— Сара тебе сказала?

Первый мой вопрос Макс пропустил мимо ушей, на второй — кивнул:

— Сказала. Давно пора.

— Мне страшно, — призналась я и покосилась на Лили. Стоит ли ей знать, что я совсем не уверена, ту ли дорогу мы с ней выбрали… Но я отчаянно нуждалась в совете Макса, мне было не до притворства. — Ума не приложу, куда ехать. Может, на юг…

— Вот и я так думаю. — Макс загадочно улыбнулся.

И только тут я заметила, что Макс буквально светится. С чего бы это? Я оглянулась по сторонам. Чем он так доволен?

— А где ткани Елены? — Я сделала несколько шагов в глубь комнаты. Куда все подевалось? Шелк, атлас, отрезы органзы, даже шерсть и твид, которые шли на дорогие костюмы. Ничего. Ателье было практически пустым.

— Все готово для тебя. — Макс показал на гору коробок. — На каждой — список, что внутри, швейная машинка в своей родной коробке. В отдельном ящике — нитки, иголки, ножницы и прочее.

Господи… Я растерянно смотрела на него.

— Эта машинка стоит восемьсот долларов! А ткани… Да их же у тебя было на несколько тысяч.

— Это все твое. — Макс едва не пританцовывал на месте. — Ты бы знала, сколько времени я потратил на упаковку! Несколько недель! Большую часть, конечно, придется отправить почтой, но кое-какие коробки ты можешь забрать прямо сейчас.

— Но…

Макс жестом остановил меня:

— Я не собираюсь учить тебя, что делать, Рэйчел. Не хочешь зарабатывать на жизнь шитьем — не надо. Можешь продать и машинку, и ткани, а деньги во что-нибудь вложить. Но если хочешь сохранить имя «Ателье Эдем» — и всех моих клиентов, — я завещаю тебе ателье и все, что к нему прилагается. Хорошо, что наша профессия не привязана к месту. И, к слову сказать, доходная.

— Вы отдаете нам «Эдем»? — взвизгнула Лили.

— Со всеми потрохами. — Макс поймал мой взгляд и подмигнул: — Он и всегда был твоим. С Рождеством, милая.

— Макс… — Я замолчала. Слов не было. Только чувство бесконечной благодарности.

— Ах да! Чуть не забыл.

Макс торопливо скрылся в мастерской. Слышно было, как он что-то ищет. Вскоре он вернулся и протянул мне какой-то конверт. Толстый, с моим именем в центре. Я взяла его, уже догадавшись, что внутри.

— Я не могу принять это, — выдохнула я и попыталась вернуть конверт Максу, но тот засунул руки в карманы и расхохотался, точно маленький мальчик.

— Ничего не поделаешь, придется взять!

В конверте лежала пачка купюр. Бумажки от двадцати до ста долларов. Не состояние, но вполне достаточно на ночлег, еду и бензин до нашей неведомой пока цели.

— Это только часть. Остальное я положил в банк на твое имя. Номер счета и другая информация — на внутренней стороне конверта.

Я заглянула — так и есть: тщательно выписанная цепочка цифр и адрес банка во Флагстаффе, Аризона. Не успела я удивиться расположению банка, как увидела сумму — девять тысяч долларов.

— Ничего не понимаю…

— Последний платеж за костюмы. Чек пришел на прошлой неделе. Деньги твои до последнего пенни, Рэйчел. Ты их заработала.

Я-то думала, все слезы давно выплаканы, и вдруг оказалось, что я реву, вцепившись в Макса, как маленькая. Он протянул руку к Лили, и та втиснулась между нами. Так мы и стояли, то ли плакали, то ли смеялись. Наконец Макс в последний раз обнял меня и отступил.

— У меня, видишь ли, во Флагстаффе сестра. Она тебя ждет. Но совсем необязательно останавливаться у нее. Не хочешь, можешь вообще не ездить. Деньги спокойно переведем в другой банк. А захочешь — Меридит живет на ранчо, сразу за городом. Красота там! И тепло. Она будет рада, если вы поживете у нее, пока не встанете на ноги.

Я взглянула на Лили, мол, что скажешь?

— Аризона! — воскликнула она. — Круто! А у Кети там бабушка живет, и Кети мне говорила, что там апельсины прямо на ветках растут! И пахнет везде апельсинами! Правда, пахнет?

— Весь штат провонял апельсинами, — заверил ее Макс. — У Меридит и своих апельсинов полно. И лимонов. И еще всякой всячины.

Лили не раздумывала ни секунды. Она умоляюще посмотрела на меня.

— Решено! — Мне стало весело. — Едем в Аризону.

— Вот и славно. — Макс потрепал Лили по щеке. — Не придется ждать до лета, чтобы обновить твое платье.

— Но мы же даже не начали его шить, — удивилась Лили.

— Думаю, у вас с мамой будет достаточно времени, чтобы сшить что-нибудь очень красивое.

Мы до отказа забили заднее сиденье и багажник коробками Макса. Какое странное ощущение — всего минуту назад я считала, что оставляю позади все знакомое и любимое. А сейчас? Наше изгнание обернулось приключением. Мы забирали с собой жизнь. Удивительную жизнь, полную смысла и будущего. Полную надежд.

