Закрываю покрасневшее лицо руками и смеюсь над собственной глупостью. Знаю, что летаю в облаках, но разве мечтать вредно? По-моему, это даже весело. К тому же, мне просто хочется узнать Кирилла получше, я же не строю никаких планов на будущее. Это было бы настоящим сумасшествием, учитывая то, какие странности творились между нами с самой первой встречи.

Интересно, он постучится в дверь или будет ждать меня в холле? Остается пять минут до его приезда, а я рассеянно топчусь у входной двери и прислушиваюсь к чьим-то шагам в коридоре.

Спустя пару минут решаю одеться и выйти в холл, надеясь, что Кирилл уже ждет меня. Он ведь сказал, что приедет в восемь, верно? Значит, уже должен быть здесь. Набрасываю пуховик, шарф на шею и, схватив шапку с ключами, выхожу из номера.

В конце коридора светится разноцветная гирлянда, которую мы с Вероникой повесили на окна в прошлый выходной. Раздражает волнение, как будто никогда на свидания не ходила, ей-богу! Сердце колотится, как у испуганного зайца. Иду вперед, не отрывая глаз от мигающих маленьких лампочек, и когда, наконец, захожу в просторный светлый холл, вижу Кирилла, стоящего ко мне спиной возле стойки администратора. Светлана Ивановна что-то щебечет ему о канцелярских принадлежностях, которых постоянно не хватает, и завидев меня, на ее лице тут же появляется довольная улыбка.

Кирилл оборачивается, и я не могу не улыбнуться ему. Это неловкое молчание вгоняет меня в краску, и я машинально начинаю сворачивать шапку в руках.

– Учтите, Кирилл Станиславович, – нарочито серьезным тоном говорит женщина, – я буду ждать нашу девочку до глубокой ночи. Привезите ее в целости и сохранности.

Она подмигивает мне, машет рукой и тактично скрывается за служебными дверями.

– Мм, привет, – наконец говорю я, неловко переминаясь с ноги на ногу. – Давно ждешь?

– Привет. Я и не уезжал отсюда.

– На тебе уже черная водолазка, а не серый свитер. Ты переоделся.

– А ты очень наблюдательна.

Его губы трогает хитрая улыбка, а я тут же краснею. Он подходит к скамейке у окна, на которой лежат огромные перчатки, подшлемник и зеркальный шлем, и подзывает меня кивком.

Мы молча надеваем зимний реквизит, изредка бросая друг на друга мимолетные взгляды, и всякий раз, когда он ловит мой, меня как будто кипятком ошпаривают.

– Не думал, что скажу это, но мне нравится наблюдать за тем, как ты краснеешь, – говорит он тихо, когда мы направляемся к черному снегоходу.

– Куда мы едем? – спрашиваю я, делая вид, что не расслышала его слова.

– Это ведь мое свидание, – улыбается он, держа в руках свой шлем. – Узнаешь, когда будем на месте. А ты чего серьезная такая?

– Я? Ничего.

Вообще-то мне просто сложно поверить, что он может так много улыбаться. Честное слово, у меня сейчас передозировка случится!

– Тебя укачивает на нем, да?

– Угу, – выдавливаю я, бросив мимолетный взгляд на снегоход.

– Извини, но иначе нам никак не добраться до этого волшебного места. Придется чуть-чуть потерпеть.

– Опять в тот домик?!

Кирилл весело смеется, и отрицательно машет головой, помогая мне надеть шлем.

Пожалуй, самое приятное в нашей десятиминутной поездке то, что на протяжении всего этого времени не размыкаю своих рук, сцепленных между собой на уровне его талии. С каждой кочкой мое тело скатывается вперед и я все сильнее прижимаюсь к его широкой спине.

Мы останавливаемся возле небольшого деревянного домика, больше смахивающего на старинную хижину, с расчищенным от снега крыльцом и двумя небольшими косыми окнами, в которых светится тусклый свет. В некоторых местах торчат деревянные доски, косо прибитые к почерневшим от времени стенам, и я невольно представляю, как смешно бы выглядела, если бы все-таки надела какое-нибудь вечернее платье.

– Что? – спрашивает он, искоса наблюдая за мной.

– Ничего, просто немного удивлена. Мы точно приехали?

Он смеется и забирает у меня шлем, пряча его в небольшой багажник.

– Наверное, ты думала, что мы поедем в ресторан?

– Нет, – вру я, краснея. – Просто… Ничего.

– Это мое самое любимое место. Она здесь прячется с девяносто девятого года.

– Неужели именно в этой маленькой хижинке Светлана Ивановна выдавала коньки отдыхающим?

Кирилл громко смеется, и я понимаю, что впервые слышу его заразительный смех, ласкающий мой слух.

Господи, да ведь он и впрямь человек!

– Нет, ее вагончик был рядом с центральным катком.

– Зачем вы построили эту хижину? – интересуюсь я, когда мы направляемся к дряхлому крыльцу.

– Она уже была здесь. В день открытия у меня потерялась собака; мой отец подарил мне на Новый год щенка немецкой овчарки. Я так перепугался, звал Макса и бежал куда глаза глядят, что не заметил, как оказался в лесу. А потом он вдруг выскочил откуда-то и стал тянуть меня в сторону, как будто что-то нашел. И вот, благодаря моему псу я и узнал о существовании этой хижины. Чем-то она ему понравилась.

