Ливи погасила свечи, сбросила пеньюар, оставив его на скамье перед туалетным столиком, и забралась в постель. Приглушенный скрип выдвигаемых ящиков комода говорил о том, что занятая хлопотами Фрит еще не легла. В доме царила тишина, хотя гостей в нем хватало с избытком. Многих родственников разместили по двое в комнате. Остальные ютились там, где нашлось свободное место, занимая библиотеку или гостиную графини. Даже Девиру и его сестре пришлось потесниться, разделив свои покои с гостями.

Ливи беспокойно заворочалась под одеялом. Весь вечер Девир вел себя безукоризненно, как истинный джентльмен. Не пытался добиться от нее даже невинного поцелуя. Казалось бы, с наступлением ночи ей следовало уснуть безмятежным сном. Но вместо этого она металась на постели, теребя одеяло, прижимая к подушке то одну, то другую пылающую щеку.

Наконец, задрав подол ночной рубашки, Ливи просунула руку меж бедер. Весь вечер она думала о Девире. Вспоминала прикосновение его пальцев, губ, легкое покусывание его зубов, влажное скольжение языка.

Трогая себя, она пыталась представить, что ее ласкает Девир. Воображала, будто он незаметно выскользнул из своей комнаты, оставив мирно спящего кузена Джерарда храпеть дальше, и, прокравшись в другое крыло, проник в ее спальню.

Закусив губу, Ливи выгнула спину, пытаясь утолить терзавшую ее жажду. Но рука, тем более собственная, не могла заменить ей Девира. В душе Ливи знала: отныне, лаская себя, она лишь еще острее будет ощущать жгучее разочарование. Проклятый Девир, черт бы его побрал!

Глава 27

– Едва ли мы сможем ссудить вам подобную сумму, мистер Карлоу.

Генри почувствовал, как горячая кровь ударила ему в голову. Вспыхнув от гнева, он ошеломленно уставился на ростовщика. Надменный мерзавец! Лорд Фредерик, приятель Генри, заверил его, что мистер Гидеон с радостью предоставит кредит молодому джентльмену с хорошими видами на будущее, оказавшемуся в затруднительном положении. Сам Фредди задолжал ростовщику более пяти тысяч фунтов. Тот ссужал деньгами под грабительский процент на самых безжалостных условиях, как, впрочем, и остальные представители его профессии. Однако в отличие от них мистер Гидеон слыл человеком прозорливым, рассудительным и, что еще важнее, терпеливым.

Вернувшись в Англию, Генри довольно быстро потратил все свои средства на квартиру, обстановку и всевозможные мелочи. Поразительно, как стремительно тают деньги в Лондоне. Пара фунтов нюхательного табаку, кое-что из мебели, несколько гиней, спущенных за игорным столом, и вот он уже оказался на мели, по уши в долгах. Генри пользовался кредитом у многих торговцев и поставщиков, однако это не решало всех его проблем, вдобавок никакой кредит не мог длиться вечно. Генри понимал, что рано или поздно кредиторы потеряют терпение, тогда ему придется искать убежища в домах знакомых и жить за чужой счет, пока он не рассчитается с долгами.

– Я вас не понимаю, мистер Гидеон, – визгливым, срывающимся голосом заговорил он. Генри знал, что, придя просить о помощи, неразумно давать волю гневу, и все же не мог совладать с душившей его яростью. Он шумно перевел дыхание и начал снова: – Возможно, вы не осведомлены о моем положении. Я наследник лорда Арлингтона.

Ростовщик насмешливо поднял брови – ни дать ни взять оксфордский профессор, готовый задать головомойку нерадивому студенту.

– Возможный наследник, – пренебрежительно бросил он. – Здесь, на Бивис-Маркс, мы внимательно следим за новостями большого света, улавливая малейший шепоток, доносящийся из лондонских гостиных. На этом зиждется наше благополучие.

Генри злобно скрипнул зубами, подавляя желание поставить на место наглого процентщика. По городу уже поползли слухи о связи Арлингтона с графиней де Корбевиль. В «Уайтс» заключались пари, завершится ли роман женитьбой. Генри самому довелось стать свидетелем подобного спора и подвергнуться мучительному унижению, когда его осыпали градом язвительных насмешек. Поначалу его не слишком обеспокоила интрижка графа, однако довольно скоро он не на шутку встревожился. Слухи о вероятной женитьбе Арлингтона в придачу к печальному известию о помолвке Оливии нависли над ним дамокловым мечом. Под угрозой оказалось слишком многое: положение Генри в обществе, его состояние, имущество, титул – словом, все его будущее.

– Не знаю, что вы слышали, но уверяю вас…

– Вы хотите уверить меня, что лорд Арлингтон не женится вновь? – язвительно оборвал его мистер Гидеон. – Или что, женившись, он не произведет на свет сына и не оставит нас с вами при пиковом интересе? Нет, сэр. – Ростовщик покачал головой, впившись цепким взглядом в лицо Генри. – Уверяю вас, я не стану ссужать деньгами бедного родственника, питающего призрачную надежду на возможное наследство, когда его дядюшка, обладатель титула – крепкий мужчина немногим старше сорока лет. Тем более что речь идет о весьма солидном займе.

