенной и изящной походкой, как испанская танцовщица. Соблазнительница.

Я подтягиваюсь на шесте в тот момент, когда раздается хрипатый горловой громкий крик «Роксаннннна», выполняю идеальный поворот вокруг шеста, крепко удерживаюсь, и бросаю себя в энергичную низкую воронку, крутясь вокруг шеста, из-за чего мои волосы летят в лицо. Приземлюсь с широко разведенными ногами, изгибаюсь и по кошачьи подползаю к шесту. Делаю переворот назад на руках, ноги приземляются в виде V-образной позиции и вытягиваюсь всем телом на шесте, ухватившись за него обеими руками, я начинаю поднимать себя вверх, вися вниз головой.

«Ты не должна надевать красное».

Мои руки двигаются вверх, перехватывая шест и подтягивая себя выше, в то время, как моя голова опущена к полу, словно созревший стебель пшеницы на ветру. Мои движения элегантны и полны красоты, потому что я видела их. Это как бальные танцы — вся грация происходит от того, насколько погружается танцор в танец, прежде, чем сделать следующий шаг.

«Ты не должна одевать это платье сегодня вечером».

Я добираюсь до самого верха, в тот момент, когда комната наполняется скрипучим голосом «Роксанннаааааа». Зажимаю стальную палку своими бедрами, холодный металл прижимается к моей киске, и я нахожусь высоко над ним, резко отпускаю руки и разрешаю своему телу скользить вниз, спина прямая, вниз головой, и мои волосы струятся водопадом локонов.

«Ты не должна по ночам продавать свое тело».

Впервые с тех пор, как я начала танец на шесте, наши глаза встречаются и не могут оторваться друг от друга. В его глазах полная темнота, но я замечаю другое и это заставляет весь воздух выйти из моей груди. Взгляд бушующих глаз Баррингтона полон невыносимого голода, но там есть что-то еще, что-то такое темное и обнаженное. Сильное желание, которому невозможно сопротивляться и пытаться обуздать его. Любая попытка сделать это сродни безумию.

Его глаза говорят мне, что я богиня, что он не ожидал увидеть такой глубины, такой мощи и такого мастерства. Они смело блуждают по моему телу. Намеренно медленно я вытягиваюсь вверх, и перестаю думать о нем. Я концентрируюсь только на музыке, пока я занимаюсь любовью с шестом.

Его глаза на твоем лице.

Я обвиваюсь вокруг шеста, повторяю ползучие движения змеи, скользя вниз по опоре, пока не опускаюсь на колени, держась за головой руками за шест и упираясь в него спиной.

Его губы ласкают твою кожу.

Я поднимаюсь, соблазнительно держась за опору, высоко тяну носок, и обхожу вокруг него. И когда Вэнн думает, что я собираюсь сделать кувырок, подняв мою задницу в воздух, я всего лишь соблазнительно покачиваю ею, потом переворачиваюсь на девяноста градусов и касаюсь пола до того, как плотно обеими руками обхватить металлическую палку, и отрываю ноги от земли. Мое тело сейчас полностью распластано перпендикулярно шесту. Держась только руками, хорошо, что они у меня сильные, я медленно кружусь вокруг металлической стержня, мои ноги расставлены далеко друг от друга, так же, как и руки.

Я не могу этого выдержать.

Как только музыка начинает набирать темп, я увеличиваю свою скорость, воздух бьется мне в лицо, мои ноги раздвинутые, как ножницы, летят в воздух, колени сгибаются, ноги двигаются все выше, я кручусь все быстрее и быстрее, и внезапно переворачиваюсь с ног на голову, продолжая при этом крутиться, как юла.

Почему мое сердце рыдает?

Целый оркестр, состоящий из скрипок и виолончелей, сходит с ума, рыдая, в самом драматическом месте всей баллады. Я выполняю поворот с согнутыми коленами и выравнивая себя в вертикальное положение на шесте, двигаюсь вверх по шесту и обратно, совмещая погружение и подъем.

Только не обманывай меня.

Я наверху и готова к финалу, широко разведя ноги, сохраняю эту позицию, при которой только крошечная полоска мокрой красной сетчатой ткани закрывает мой вход, и жду следующего такта, чтобы завершить свой идеальный номер. Когда я слышу первые звуки, ослабляю хватку и начинаю свободное падение вниз головой. Это смертельное падение, даже сквозь музыку, я слышу его вздох облегчения.

И, пожалуйста, поверь мне, когда я говорю, что я люблю.

В двух футах от пола я сжимаю бедрами шест и останавливаю свое падение. Я нахожусь вниз головой, перпендикулярно полу, удерживаясь только своими сильными ногами и одной рукой, другую вытянув над головой. На внезапный бой тарелок я отпускаю руку и падаю плашмя на землю. Тишина. Затем звучит гитара. Потом ей подпевает скрипка.

