В два часа ночи на улице очень тихо и холодно. Фонарики и гирлянды освещают мне путь, а понимание того, что вокруг здесь полно людей, пусть даже и видящих сейчас десятый сон, я спокойно иду по узкой тропинке, скрытой между густыми елями и соснами. Темный лес теперь совершенно не пугает меня. Я просто иду вперед и стараюсь не обращать внимание на слабые звуки, которые он издает.

Сворачиваю на очередную тропинку, протоптанную отдыхающими, и размышляю о завтрашнем дне. Официальное открытие сезона – праздник для гостей курорта. Это торжественный ужин, танцы, шоу-программа и красивейший салют. В добавок ко всему завтра приедет федеральный канал, который расскажет о «Снежных холмах» в воскресном выпуске новостей, и нужно, чтобы все было идеально.

Пока вспоминаю пламенные речи Инны Викторовны о торжественной части открытия сезона, недалеко от меня в темной роще слышится рев снегохода. Господи, неужели кто-то еще катается в такое позднее время?

Сквозь густые деревья ничего не видно, да я и особо не стараюсь приглядеться. Прибавляю шаг, чувствуя как холод постепенно сковывает мое лицо.

Дорога уходит вниз и немного расширяется. Рев снегохода как будто преследует меня, но я совершенно спокойна, ведь здесь пешеходная зона, по которой могут прогуливаться только гости и лыжники. Пальцы рук постепенно замерзают, прячу их в карманах пуховика. Интересно, чем завтра будет заниматься Вероника, когда вернется «домой»? Она сможет погулять вечером в центре, посмотреть шоу-программу и насладиться грандиозным салютом. Возможно, мне тоже удастся хотя бы одним глазком посмотреть фейерверк с крыльца гостиницы. Жаль, что у меня выпала вторая смена.

До моего временного «дома» остается несколько метров. Уже вижу две невысокие елочки по обе стороны широкой тропинки и квадратную деревянную арку со сверкающей гирляндой из белых огоньков. Рев снегохода становится все громче, и с каждой секундой мои ноги машинально ускоряются, как будто предчувствуют опасность. Едва успеваю добежать до деревянной арки перед самой гостиницей, как путь преграждает огромное чудище, осыпавшее меня до самой головы холодным снегом. Оно появилось из неоткуда, как будто свалилось с неба. Я резко останавливаюсь и с трудом могу перевести сбившееся дыхание. Вновь мое сердце готово вырваться из груди. Ресницы залепило снегом, и я поспешно отряхиваю лицо замерзшими пальцами. Часто моргаю, стараясь сфокусироваться на огромном расплывчатом черном пятне передо мной, и пока мое зрение восстанавливается, слышу непрерывное кряхтенье заведенного двигателя.

Пугаюсь, когда вижу перед собой человека в черном утепленном костюме и такого же цвета блестящем шлеме, скрывающем лицо. Повернул ко мне голову и замер, словно статуя. Единственное, что нарушает эту странную и не вполне объяснимую ситуацию – звук заведенного транспорта. Словно огромный кот, он не то громко мурлычет, не то яростно рычит.

Не смею сдвинуться с места, как будто мои ноги глубоко закопаны в холодном снегу, из которого без посторонней помощи мне ни за что не выбраться. Человек в черном резко проворачивает правую ручку, и снегоход яростно захлебывается, оставаясь стоять на месте.

Я злюсь и часто дышу ртом, выпуская облака пара. Детский сад какой-то! Он вновь прокручивает ручку газа, одновременно нажимая на тормоз, и снегоход буйно выбрасывает из под себя скомканный снег. Я даже не могу разглядеть глаза этого человека, который, судя по его неадекватному поведению находится в нетрезвом состоянии. Экран на его шлеме не прозрачный, а ярко-стального цвета, в котором я вижу лишь свое отражение, точно в зеркале. Вновь мотор черного зверя тревожит холодный воздух тяжелым ревом, и человек в черном в миг скрывается между деревьями во тьме.

ГЛАВА 6


– Какие планы на вечер?

Переодеваюсь в черную юбку-карандаш и белую рубашку с коротким рукавом, а Вероника устало сбрасывает с ног высокие туфли. Мы закрылись в комнате для персонала. У нас есть десять минут, чтобы переодеться и сменить друг друга.

– Сбегаю «домой», приму теплый душ и немножко поваляюсь, – отвечает она с игривой улыбкой. – После семи сходим с Настей в центр, погуляем и выпьем в баре, а потом будем смотреть салют.

– Везет вам. Искренне завидую.

– Ты даже не заморачивайся! – весело говорит Вероника, заметив мою грустную улыбку. – Когда начнется торжественный ужин – здесь никого не будет, уверяю тебя. Гости едят, пьют, танцуют и ночью с трудом выползают из ресторана, чтобы посмотреть на фейерверк. Ты можешь даже открыть себе какой-нибудь номер на первом этаже и подремать немного!

– Ой, скажешь тоже! – хмыкаю я, развесив свои джинсы и свитер в узком шкафу. – Ладно, желаю тебе приятно провести праздничный вечер!

– А тебе – спокойной смены, – подмигивает Вероника, и на прощание мы обнимаемся.