Генри внезапно почувствовал, как бушевавший в нем гнев сменяется паникой. Он крепко, до боли стиснул руки, так что костяшки пальцев побелели.

– У меня есть собственное поместье, – глухо произнес он, стараясь не выдать охватившего его отчаяния. – В Глостершире.

Выражение лица мистера Гидеона изменилось. Он потянулся за конторской книгой. Тяжелый фолиант, переплетенный в грубую кожу, со скрипом скользнул по столу.

– Владение, подлежащее отчуждению? – раскрыв книгу, ростовщик принялся деловито перелистывать страницы.

Генри покачал головой, чувствуя себя утопающим, над макушкой которого смыкаются темные воды Темзы. К горлу подступила тошнота. В нынешнем положении он не мог позволить себе даже вернуться в Италию, не то что остаться в Лондоне, с бессильным ужасом наблюдая, как стремительно тают его последние надежды выбраться из трясины, в которой он увяз по самые ноздри.

– Что ж, в таком случае, мистер Карлоу, – Гидеон захлопнул гроссбух, и Генри невольно содрогнулся: короткий, отрывистый звук походил на удар молотка судьи, вынесшего смертный приговор, – полагаю, наш разговор окончен.

Глава 28

Филипп легкой, стремительной походкой шел по Хилл-стрит. Не так давно пробило одиннадцать часов. Клуб «Олмакс» уже закрылся на ночь, и джентльмены, на чьем попечении в этом сезоне не было дочери-дебютантки, предпочитали вместо посещения театра наведаться в музыкальный салон Смайт-Хенли или, подобно Филиппу, провести остаток вечера в компании более фривольной, на маскараде у Доррингтонов. Их особняк и Арлингтон-Хаус стояли один против другого, разделенные площадью.

Покинув дом, Филипп всего за несколько минут миновал длинную вереницу застывших в ожидании карет и двуколок, везущих пышно разодетых дам и кавалеров, повернул за угол и подошел к городскому особняку Моубреев. Стоило ему приблизиться, как из темноты выступила закутанная в плащ фигура. Филипп ускорил шаг, различив в маслянистом желтом свете уличного фонаря даму, облаченную в красное.

Марго улыбнулась ему. Лицо ее скрывала простая белая полумаска. Из-под капюшона домино виднелись густо напудренные локоны. Широкая алая накидка с длинными рукавами приоткрывала легкие туфельки из лайки и край пестрой нижней юбки в красную и белую полоску. От почтенной вдовы в глубоком трауре не осталось и следа. Марго казалась ожившей статуэткой из майсенского фарфора, сошедшей с каминной полки. Ей не хватало лишь изящного посоха и грациозной овечки с бантом на шее, чтобы превратиться в очаровательную пастушку, героиню нежной пасторали.

Она протянула Филиппу переброшенное через руку черное домино и маску с огромным хищным клювом. Он надел плащ, закутавшись в тяжелые шелковые складки, и нацепил маску. Пьянящее воодушевление охватило его. Филипп почувствовал себя проказливым мальчишкой, замышляющим новую каверзу.

Моргнув, он задел ресницами прорези маски и поправил ее, чтобы ловчее сидела. Потом надел шляпу и предложил руку своей спутнице. Марго улыбнулась в ответ, и Филиппа словно опалило огнем. Сердце его бешено заколотилось, как в тот далекий день, когда он впервые заметил женскую грудь. Он ощутил тогда странное чувство – смесь неловкости, возбуждения, благоговейного восторга и страха неминуемого наказания. В точности как нынче вечером.

Он никогда прежде не заводил любовниц. Никогда не пытался проникнуть в чей-то дом без приглашения. Никогда не крался по темным улицам, словно кот в охоте за кошкой. Марго изменила его жизнь до неузнаваемости. Она изменила его самого.

Они быстро проскользнули мимо длинной череды пустых карет и двуколок. Опираясь на его руку, Марго придерживала капюшон плаща, скрывавший лицо. Ее звонкий смех, дробный торопливый стук каблучков наполняли сердце Филиппа ликующей радостью, волнующим предвкушением чудесной, незабываемой ночи.

Перед дверями дома Доррингтонов вытянулась цепью шумная, веселая толпа гостей. Всем не терпелось войти. Многие, как Арлингтон и Марго, нарядились лишь в маски и домино. Другие облачились в затейливые маскарадные костюмы. Впереди Нептун пытался высвободить свой трезубец, запутавшийся в шевелюре стоявшего рядом мужчины, одетого пиратом. У пирата съехал с головы парик, и мужчины подняли крик. Толпа расступилась, стоявшие возле дверей лакеи, сбежав вниз по лестнице, бросились в драку.

Марго потянула графа за собой к дому мимо кучки восторженных зевак, обступивших дерущихся.

– Думаю, нам это не понадобится, и все же предосторожность не помешает, – проговорила она, показывая Филиппу маленькую визитную карточку с изящным оттиском. Внизу, где стояла подпись, отчетливо выделялась большая буква «Д».

– Где вы это достали?

Графиня с Филиппом вошли в холл, куда почти не доносился шум драки, и, подхваченные потоком гостей, не интересующихся кулачным боем, направились в бальный зал. Марго небрежно дернула плечом в ответ на вопрос своего спутника.