Марго, стоя рядом с матерью, насмешливо стрельнула глазами в сторону брата, затем приветственно подняла бокал и отпила глоток. Если объявление о помолвке и стало неожиданностью для лорда Арлингтона, тот ничем этого не показал: отец Оливии невозмутимо кивал обступившим его гостям, отвечая на поздравления.

Роуленд несказанно удивился бы, если б отец условился с Арлингтоном о дне оглашения помолвки. Лорд Моубрей не привык обсуждать свои решения с кем бы то ни было. Это значило бы признать, что кто-то заслуживает подобной чести. Впрочем, граф поступил весьма умно, объявив новость на семейном торжестве, в кругу родственников и друзей. Он верно рассчитал: известие, представленное в самом благожелательном свете, быстро облетит Лондон.

Подошедший Джерард дружески хлопнул кузена по спине, заставив его отвести взгляд от родителей.

– Поздравляю, Роуленд. Леди Оливия, примите мои наилучшие пожелания. Добро пожаловать в наше семейство. Надеюсь, вам удастся приручить моего беспутного кузена. От всего сердца желаю вам удачи.

– Благодарю вас, сэр. – Допив шампанское, Оливия повертела в руках пустой бокал. – Но я вовсе не собираюсь совершать подобную глупость. Вдобавок Роуленд нравится мне таким, каков он есть. Мне не хотелось бы ничего менять.

Глава 26

– Пойдемте в сад, миледи.

Заметив тайное обещание в глазах лорда Арлингтона, Марго с трудом сдержала улыбку. Ей нравилась его грубоватая властность в любви, страстность взамен утонченности. Она боялась, что граф оскорбится, получив отказ в ответ на предложение руки и сердца, или, что еще хуже, станет настойчиво добиваться своего. Но Арлингтон не сделал ни того, ни другого. Он вел себя так, будто никакого разговора о браке вовсе не было.

Граф наклонился ближе к своей спутнице.

– Вы из женщин той породы, к чьим ногам склонился бы Карл Второй, да и вся Англия.

Марго рассмеялась, бредя вместе с графом в сторону пустынной террасы.

– Вы хотите сказать, если бы у меня достало храбрости и коварства бросить вызов леди Каслмейн и оттеснить Нелл Гуин? [20]

Губы Арлингтона изогнулись в улыбке.

– А вы сомневаетесь, что способны на такое? – спросил он, сводя графиню вниз по лестнице.

Она покачала головой:

– На самом деле нет.

Схватив Марго в объятия, граф увлек ее в тень большого, искусно подстриженного дерева и прижался губами к ее губам с той же исступленной страстью, что бушевала и в ее крови. Вцепившись в лацканы его сюртука, Марго приоткрыла губы. Язык Филиппа скользнул во влажную глубину ее рта, играя и дразня. Дурманящий прилив желания захлестнул ее, наполняя тело тяжестью, ослабевшие колени подогнулись.

Приглушенный шум голосов, донесшийся со стороны дома, вернул Марго к реальности.

– Идите за мной.

Арлингтон сорвал с ее губ еще один короткий страстный поцелуй, прежде чем неохотно разомкнуть объятия и последовать за ней к нижней террасе.

– Куда мы идем?

– Ш-ш. – Марго сжала его локоть. – Увидите. Я собиралась показать вам свое излюбленное тайное убежище, а сейчас, похоже, самое подходящее время.

Они вышли на лужайку, Арлингтон озадаченно покосился на графиню. Она ускорила шаг; густая трава мешала идти, цепляясь за туфли. Марго потянула графа за собой в тень огромного тиса, за которым начиналась узкая аллея. Сделав несколько шагов, Арлингтон остановился. Выпустив его руку, Марго скрылась за высокой тисовой стеной.

Парк возле аббатства она знала так же хорошо, как коридоры родительского дома. Сколько раз бегала Марго в детстве по этой извилистой тропинке. Тихонько выругавшись, Арлингтон побрел через кустарник, с треском ломая ветви.

– Что вы задумали? – проговорил он чуть слышным шепотом.

– Сюда, – позвала Марго. – Идите по дорожке. Догоняйте.

Послышалось еще одно приглушенное проклятие, а затем шум торопливых шагов. Превосходно. Легко следовать по тропинке, если знаешь, куда она ведет. Аккуратно подстриженные тисы по обеим сторонам аллеи скрывали даже высокую фигуру графа. Марго бросилась бежать, подобрав юбки и прижимая их к груди, чтобы ткань не цеплялась за сучья. Еще один поворот, и в конце тропинки открылась большая прогалина, окруженная со всех сторон деревьями.

Раскидистые длинные ветви смыкались над головой, образуя шатер. Днем это место напоминало тенистую пещеру, лишь редкие лучи солнца проникали сюда. Ночью здесь царила кромешная тьма. Лунный свет, куда менее яркий, чем солнечный, не пробивался сквозь густую хвою. Марго слышала звук шагов Арлингтона, поскрипывание туфель, шум его прерывистого дыхания. Тисовые ветви зашелестели, словно под порывом ветра, когда она, внезапно остановившись, ухватилась за сук, чтобы не упасть.

– Марго? – Граф удержал ее за талию и стремительным движением повернул к себе.

– Да, милорд? – Обвив руками шею Арлингтона, Марго уткнулась лицом ему в грудь, с наслаждением вдыхая головокружительный запах его кожи.

