Уже приблизившись к дверям, Сэйбл прошла мимо группы болтушек, из тех, что приезжали на бал сплетничать о приглашенных.

— Можете себе представить, — донеслось до нее, — она месяцами спала у костра! И притом не одна, а с каким-то заросшим волосами, кровожадным дикарем!

— Как ты ошибаешься, Лоэлла! — Сэйбл обернулась в сторону сплетниц с ослепительной улыбкой на губах. — На самом деле мы спали очень мало. Советую тебе время от времени выбираться в леса с каким-нибудь дикарем, чтобы зеленый цвет твоих щек сменился наконец здоровым румянцем.

Ухватив крошечное аппетитное канапе с подноса пробегавшего мимо официанта, она сунула его в рот и прошествовала к двери. «Ну, будет теперь разговоров», — подумала она равнодушно.

Ричард Кавано смотрел в сад, опершись на перила балкона. Сэйбл приблизилась.

— Гости развлекаются от души, папа. Я бы предпочла вернуться в ресторан.

Ее тон был легким, а смех — воркующим, но генерал Кавано обеспокоенно сдвинул брови. Он прилагал много усилий, чтобы Сэйбл больше бывала на людях, и возлагал большие надежды на сегодняшний бал. Празднество было объявлено в честь повышения его в чине и перевода в министерство обороны. И вот дочь заявляет, что предпочла бы заняться работой, вместо того чтобы развлекаться! Она и так не знала ни минуты передышки со дня возвращения из Дакоты. Вставала затемно, ложилась поздно, говорила только о работе, ни разу не упомянув имени Хантера. Бывали моменты, когда Кавано хотел разыскать негодяя и потребовать к ответу, но разве это принесло бы Сэйбл счастье? Кроме того, генерал в общих чертах догадывался, что произошло между Мак-Кракеном и его младшей дочерью.

«Ах, Каролина, я сделал бы все, буквально все, чтобы из ее глаз исчез этот тоскливый отсвет! Как ужасно сознавать, что виноват я сам… снова. Если бы только я мог вернуть тот день, когда родился мой первый внук!»

— Неужели тебе так уж обязательно уходить, тыквочка? — спросил Кавано, беря руку дочери. — Здесь собрались все твои друзья, им будет недоставать тебя.

— Друзья? — переспросила Сэйбл с невеселой усмешкой, обводя взглядом бальную залу. — Разве эти люди — друзья мне? Давно уже нет.

Ночами ей снилась прерия и сама она верхом на быстрой лошади, смеющаяся, с развеваемыми ветром волосами, одетая в брюки и рубаху вместо тяжелых стесняющих туалетов. Ей снились золотые травы и пронзительно-яркие звезды. Она просыпалась, глубоко дыша, потому что воздух в ее снах был свежим до сладости, напоенным ароматом сорных трав и невзрачных цветов.

И он приходил в ее сны — Хантер. Она отчаянно тосковала по нему, лелея в душе его обещание вернуться, разыскать ее, где бы она ни была.

— Здесь все чужое мне, папа.

— Могу я пригласить вас на вальс, мисс Кавано?

Сэйбл оглянулась. Заговоривший склонил голову, ожидая ответа, и сердце ее дало стремительный крен при виде угольно-черных волос. Он был в чине капитана, широкоплечий и высокий!

Увы, это оказался один из приглашенных, капитан Александр Мастерс. Генерал Кавано бросил на дочь умоляющий взгляд.

— Хорошо, папа, — прошептала Сэйбл, — но после этого танца я уйду.

Она позволила капитану увлечь ее в самый центр бальной залы. Объятие его было крепким, бережным, музыка взлетала и плыла над танцующими, но Сэйбл ничего не слышала, ничего не чувствовала. Она вспоминала.

Бывали дни, вечера и особенно ночи — холодные, одинокие ночи, — когда она ненавидела себя за то, что позволила Хантеру уехать. Он обещал вернуться, он утверждал, что должен покончить с прошлым навсегда. Но разве это означало не писать? Ни единого слова в течение двух с половиной месяцев! Она почти утратила надежду, которая одна только и помогала жить. Нет, не только надежда на возвращение Хантера. Сэйбл поддерживало также ощущение растущей в ее теле новой жизни. И все же ей было очень, очень одиноко.

«Верь мне! — сказал Хантер, уезжая. — Не сомневайся во мне».

Но как долго могла жить вера, если ничто не питало ее?

Капитан Мастерс что-то шепнул на ухо Сэйбл, и та подняла вопросительный взгляд на его интересное лицо. Капитан охотно повторил комплимент:

— Насколько мне известно, мисс Кавано, этот великолепный бал — исключительно дело ваших рук.

— Это так, — подтвердила она, с трудом удержавшись от вздоха. — Надеюсь, вам здесь нравится?

— Теперь — да, — многозначительно улыбнулся молодой офицер. Заметив, что Сэйбл приняла его ответ равнодушно, он еще больше заинтересовался ею. — А знаете, я ведь сегодня обедал в вашем ресторане. Очаровательное местечко!

Против воли Сэйбл оттаяла, как только разговор перешел на близкий ее сердцу предмет.

— Вы напрасно назвали ресторан моим. Он принадлежит сеньору Ваккарелло, а я лишь веду дела.

— Я не впервые побывал в ресторане «У Сальваторе», мисс Кавано, и не мог не отметить его теперешнюю утонченность.

— Вы очень любезны, — сухо ответила Сэйбл, впадая в обычную отрешенность.