Журналисты федерального канала прибывают ровно в шесть часов, как и было запланировано. Их группу из четырех человек я размещаю на втором этаже в два разных номера. Они привезли с собой много аппаратуры, которую пока решено было оставить в нашей комнате для персонала. Вместе с Инной Викторовной они уходят осматривать территорию и, по-видимому, выбирать лучшие ракурсы для съемки. Спустя двадцать минут возвращаются обратно в гостиницу, а я как раз заканчиваю регистрировать трех молоденьких девушек в модных шубках и меховых шапках. Подружки приехали сюда на всю неделю, прихватив с собой добрых пять огромных чемоданов. Вспоминаю слова Стаса, который предупреждал меня о нечто подобном, и невольно задумываюсь, почему же мы так и не можем встретиться с ним на улице или даже в нашем «временном доме».

– Все просто замечательно! – радостно говорит Инна Викторовна, подойдя к стойке. Сегодня на ней кремовая модная блузка с длинными прозрачными рукавами и огромным бантом на декольте, бардовые узкие брюки с кожаными вставками по бокам и высокие красные туфли. Ее карие глаза подведены ярче, чем обычно, и думаю, что сделала она это намеренно, дабы выглядеть в кадре на все сто, если нужно будет там появиться. – Погода хорошая. Через полчаса начнется банкет, ребята снимут там, возьмут короткие интервью у гостей и будут ждать салют! Пока все точно по графику.

– А во сколько фейерверк? – спрашиваю я, довольная, что сегодня все складывается как нельзя лучше.

– В десять минут двенадцатого, – отвечает мне женщина, взволнованно проведя ладонями по бедрам.

– А Владимир Павлович будет здесь? Наверное, интервью даст?

В холл заходят несколько молодых людей, громко смеясь, дурачась и по-ребячески подталкивая друг друга. Чей-то протяжный смех кажется мне слишком знакомым…

– Нет, он уехал на несколько дней, – отвечает она, кинув в сторону телевизионщиков заинтересованный взгляд. – Так, ладно, пойду узнаю, как там дела на кухне! Пирамида для шампанского уже должна быть собрана.

– Вот это да…

Молниеносно перевожу глаза на человека, чей голос заставляет мои внутренности сжаться. Этот звук сравним со скрипом пенопласта, царапаньем мела по доске – со всем тем, от чего по телу моментально пробегают мурашки.

Источник сего раздражающего голоса останавливается передо мной, а я едва не закашливаюсь от удивления.

– Паша! – вырывается у меня. Гляжу в синие глаза высокого брюнета с идеально выбритым лицом. Оно настолько гладкое, что если по нему провести частью капроновых колготок, не останется ни одной затяжки!

Улыбаясь во весь рот, Паша оголяет большие белоснежные зубы и с непонятным для меня восхищением бегло пробегает рассеянным взглядом по моему, наверняка, огорошенному лицу.

– Ты здесь! Надо же! Вот так судьба… Как мы с тобой встретились, – говорит он, неуверенно, словно не верит до конца, что это я. – Не ожидал… Как ты? Погоди, не могу в себя прийти… Черт, вот это да!

Не знаю, что сказать, хотя год назад в течение нескольких месяцев я, как законченная идиотка, репетировала свою обвинительную речь перед зеркалом, в которой покрывала этого негодяя не только трехэтажным матом, но и осыпала жуткими оскорблениями.

– Да, точно, – только и говорю я, оборонительно сложив руки на груди.

Троица, с которой он, по-видимому, и приехал, с интересом разглядывает нас, и когда я перевожу взгляд на того, что стоит в красной вязаной шапке с бубоном, парни молниеносно принимаются доставать из своих сумок и рюкзаков паспорта.

– Домик бронировал я, – говорит парень в шапке, протягивая мне документ, – ваши нужны. Так ведь?

Это еще что за слащавый тон?

– Так и есть, – сквозь губы отвечаю я, забирая паспорт. Набираю на клавиатуре фамилию парня и на мониторе тут же высвечивается вся информация о данных гостях.

– Здесь охрененно! – шепчет самый низкий из них в клетчатом пуховике. Он вертится, как юла и веселая улыбка не слазит с его лица. – Чувак, это просто чума!

– Не обращайте внимания, – говорит мне Виталий Гребенников, для которого я и распечатываю документы, – человек приехал из деревушки под Волгоградом, где снег, судя по всему, настоящая диковинка!

Тот недовольно пихает его локтем и закатывает глаза. Не будь здесь Паши, который буравит меня заинтересованным взглядом, я бы, возможно, и посмеялась над своими новенькими гостями. Но сейчас мне этого совершенно не хочется. Если они с ним, значит мне – враги.

– Поставьте свою подпись вот здесь, – сухо объясняю я и подхожу к стене с ключами от номеров и домиков. Слышу за спиной шепот, который тут же стихает, стоит мне только повернуться к ним. – Желаете сделать доставку ужина в домик, или придете в ресторан, где будет праздничный банкет?

– Сегодня же открытие сезона, так?

Сдержанно киваю, хотя должна улыбаться во весь рот.

– Я за ресторан! – говорит низенький парень, махнув рукой.

Виталий передает мне подписанные бумаги и с кивком подмигивает, дав понять, что ужинать они будут в ресторане, потому что его «неместный друг» жаждет развеяться.

Протягиваю ему ключи от домика и объясняю, что банкет и шоу-программа начнутся через двадцать минут, а в одиннадцать десять небо озарит яркий фейерверк.