Юдифь: Не отдам. Что ты тут распоряжаешься, старая?

Лия: Как скажешь, госпожа. Ладно, слушай байку. Так вот, в двенадцать лет, что было давно, стала я, обычная девчонка, приставленная к козе, цветочком, розанчиком. Налитым персиком. А стало быть, дорогим товаром. Отец мой был горшечник, но горшки лепил плохие, кривобокие и потому концы с концами не сводил. Так вот, концы с концами не сводил, а тут вдруг розанчик вырос при козе. И вокруг розанчика, стало быть, стаями стали виться любители медку. Розанчик – меня, стало быть, – отец лупил веревкой по ногам, чтоб не крутила хвостом и не потеряла самый ценный товарец. А я и не крутила. Внимание отроков и взрослых и даже некоторых старцев, не скрою, мне было приятно, но я еще толком не понимала, какого рода это внимание.

Юдифь (рассеянно): Так уж и не понимала. Так уж и не вертела хвостом.

Лия: Ну так, отчасти. Кто приобнимет, кто ущипнет, кто пощекочет, кто огладит, кто грудь под просторной рубашкой поищет – есть ли? Кто на ушко нескромный вопрос задаст и потребует непременного ответа. Или там что показать предложит, или потрогать. Или прижмется к самой сладости своей твердью, так что горячо станет, томно и ноги подкосятся. Но не больше. Обычные потайные забавы. Думаю сейчас, что в конце концов я невольно уступила бы какому-нибудь пригожему, и дело бы кончилось задушенным визгом в овине, или меня бы спихнули замуж, как и положено для девушек в этом возрасте, чтоб не перезрели.

Юдифь (почти горделиво): Меня и в пятнадцать не сочли перезрелой.

Лия: Ты хорошего рода. Тебя-то берегли, такую редкую красавицу. И выдали замуж за самого богатого мужчину из твоего колена.

Юдифь (поигрывая ножом): Он очень уважаем.

Лия: Это нам известно. Как и многое другое. Так мне продолжать?

Юдифь: Продолжай уж. Ночь тянется.

Лия: Так вот, значит, подумывал отец, как бы меня с выгодой спихнуть замуж, если приданого – одна куча горшечных черепков. Но вот тут-то и появился этот самый Илия, богатый купчина. Я, стало быть, гоню козу по улице, а он навстречу. И не пешком, а в носилках. Остановил меня. Что да как, да чья ты, красивая девушка? Я ему: так и так, Лия, дочь горшечника. А невинна ли ты еще, дочь горшечника Лия? А как же, говорю. Чтобы я оставалась невинной, меня каждый день по ногам веревкой хлещут. Ведь так и положено сохранять невинность? Чтобы куда-то не делась? Смеется в бороду…

Юдифь: Догадываюсь – позвал тебя замуж?

Лия: Ох, ты и дитя, госпожа! Я же тебе не сказку рассказываю. Да где ж ты видела купца без жены? Да еще такого, который в носилках ездит? Все проще. Он прислал к отцу слугу с кошельком, полным монет, и с предложением купить мою девственность.

Юдифь: И что твой отец? Прогнал его?

Лия: Прогна-а-ал?! С такими деньжищами?! Конечно, продал. С большой готовностью. Меня привели в какой-то домик, который по невежеству моему тогдашнему я сочла богатым. Появился Илия, ну и… подступил. Без всякого почтения. И так и сяк. Длилось такое счастье дня три, потом меня выгнали, дав с собою узелок с фруктами и сластями в награду. А меня только тошнило, да ноги заплетались. Как до дому дошла, не знаю. Явилась, одним словом, а тут отец… Р-раз – вервием да по седалищу. Явилась, блудница, вопиет.

Юдифь: Как?! Сам продал и… вопиет?

Лия: Вопиет. Если б только вопил. Но ведь он тут же и воспользовался мною, как блудницей, перевернувши, изогнувши, будто я кривой горшок, из тех, что он лепил. И выгнал вон, чтоб не позорила его дом. Я на карачках уползала, истерзанная.

Юдифь: О, Лия! Что за страшная история! Неужели все правда?

Лия: Не сомневайся, госпожа. Все мужчины – изверги, чудовища, тати.

Юдифь (с тоскою): Неужто все?

Лия (очень уверенно): Все. Но кое-кого, по правде говоря, можно укротить. Я в этом преуспела. В прежние времена, пока была молода и зубаста. Где сейчас мои белые зубки? Все порастеряла.

Юдифь: Но как же твой рассказ? И что же было дальше?

Лия: И что же дальше? Я умерла? Ножом зарезалась? Ха-ха! Да я стала царицей всех сучек! И немного же времени для этого понадобилось! Мне серебро насыпали в подол, и, кто больше насыплет, с тем я и шла…Это уж потом, когда увяла, почернела и сморщилась, как сухая смоква, Манассия купил меня для тебя. Мы с ним давние знакомцы, и не моя вина, что когда-то он насыпал мне в подол лишь полпригоршни сребреников, а не две, скажем, как уж не помню кто. Он купил меня, чтобы при случае, значит, охаживать кнутом, вспоминая былые деньки, в отместку. Ну да ты заступилась, голубка моя. А то, что он называет меня по-всякому, шипит и щиплется, когда ты не видишь, так в том мое веселье.