Медленно, я начинаю как бы свернувшись в ковер, катиться к нему, останавливаясь каждый раз под темп музыки, так, наверное, Клеопатра раскатывалась в ковре перед Марком Антонием. Музыка становится все громче и темп увеличивается. Каждое мое движение наполнено покорностью, соблазнением, очарованием, я напоминаю себе животное, которое предлагает себя своему самцу. Я достигаю подножия кровати.

Время выбрано идеально. Многие голоса смешиваются, чтобы сформировать крещендо.

Роксанннааа, Роксанннааа…

Я тяжело дышу, скорее не только из-за того, что я сейчас проделала, но и от страстного желания. Он возникает на краю кровати и обхватывает своими большими руками художника вокруг моей груди и тянет меня сильно вверх, так, наверное, русалок вытаскивали из океана.

— Мне необходимо, чтобы мой рот очутился на твоей мокрой и невероятно вкусной киске.

— Откуда ты знаешь, что я мокрая? — тяжело выдыхаю я, лежа на спине.

— Потому что моя маленькая киска в сапогах, — говорит он очень тихо, сдвинув мои трусики вниз по ногам, — я видел это..., — и я отчетливо вижу мокрое пятно на ткани, мое тело начинает дрожать. — Очень голодная киска, покрытая соками. — Он собирается нырнуть головой к моим бедрам, но я дотрагиваюсь ладонью до его горла, также, как он остановил меня в нашу первую ночь.

— Нет, теперь мой черед, — говорю я, поднимаясь и меняя позицию. Широко раздвинув ноги, я сажусь ему на грудь на его очень дорогую рубашку. Я понимаю, что это не совсем эротично, это всего лишь мое внимание, мое восхваление его, которое не может надоесть ни одному живущему мужчине.

Я сдвигаюсь вниз и расстегиваю ему брюки, на нем одеты белые боксерки.

— Белые? Ты знаешь, я не могу сопротивляться тебе, когда ты в белых трусах, — выдыхаю я.

Одинокая пульсирующая жилка бьется у него на виске. Господи, как же я была такой глупой? Все время мои настоящие чувства к нему теперь выглядели для меня, словно я удивленно таращила глаза саму на себя. Все время я все глубже и глубже влюблялась в него, но моя собственная упрямая глупость заставляла сосредоточиться только на Джеке.

Я наклоняюсь вперед и беру его член своим горячим влажным ртом, засасывая его все глубже, что он упирается целиком в мое горло. Мог ли он сделать что-нибудь другое, кроме как напрячься и взорваться в глубине моего рта? Медленно я начинаю расстегивать его рубашку, открывая теплую кожу.

— Ты взрываешь мой мозг..., — говорит он, и мастерски расстегивает мой бюстгальтер, но пот удерживает его на моей коже. Он снимает его и мои груди выскальзывают наружу, массирует, зажав соски двумя пальцами. — Мне необходимо, ощутить свой рот на этих чувственных губках киски.

Я упираюсь на колени, широко разведя ноги на его груди, и двигаю свою промежность к нему. Моя киска своей близостью дразнит его, он поднимает подбородок, чувствуя запах моего возбуждения, я смотрю на него сверху вниз.

— Неужели тебе нужны эти бывшие набухшие губы?

Он жадно опускает глаза на мою промежность, внутри моих сапог, пальцы на ногах загибаются от предвкушения.

— Они выглядят немного... эээ ... используемыми.

— Были использованы, испробованы и приводили в восторг, причем три раза в неделю.

— Иди сюда и сядь мне на лицо.

Я передвигаюсь на коленях к его рту и замираю над его лицом, складочки моей киски полностью открыты, пульсируют, молча моля об освобождении. Я чувствую, как внутри моего тела начинает просыпаться дрожь. Соки похоти вытекают из меня, как будто внутри кто-то повернул кран.

— Не нежничай с ней, — приказываю я.

Он проводит языком, и я поднимаюсь на коленях выше, чтобы он не достал. Вэнн хватает меня за бедра, и тянет к своему рту.

— Оооо..., — моя голова сама собой откидывается назад. Шелковистое тепло его мастерского рта посасывающее, потом сосущее жестче, убивает меня. Внутри все мои внутренности начинают гореть, словно в огне. Я вцепляюсь руками в спинку кровати, как будто от этого зависит моя жизнь.

— О Господи. Ох, Вэнн..., — я не могу больше сдерживаться. Я скрежещу зубами от того, как оргазм заполняет каждую клеточку меня, везде кожа покалывает, и я вижу белую вспышку.

— Слишком быстро, — рычит он и опрокидывает меня на кровать, садясь. — На четвереньки. — Я повинуюсь мгновенно, моя внутренняя шлюха мяукает от удовольствия. Краем уха я слышу звук разрываемой фольги.