— Сомневаюсь, что лорду Себастьяну это удастся. К тому же, если дело касается меня, он вряд ли встанет на мою сторону. Я скоро потеряю свою свободу, на которую так надеялась, и, как знать, может быть, больше никогда не увижу этот дом.

— Ты сможешь убедить Хоксуэлла позволить тебе приезжать к нам. Одрианна же сумела убедить Себастьяна.

— Хоксуэлл — граф, и гордится своими привилегиями и происхождением. Наш брак для него мезальянс, и он не позволит мне делать то, что я хочу, потому что это отразится на нем. Ведь это от тебя я узнала все о людях знатного происхождения, Селия, так что незачем делать вид, что все будет хорошо, только чтобы утешить меня. Мы обе знаем, что этот человек не разрешит мне навещать тебя или кого-либо еще из моего прошлого.

Более того, она подозревала, что ее пребывание в этом доме было для него оскорблением. Он упрекнул Дафну за то, что она дала ей убежище, хотя та не знала, кто она на самом деле.

Она не могла себе представить, что сказал бы лорд Хоксуэлл, узнай он о ее первой встрече с Дафной на берегу Темзы.

В тот день погода была довольно прохладной. Она упросила возницу какого-то фургона подвезти ее до Лондона. Путь был долгим, и пока они ехали, ее гнев немного утих, но в голове родился простой план. Она спрячет обрывки фаты и платья в камышах вдоль берега Темзы, так что власти примут это за доказательство ее смерти и не будут слишком рьяно ее разыскивать.

Она все сделала как задумала и сидела на берегу, глядя на воду, когда мимо проехала двуколка. Ею правила прелестная молодая женщина лет двадцати пяти с очень бледным лицом. По какой-то причине двуколка вдруг остановилась.

Возможно, Дафна каким-то образом прониклась теми чувствами печали и разочарования, которые охватили Верити, когда она наблюдала за тем, как погружаются в воду обрывки фаты; как просто было бы последовать за ними и тем самым избежать вины, долга и унижения.

Ее детство прошло в атмосфере любви и счастья, но после смерти отца она позабыла о том, что это такое. И контраст был настолько велик, что последовавшие за этим годы были совершенно невыносимыми.

Предательство Бертрама было последним оскорблением в ряду многих других. Она не помнила, чтобы он был таким жестоким, когда знала его еще девочкой, в противном случае отец ни за что не назначил бы его ее опекуном. Может быть, он изменился под влиянием своей жены Нэнси, поощрявшей низменные стороны его характера.

У Нэнси были непомерные амбиции, а теперь они появились и у Бертрама. А Верити оказалась идеальным средством удовлетворения этих амбиций. Выставляй напоказ Лондону богатую наследницу, и на удочку непременно попадется какой-нибудь обедневший лорд. А если он проглотит наживку, ему придется проглотить и свою гордость, особенно если еда окажется достаточно вкусной — в смысле внешней привлекательности или богатства.

Считалось, что ей повезло, когда они наткнулись на Хоксуэлла. Они ожидали, что он заворожит ее и она не заметит, как этот брак расстроит ее собственные планы на жизнь.

Нэнси часто ее ругала. «Он мог оказаться старым и толстым, — вопила она. — Только дура может отказаться от такого красавца. Когда женщина смотрит в эти глаза, она теряет рассудок. Ты неблагодарная девчонка, раз не ценишь то, что мы для тебя сделали».

Он был почти на десять лет ее старше, но вовсе не старым. У него были великолепные глаза, но они смотрели не только на нее. Складывалось впечатление, что ему подошла бы любая. Верити оказалась приемлемой девушкой незнатного происхождения с подозрительно большим состоянием, сделанным на ремеслах и торговле, которая решит его финансовые проблемы.

— По крайней мере он красив, одно утешение, — за метила Селия, будто читая ее мысли. — Он нравится женщинам, а значит, неплох в постели, если это поможет тебе примириться с ним.

— Я сомневаюсь, что в данный момент он склонен проявлять свое искусство в постели со мной. С другой стороны, я, к сожалению, недостаточно его раздражаю, чтобы ему захотелось от меня избавиться. — Верити понюхала цветок фрезии. Ей всегда нравился этот запах. — Я на это надеялась, но это было глупо.

Селию редко удивляли причуды света, но сейчас она была явно озадачена.

— Ты ждала, что он захочет с тобой развестись? У него есть на это причина?

. — Я была недостаточно смелой, чтобы причина появилась, и теперь об этом жалею. Нет. Я надеялась, что он отнесется благосклонно к моей просьбе об аннулировании брака, если я скажу ему, что не хочу быть его женой. Я достигла совершеннолетия и, если буду свободна, больше не буду зависеть от опеки кузена. Я стану независимой.

— Полагаю, что он отказался, потому что аннулирование было бы такой же неприемлемой в смысле огласки процедурой, как развод. Для него даже еще хуже, на самом деле.

— Мне казалось, что он больше думает о деньгах. Тут я просчиталась. Я предполагала, что Хоксуэлл получал доход с моего наследства, пока меня не было. Оно было очень большое и ждало меня, пока я либо выйду замуж, либо достигну совершеннолетия. Я думала, что, имей он эти деньги, наш брак был бы ему в тягость. К сожалению, как он сказал, он до сих пор ничего не получил.