– Черт побери, ну и темень, я ничего не вижу. – Он неуверенно переступил с ноги на ногу, слыша, как шуршит под подошвами хвоя и потрескивают сухие веточки, устилавшие землю.

– Подождите минутку, – шепнула Марго, увлекая графа к качелям, свисавшим с верхних ветвей старого дерева. Наткнувшись в темноте на качели, она замерла. Пальцы Арлингтона вцепились в юбки Марго, яростно комкая ткань. Рука ее скользнула по его груди и, ловко расстегнув пуговицы сюртука, проникла за пояс бриджей. Справившись с застежкой, Марго улыбнулась в темноте, чувствуя, как восставшая плоть Арлингтона наливается силой в ее ладони.

Проворно расстегнув кальсоны, она высвободила его жезл. Пальцы графа безвольно разжались. Марго опустилась на низкую доску качелей. Хрипло дыша, Арлингтон вцепился в веревки обеими руками.

Стянув зубами перчатку, Марго обхватила ладонью его копье и, наклонившись, лизнула его, будто ужалила. Потом, прильнув к нему губами, медленно обвела языком набухшую плоть. У графа вырвался невнятный гортанный возглас. Голова Марго склонилась еще ниже, рот сомкнулся, принимая жезл в жаркую глубину.

Арлингтон глухо застонал, вздрогнув всем телом. Губы Марго скользнули вверх, вторя ласкающим движениям пальцев.

– Проклятие, я чувствую, как вы улыбаетесь, – выдохнул Арлингтон, едва владея собой. Его голос звучал почти обиженно, будто Марго совершила что-то дурное.

Она рассмеялась, запрокинув голову, но не выпуская из рук его голодного зверя.

– Я наслаждаюсь каждым мгновением, – произнесла она и, слизнув с его копья каплю солоноватой влаги, вновь обхватила его губами.

Марго знала, что некоторые женщины не любят целовать мужчин подобным образом, но никогда не понимала почему. Этот поцелуй, один из приемов соблазнения, наделял женщину всесилием. Подобную власть над любовником невозможно получить, просто подняв юбку и раздвинув ноги – этот нехитрый фокус с незапамятных времен проделывают все женщины. Другое дело – поцелуй, близость иного рода, искусство, которым владеют лишь немногие, так уверяли Марго мужчины, искушенные в любви.

Дыхание Арлингтона участилось, Марго уперлась ладонью ему в живот, чтобы удержать равновесие. Движения ее губ и языка дарили наслаждение. По телу графа пробежала дрожь. Прошептав ее имя, он издал невнятный возглас, прежде чем отдаться во власть нахлынувшего блаженства.

Марго замерла, впивая его влагу, лаская языком еще не потерявший упругости жезл. Наконец губы ее сомкнулись, и в следующий миг ветви тиса над головой жалобно затрещали, а веревки качелей резко натянулись под тяжестью безвольно обмякшего тела Арлингтона. Марго показалось, что граф вот-вот упадет, но тот выпрямился, с шумом втянул воздух и глухо произнес срывающимся голосом, таким же хриплым, как его дыхание:

– Вы не оставили бы Каслмейн ни единого шанса.


Длинные серьги, подаренные вдовствующей графиней Моубрей Оливии по случаю помолвки, сверкали и переливались в сиянии свечей. Ливи задумчиво задержала их на ладони. Грозди рубинов в форме цветочных кистей стоили целое состояние. Ливи заставила себя надеть их и не снимала до конца бала, хотя весь вечер ее сжигал стыд.

Вынув шпильки из прически госпожи, Фрит принялась расчесывать ей волосы. Ливи потерла мочки ушей и подавила зевок. За окном начал накрапывать дождь. Мерный стук дождевых капель в стекло убаюкивал, Ливи задремала бы, если б не горничная, временами дергавшая спутавшиеся во время танцев пряди.

Теплый прием, оказанный Оливии родственниками Девира, разительно отличался от холодной сдержанности его матери и настороженного, хотя и приветливого обращения сестры. Искреннее дружелюбие кузенов Роуленда и грубоватое одобрение его бабушки вызвали у Ливи сложное, болезненное чувство. Она внезапно ощутила себя виновной в обмане.

Оливия с усилием сглотнула подступивший к горлу ком. Желудок будто скрутило тугим узлом, накатила тошнота. Фрит, отложив щетку, проворно заплела волосы госпожи в косу и перевязала лентой.

– Будут другие распоряжения, миледи?

Ливи покачала головой:

– Нет. Доброй ночи, Фрит.

Сделав быстрый реверанс, горничная собрала в охапку платье, белье и туфли, в которых Оливия танцевала на балу. Прижимая к груди пышный ворох шелка, она проскользнула в гардеробную и закрыла за собой дверь. В маленькой комнатке, примыкавшей к спальне, стояла узкая кровать камеристки, а Фрит, судя по ее утомленному, сонному виду, хотела спать не меньше госпожи.

Внезапная вспышка молнии озарила комнату. За ней последовал раскат грома, такой громкий, что канделябры на каминной полке тихонько задребезжали. Дождь за окном превратился в ливень, Ливи недовольно поморщилась: теперь об утренней прогулке верхом можно забыть. Если гроза не утихнет до утра, возможно, весь завтрашний день придется провести дома.