Юдифь: Лия! Какие ты мне тайны раскрываешь!

Лия: Намеренно, как ты понимаешь, госпожа. Они требуют, чтоб ты пожертвовала собой? Так будь умней и жертвуй собой ради себя самой, а не ради этих трусливых овечьих курдюков. Знай, что они всегда готовы за бабью юбку спрятаться. Только и способны, что со страху ветры пускать…

Юдифь: Я думала, они моя опора. Мудры и надежны.

Лия: Они торговцы, госпожа. Берегут дорогой товар, пока обмен им не покажется превыгодным! Ну послушай, госпожа моя Юдифь! Все равно нам пропадать, если ассирияне займут город. Думаешь, дождешься от них пощады? Как же! Здоровые оголодавшие кобели! Свирепые, как демоны! Как займут город, даже мной, старой кошелкой, не побрезгуют, поверь мне, злосчастной. А так, если отважимся пойти, глядишь, и… хоть искупаемся. Ведь употели, пропылились за столько-то дней, где уж мыться – воды и для питья недостаточно, и дождей в это время не жди. Госпожа, госпожа моя Юдифь, что тебе терять?

Юдифь: Ну как же, Лия? Честь. Дом. Благополучие.

Лия (передразнивает): Дом! Благополучие! Еще скажи – мужа! Старого…


Лия прикрывает рот руками и испуганно смотрит на Юдифь. Ее мимика наигранна, лукава.


Юдифь: Лия! Как ты смеешь! Забываешься, служанка! Что за разговоры ты тут ведешь, застав меня в минуту слабости? Как ты смеешь оскорблять моего мужа? Кнута захотела? Давно не пробовала?

Лия: Давно! Ой, давно! Так ведь ты не дослушала, перебила верную Лию. Старого… благодетеля, я хотела сказать. А ты что подумала, госпожа? Что тебе такое на ум пришло? Может, более подходящее прозвание?

Юдифь: Не твое дело!

Лия: Ай-ай-ай! Не лицемерь уж, голубка моя! А кто тут недавно ножик вертел? Кто был смертельно оскорблен?

Юдифь (помолчав): Я помню обиду.

Лия: Вот и помни. И если задуматься, чем Олоферн хуже Манассии? Ну, ты понимаешь, в каком смысле. Вот если б ты, что ни год, от мужа рожала… Деток оставлять – вот горе. Потому радуйся, что у тебя нет детей.

Юдифь: Радоваться? Но если не рожать, что станет с миром?

Лия: Останутся вскорости лишь бездетные нагулявшиеся слюноточивые старикашки. Только и всего. Тебе-то что до мира, красавица моя?

Юдифь: До мира? Ничего, признаюсь. Но если бы у меня была хотя бы дочь… Пусть не сын, а дочь в утешенье.

Лия: Вот и сходи за ней к Олоферну, если приспичило. Что вздыхаешь? Говорят, пригожий мужчина. Соблазнительный. Полагаю, его семя еще не протухло, как у твоего благоверного. А ты такая красотка! Такая спелая! И ты, кстати сказать, понятия не имеешь, что такое молодой, сильный мужчина. Попользуйся всласть, а потом поступи как самка тарантула – убей за ненадобностью. Вот этим самым ножом. И отомсти за всех поруганных женщин.

Юдифь: Скорей уж меня убьют за ненадобностью, всласть попользовавшись. Впрочем, все равно.

Лия: Ну-ну. Кабы тебе было все равно, то…

Юдифь: Помолчи ты хоть немного, тараторка! С рассветом отправляемся.


Юдифь встает, и оказывается, что она сидела на тех самых роскошных мехах, подаренных Манассией. Подхватывает мех, кутается в него, бросает кичливый взгляд на Лию, уходит в дом.


Голос за сценой:

«…Она поклонилась Богу и сказала им: велите отворить для меня ворота города; я выйду для исполнения дела, о котором вы говорили со мною. И велели юношам отворить для нее, как она сказала. Они исполнили это. И вышла Иудифь и служанка ее с нею; а мужи городские смотрели вслед за нею, пока она сходила с горы, пока проходила долиной и пока не скрылась от их глаз. Они шли прямо долиною, и встретила Иудифь передовая стража ассириян…»

Сцена четвертая

Дозорные приводят Юдифь и Лию в стан Олоферна. Лия несет корзину. Их у своего шатра встречает евнух Вагой, ближайший советник Олоферна.


1-й дозорный: Вот усмотрели издали и встретили, как велено, и привели. По пути убили змею. Шипела, дрянь. Из худых примета.

2-й дозорный: Змею убили. И оградили от посторонних покусительств, что было не так-то и просто. «Именем Олоферна!» – пришлось кричать на каждом шагу, чтоб не тянули лапы к красотке, желая посмотреть, что под покрывалом.

Вагой: Обычно ограждают царским именем. А ваши непочтительные вопли я слышал издали. Они не на пользу ни Олоферну, ни царю Навуходоносору. Слишком возвышают одного и слишком унижают другого. Кто из них женщина по имени Юдифь?