— Надеюсь, это не прозвучит нескромно, если я спрошу: вы счастливы, мисс Кавано?

Раздражение, вызванное подобной смелостью, быстро растаяло при виде искренне заинтересованного лица капитана.

— Не совсем, — призналась Сэйбл.

— Ослепительная женщина, равнодушная к балам… Причиной этого может быть только мужчина. Ради Бога, мисс Кавано, не смотрите на меня так! Я вовсе не хотел задеть вас. (Да она поистине способна разбить сердце одним взглядом этих лавандовых глаз!) Каким же надо быть идиотом, чтобы оставить женщину столь прекрасную, — добавил капитан, нисколько не преувеличивая, от всей души.

— Я уже слышала такое однажды. — Сэйбл засмеялась коротким безрадостным смехом. — Лучше бы кто-нибудь высказал эту мысль ему.

— Нет уж, пусть «он» не знает, как много потерял. Возможно, это даст мне шанс.

И капитан Мастерс закружил Сэйбл с отточенной ловкостью. Флирт? Почему бы и нет? У этого хотя бы язык неплохо подвешен! Сэйбл надеялась, что улыбается не слишком холодно.

— Знайте, капитан, что танец со мной ставит точку на вашей репутации.

— Все имеет свою цену, мисс Кавано, — улыбнулся тот, прижимая Сэйбл чуточку ближе в знак того, что попытка напугать его не удалась. — Например, в этой самой зале есть немало мужчин, которые согласились бы отдать правую руку за то, чтобы оказаться сейчас на моем месте.

Он верил в то, что говорил, как бы выспренне это ни звучало. Женщина в его объятиях была чувственной, загадочной, ослепительно красивой, а главное равнодушной, что особенно воспламеняло.

— Как вам не стыдно так бессовестно лгать, капитан?!

От дверей раздался странный, совершенно неуместный звук, в котором Сэйбл послышалось что-то волнующе знакомое (не то чтобы она когда-нибудь слышала стук подков по мраморным ступеням). Музыканты понесли вразнобой, вытягивая шеи от любопытства, и вскоре умолкли совсем. Танцующие замерли там, где их застало происходящее. Глаза капитана Мастерса полезли на лоб. Сэйбл волей-неволей повернулась туда, откуда доносился знакомый и тревожащий, ритмичный звук.

— Сэйбл! — раздалось с веранды.

Одними губами она ответила: «Хантер…» — даже не видя еще того, кто породил смятение в зале. Но кто еще осмелился бы на такое бесцеремонное вторжение? Поэтому, когда всадник появился в дверях, ведущих на веранду, бросил поводья ближайшему официанту и пошел через залу, она просто стояла и смотрела, впивая каждую деталь знакомого облика, не в силах броситься навстречу. Хантер. Он выглядел таким необычным здесь, среди разряженных гостей, — мужественный, статный, вооруженный охотничьим ножом и парой кольтов, одетый в экзотический костюм, сверху донизу отороченный бахромой, в высокие запыленные сапоги и видавшую виды широкополую шляпу! Он был в пути долго и, должно быть, весь пропах конским потом и пылью. Он шел, оставляя цепочку следов на узорчатом полу залы, шел обратно в ее жизнь!

Сэйбл стояла, прижимая ладонь к сердцу, сознавая театральность своей позы и нимало о том не заботясь. Да и что было делать, если сердце угрожало выпрыгнуть из груди?

— Я сказал, что найду тебя, — и вот нашел.

Хантер остановился перед ней — такой громадный, такой усталый, с лицом, оттененным свежей щетиной. Он был самой жизнью. Хантер! Его неукротимая натура сказывалась в беспокойном, жестком блеске глаз.

— Я не сомневалась, что ты придешь.

Капитан Мастере, давно уже переводивший взгляд с одного из них на другого, отошел в сторонку и сделал оркестру знак продолжать. Он утешал себя мыслью, что с самого начала не имел и шанса, а значит, при таком раскладе удачно избежал разочарования.

Вальс снова взлетел над толпой. Без лишних слов Хантер закружил Сэйбл по зале, подавая пример другим парам, все еще медлящим в нерешительности. Впрочем, он не заметил бы, даже если бы они танцевали в полном одиночестве. Много дней он гнал коня по полям и лесам, трясся в товарном вагоне и снова садился в седло — и все это время его сводило с ума опасение, что Сэйбл разлюбила, Сэйбл не дождалась. Он ожил лишь в тот момент, когда спрыгнул с коня в дверях залы и увидел ее, стоящую с прижатой к сердцу ладонью. Он по-прежнему ревновал, и теперь эта ревность имела конкретный объект — молодого военного в чине капитана, в объятиях которого он застал ее. Хантер и не думал обвинять Сэйбл. Такая красивая, полная жизни женщина не могла просто забиться в угол и томиться в ожидании. Она честно предупреждала его об этом. И все же она жила полной жизнью, занималась делами. Должно быть, у нее появилась масса поклонников. И зачем только он оставил ее так надолго? Вот дьявольщина!

— Почему ты не говоришь мне, что я провонял конским потом… и своим в придачу?

— Я еще не успела забыть этот запах, — безмятежно откликнулась Сэйбл.

Взгляд ее был мягким, без малейшего оттенка упрека.

— Как ты жила без меня, Фиалковые Глаза? — вдруг спросил Хантер, наклоняясь к самому ее уху.

— Прекрасно, просто прекрасно, — ответила она все тем же спокойным голосом. — А как жил ты?