— Если бы брак был аннулирован, ему, вероятно, пришлось бы вернуть деньги, если он их получил, — сказала Селия. — Покажи мне такого мужчину, который согласился бы на такое.

— Я сказала ему, что сделаю все, чтобы он получил деньги в любом случае, и намеревалась объяснить ему, как именно я это сделаю. Но наш разговор до этого так и не дошел.

Если она смогла бы объяснить все понятнее, возможно, он взглянул бы на вещи иначе. У нее немного поднялось настроение при мысли, что еще не все потеряно, но недостаточно для того, чтобы ее нервы пришли в порядок.

Они прошли мимо стоявших на полу больших горшков с аккуратно подстриженными миртами.

— Мне очень жаль, что ты уедешь, но ведь ты и так намеревалась скоро нас покинуть, — сказала Селия. — Ты просто пряталась здесь до той поры, как тебе исполнится двадцать один год, не так ли?

Верити остановилась, взяла руки Селии в свои и крепко сжала.

— Мы все здесь временно, разве нет? Да, я думала о том, что скоро должна буду уехать, и молила Бога, чтобы вы с Дафной меня поняли.

— Разумеется, мы бы тебя поняли. Но куда ты собиралась поехать?

— На север. К себе домой. Подальше от Лондона и Хоксуэлла. И оттуда я хотела подать прошение об аннулировании брака. Я хочу жить среди людей моего детства и юности, Селия, и попытаться спасти наследство отца. Мне хотелось бы использовать свое богатство так, как следовало бы, а не обеспечивать привилегии обедневшего аристократа. И мне необходимо узнать, что именно сделал Бертрам, чтобы навредить людям, которых я люблю, и постараться помочь им. Я должна все исправить. — На глаза Верити навернулись слезы. — Возможно, это была всего лишь детская мечта, но она поддерживала меня эти два года.

Селия наклонилась и поцеловала ее в щеку.

— Я все понимаю, моя дорогая Лиззи. Здесь у нас всех есть тайные мечты и секреты, но мы и не догадывались, что твои были такими серьезными. Я не сомневаюсь, что, пока ты пряталась, ждала своего часа и спокойно ухаживала за цветами, ты вынашивала большие и важные планы своей будущей жизни. Однако теперь тебе, возможно, придется их пересмотреть.

— Боюсь, что ты права. Но я все же надеюсь убедить его, что для него будет лучше, если он избавится от меня.

— Он женился из-за денег. Если тебе удастся уладить с ним денежный вопрос, у тебя еще все может сложиться так, как ты мечтала.

Верити тоже на это надеялась. Но даже если Хоксуэлл ее не отпустит, она по крайней мере сможет встречаться с людьми, чего она не могла себе позволить, пока скрывалась. Может быть, некоторые из ее планов окажутся успешными. Она пыталась найти утешение в этих мыслях, хотя ее сердце все еще сжимал страх.

— Пожалуй, надо предупредить Дафну, что прививка этого лимонного деревца оказалась неудачной, Селия. Эксперимент стоил того, но у нас не хватило сил его продолжить. — Она подошла к апельсиновому дереву. — Держи передник, я сорву несколько плодов. Мы отдадим их миссис Хилл, чтобы она использовала апельсины для приготовления соуса.

Она сорвала три апельсина.

— Думаю, что скоро прибудет этот наемный экипаж, о котором сказал тебе Хоксуэлл, — тихо сказала Селия. — Неужели ты позволишь, чтобы он вынес тебя на руках?

Мысли об этом экипаже омрачали все то время, что они были в оранжерее.

— Не думаю, что он применит силу, — ответила Верити.

— Боюсь, что, если все же это случится и ты начнешь сопротивляться, Дафна выстрелит в него. Она очень расстроена. Она считает, что ты его боишься и у тебя на это есть причина. Ей уже приходилось сталкиваться с подобным.

Упоминание о настроении Дафны навело Верити на мысль, что у нее и вправду было основание бояться взрывного характера Хоксуэлла, хотя за все время их разговора ей удавалось держать его в узде.

— Я не стану сопротивляться. Все будет мирно. Я не хочу неприятностей для Дафны. Пойду и скажу ей об этом.

— Можешь сказать ей это сейчас, — сказала Селия, увидев Дафну и Одрианну через стеклянную дверь оранжереи.

Обе женщины подошли к Верити.

— Лиззи, ты должна выслушать, какой у нас план, — провозгласила Одрианна. — Себастьян считает, что Хоксуэлл будет готов принять его, если и ты с ним согласишься.

Верити рыхлила небольшими грабельками землю вокруг лимонного деревца.

Она услышала звук открывающейся двери, соединявшей оранжерею с гостиной, а потом мужские шаги. Хоксуэлл пришел, чтобы предложить план, придуманный ее подругами.

Это было не спасение, а лишь передышка, чтобы дать ей время смириться со своей судьбой. Она согласилась с тем, что это лучшее, что можно было бы сделать. Правда, она надеялась, что ей удастся хотя бы чуть-чуть изменить условия.