Расставания, увы, все это не облегчило. После бесчисленных объятий и напутствий Макс в конце концов выгнал нас с Лили из ателье. Нехотя я забралась в джип. Макс просунул голову в окно, поцеловал меня в щеку. Ну вот и все. Можно трогаться. Нет, еще что-то… Порывшись в кармане, Макс извлек клочок бумаги, протянул мне:

— И последнее. Вот, держи.

«Чем еще можно меня одарить?» — гадала я, разворачивая бумажный квадратик. Воображение иссякло… Ох! Он приберег напоследок самое лучшее.

— Я никогда не хотел занимать место твоего отца, Рэйчел. Наоборот, надеялся, что с моей помощью Господь приведет тебя к нему.

Я смотрела на адрес. Это же меньше часа езды от Эвертона. Пансионат «Золотой фонд».

До папы было рукой подать.

* * *

Милое здание. Кипенно-белое, с изящной темной отделкой и широким крыльцом, придававшим дому вид колониальной усадьбы. Проехав по круговой дорожке, я встала на свободное место поближе к входу. Сугробы росли буквально на глазах, я уже переживала, как бы нас не завалило. Что ж, свидание, стало быть, будет коротким. Да, коротким и нежным. Ничего не поделаешь. Но ведь я буду рядом с ним! Даже потрогать смогу. А отпустить смогу ли?

— Даже не знаю, чего ждать, — сказала я, выключая двигатель. — Я отца лет десять не видела. Может, он болен или не в себе… — Я попыталась представить папу дряхлым стариком. Образ расплывался. — Тебе, наверное, лучше подождать в приемной.

Лили сердито зыркнула на меня:

— Я же об этом мечтала, ты что, забыла? Я иду знакомиться с дедушкой.

— Ума не приложу, зачем тебе это надо? Чего ты так переживаешь? Если бы тебе с рождения рассказывали про него всякие добрые истории, тогда еще понимаю. А так…

Выражение ее лица заставило меня замолчать.

— Мам, да ведь все твои истории про него — добрые. Как ты не понимаешь? Он так старался. Когда зашивал тебе платье, когда печенье покупал, когда играл в снегу… — Лили тронула меня за руку. — У него не всегда получалось, но раз он пытался, значит, очень-очень любил тебя.

Что на это ответить? Я никогда всерьез не задумывалась, но ведь папа действительно заботился обо мне. Однажды купил книжку «Как заплетать косы» и попробовал заплести мне французскую косичку. Это с его-то лапищами. Кончилось все такими колтунами, что пришлось вылить на меня полпузырька бальзама для расчесывания. А когда я попросила его купить мне подводку для глаз? Он притащил из парфюмерии пять разных карандашей — разных марок и разного цвета. Ошибиться боялся. А как-то принес котенка, чтобы мне было веселее. Котенок сбежал, и папа ночью несколько часов кряду бродил по улице с фонарем и звал шепотом: «Кис-кис-кис-кис».

Я рассказывала Лили о тоскливых вечерах и несостоявшихся разговорах, но ведь отец пропадал на стройке ради меня. Не отдохнув как следует, с измученной душой, он каждый день поднимался на рассвете и отправлялся на работу, приносившую весьма скромный заработок. Я так часто сетовала на тяжелое детство, но, если разобраться, я ведь ни в чем не нуждалась. Папа заботился об этом.

Неужели я все истолковала превратно? Или это юность и оптимизм Лили раскрашивали мое прошлое широкими розовыми мазками? Потолковать бы с моей мудрой дочерью более обстоятельно. Жаль, времени нет. Снег заметал ветровое стекло белыми хлопьями.

— Ну хорошо, пойдем вместе, — уступила я. — Только я пойду первой. Мне нужно побыть с ним наедине, прежде чем вас познакомить.

— Ладно, — кивнула Лили и протянула руку. Мы скрепили уговор рукопожатием.

Было всего семь часов, но пансионат уже затих. Благоговейная тишина лежала вокруг, словно местные обитатели, как дети, затаили дыхание в ожидании рождественского утра. Эхо наших шагов по плиткам вестибюля разорвало покров таинственного безмолвия.

— С Рождеством! Добро пожаловать в «Золотой фонд». — Навстречу нам из-за конторки поднялась бойкая молодая женщина. — Что-то мне ваше лицо незнакомо. Вы к кому-то из наших постояльцев?

— Да, к Митчу… — Я запнулась, откашлялась. — К Митчеллу Кларку.

Чужое и одновременно такое родное имя. Я еле удержалась, чтобы не сорваться с места, не броситься бежать. Прочь? Или броситься по коридору, выкрикивая это имя, пока из какой-нибудь комнаты не появится папа? Не знаю.

Что-то изменилось в лице женщины. Она улыбнулась:

— И куда я смотрю? Вы же с ним как две капли воды.

— Ничего подобного! — выпалила я и замолчала, грубо вышло. — Все всегда говорили, что я вылитая мать.

— Ну, глаза-то у вас точно отцовские, — извиняющимся тоном сказала дежурная.

Я ничего не ответила.

Она сцепила руки, глубоко вздохнула:

— Так или иначе, мы вас ждали.

— Что? — Я нашла руку Лили, сжала. — Как это — ждали?

Женщина слабо взмахнула руками:

— Я вас напугала? Простите ради бога! Просто… Не знаю, что и сказать. Давайте я его позову.

Она взяла телефонную трубку, набрала короткий номер.

— Вы звоните моему отцу?

Она покачала головой, повернулась к нам спиной, отошла на несколько шагов.