– С ума сойти. Как тебе удалось найти щенка на такой огромной территории? И как бедное животное не отморозило себе конечности?

Он по-доброму усмехается и останавливается у пошарпанной деревянной двери.

– Ну, Макса не было часа полтора не больше. А шестнадцать лет назад на территории базы отдыха был только вот этот лес, – указывает он в сторону густых сосен и высокого кедра, – и холмы, откуда съезжают лыжники и сноубордисты. Если прислушаться, то можно услышать музыку на улице.

Он замолкает, но я все равно ничего не слышу, кроме стука собственного сердца.

– Если бы тогда во владении была сегодняшняя территория, наверное, я бы ни за что не нашел Макса. Ты только не обращай внимания на пыль и разруху…

Не могу сдержать смешок. Вот так романтика!

– Очень миленькое и старенькое убежище, – веселюсь я.

Он открывает скрипучую дверь, и от этого звука становится не по себе, словно я нахожусь в фильме ужасов. В нос тут же ударяет приятный запах копченостей и выпечки.

– Не стесняйся, – говорит он, подталкивая меня во внутрь. – Зимой здесь насекомых нет, а вот летом – все в пауках и жуках.

Нервно хмыкаю, неуверенно ступая на бесформенный входной коврик.

Первое, на что обращаю внимание – ровный темный пол с искусственными царапинами. Тусклый свет впереди слабо освещает небольшое пространство, называемое прихожей, но даже в потемках я вижу, что внутри хижина выглядит иначе, чем снаружи. Смущаясь, я все же с интересом заглядываю за угол и мои глаза расширяются от изумления.

Стены квадратной комнаты облицованы деревянными темно-коричневыми панелями, имитирующими плотно лежащие брусья. Стены увешаны маленькими и большими фотографиями под стеклом. Точно такие же я видела в домике Владимира Павловича. В центре комнаты стоит небольшой кремовый диванчик с бардовыми подушками, рядом – низенький деревянный столик, а на стене, там, где казалось бы должен размещаться телевизор, три деревянные полки. На них небрежно расставлены небольшие рамки с фотографиями, сувениры и плоский черный проигрыватель стереосистемы. В углу белыми огоньками светится невысокая, но пушистая елочка без игрушек и мишуры.

Я оборачиваюсь и виновато смотрю на Кирилла.

– Извини за «старенькое убежище».

Он улыбается, наблюдая за мной.

– Удивлена?

– Еще как! Здесь же просто… ВАУ!

– Проходи. – Он снимает обувь, и я делаю тоже самое. – Ну, ради меня можешь немного покраснеть, – с шуткой добавляет он, забирая мой пуховик.

Захожу в комнату и мои ноги тут же ощущают тепло. Должно быть электрический подогрев полов. Кирилл опережает меня и подходит к плееру. Включает тихую и спокойную музыку, звучащую, кажется, из каждого уголка хижины, и предлагает мне осмотреться. Пока я разглядываю фотографии, которых здесь огромное количество, он зажигает свечи рядом с плеером, потом скрывается в глубине хижины и снова появляется в комнате с широким подносом в руках.

Он ставит его на низенький деревянный столик у дивана, и вновь уходит. Я неловко переминаюсь с ноги на ногу. Отчего-то чувствовать себя гостем в его жилище крайне сложно. Когда Кирилл снова появляется передо мной с бутылкой вина и двумя фужерами в руках, я вовсе перестаю дышать.

– Все в порядке? – спрашивает он, задержав на мне изучающий взгляд.

– Угу.

– А ты действительно очень скромная девушка, – говорит он тихо и ставит бутылку с фужерами на стол. – Присаживайся. Будь как дома.

– Спасибо.

Приказываю себе собраться, но волнение точно мороз, сковывает тело.

Кирилл долго смотрит на меня, усмехается и кивает на диванчик.

– Расслабься. Я сейчас вернусь.

– Может тебе помочь? – вдруг вырывается у меня.

– Уже все готово. Думаешь, чем я занимался целых два часа?

Сажусь на диван, когда он выходит из комнаты. Обнимаю себя за плечи и начинаю нервничать еще сильнее, понимая, что мы вдвоем снова находимся где-то в лесу, далеко от людей, как будто на каком-то заснеженном и необитаемом острове. Это и пугает, и нравится мне одновременно.

Когда Кирилл открывает бутылку красного вина и наливает немного в фужеры, искоса поглядывая на меня, я поднимаю на него глаза и, выдохнув, спрашиваю:

– Что?

– Ты первая девушка, которая побывала здесь.

– Серьезно? Ух ты…

– И все? – весело улыбается он.

– Ладно, это огромная честь для меня.

– Другое дело! – смеется он, протягивая мне фужер с красным вином. – За чудесный вечер?

Улыбаемся друг другу и чокаемся. Не знаю, чудесный он или нет, но у меня уже голова от волнения на части раскалывается.

Кирилл снимает большую крышку с глубокой сковороды без ручки и горячий пар тут же поднимается в воздух. Делаю несколько глотков сладкого напитка и разглядываю ароматное блюдо.

– Мясо, жаренное на мангале с овощами и картошкой, – объясняет он, поставив передо мной белую тарелку с вилкой и ножом. – Бери кетчуп, чесночный соус или сметану с кинзой.