Услужливая память мгновенно воскресила перед ним облик Марго, ее по-новому блестящие, возбужденные глаза, милые песенки, которые она беспрестанно напевала, отсутствующую улыбку, словно она вдруг уносилась куда-то далеко-далеко, все то необычное, что он замечал за ней в последний месяц. Он был так уверен в ней, что никакие непрошеные мысли не нарушали его покой. А теперь? Как ему жить теперь? Болван, вот уж воистину болван.

Володя достал из шкафа непочатую бутылку водки, налил полный стакан и, не поморщившись, залпом выпил.

Марго летела домой как на крыльях. Сегодняшний сеанс прошел просто великолепно. Ей наконец удалось уловить настроение, соответствующее костюму, который ей предстоит показывать. Все вдруг сошлось — ритм походки, грация движений, музыка жестов. Все элементы сошлись в единый образ, как китайская головоломка вдруг складывается в единую картинку. Придирчивая Варвара была в восторге. Все аплодировали ей, как примадонне. Для полного счастья не хватало только цветов и шампанского, но это впереди. Марго была счастлива. Короткий взгляд на часы вернул ее ,с небес на землю. Уже почти шесть. Ужас! Володя скоро вернется, а у нее ничего не готово. Она вихрем пронеслась по коридору и, не чуя под собой ног, впорхнула в комнату, даже не заметив, что дверь не заперта. Занавески были задернуты, в комнате царил полумрак. Марго протянула руку к выключателю.

— Не надо, — остановил ее голос из кресла. Приглядевшись, она увидела в кресле знакомую фигуру мужа, но только странно ссутулившуюся, скорчившуюся и от этого ставшую будто меньше ростом.

— Ты дома? Так рано?

— Да уж. Извини, что не предупредил. Жен следует предупреждать о таких вещах. Так спокойнее.

Голос звучал плоско и картонно. Марго не могла толком разглядеть его лица и снова потянулась к выключателю.

— Не зажигай, я сказал. Хорошо повеселилась?

— Не понимаю, о чем ты.

— Ну конечно, где тебе понять, ангелочек.

Это последнее слово было выпихнуто из стиснутых зубов, как последнее ругательство. Марго остолбенела. Она еще никогда не видела его таким, ненавидящим, клокочущим от плохо сдерживаемой злобы. Что-то произошло, но что?

Он тяжело оперся на ручки кресла и буквально выпихнул из него свое большое тело. Под ногами звякнули бутылки. Он пнул одну, и она, жалобно бормоча, укатилась под стол. Володя качнулся, чуть не потерял равновесия, но устоял.

— Ты пьян! — изумленно выдохнула Марго.

— Ах, извините, миледи, что предстаю перед вашими светлыми безгрешными очами в таком непотребном виде. Да, я пьян! В дымину пьян. Не каждый же день узнаешь, что твоя женушка наставляет тебе рога, как последняя бульварная…

Он оборвал фразу и шагнул мимо нее к двери. Густой запах спиртного тянулся за ним, как шлейф.

— Я ухожу, — объявил он с торжественностью, которая была бы забавна, если бы не была так ужасна. — А когда вернусь, чтобы духу твоего здесь не было.

Марго опустилась на пол и закрыла лицо руками. Радость, переполнявшая ее еще недавно, улетучилась, как уходит газ из воздушного шарика. И на смену ей пришли отчаяние и боль.


— И ты ушел? Просто так взял и ушел? Даже не спросил ни о чем? И не выслушал ее?

— Ушел не глядя. Гриша вскочил и забегал по комнате, ероша пятерней свою огненную шевелюру. Басаргин сидел у стола, тяжело опершись на него локтями. Стол был сугубо холостяцкий: селедка, раскрошенная краюха черного хлеба, бутылка водки да две рюмки.

— Если так, то ты, Басаргин, еще больший дурак, чем о тебе можно было подумать. Да знаешь ли ты, что Марго — это единственная ценность, какая есть в твоей поганой жизни?

— Она предала меня.

— Только не Марго. Любая баба, но не она. Да я вообще не знаю, за что тебе так повезло в этой жизни. Такая женщина тебя полюбила! Красавица, умница, соблазнительная до дрожи в коленях, и притом настоящий верный друг. Ты хоть понимаешь, чего можешь лишиться?

— Гришка, ты мне друг?

— Друг. Слушаю же тебя, дурака.

— Так вот, как друга прошу — заткнись. И без тебя тошно. Давай лучше выпьем.

— Хочешь совет? -Ну?

— Никогда не пей с горя, сопьешься.

— Умно, но сегодня такой день — все наперекосяк.

— Слушай, — задумчиво сказал Гриша, вертя в руках рюмку. — Тебе надо чем-то заняться. То есть чем-то серьезным, таким, чтобы заняло и тело, и душу. Ты меня понял?

— Угу. Уже занят. Так, что из ушей прет.

— Пойми, твоя контора в счет не идет, — горячился Гриша. — Какой из тебя чиновник! Владимир Николаевич Басаргин на заготовке хлеба, ха! Смех один! Дураку понятно, что это лишь временное пристанище. Для легализации в новых условиях. Но времена меняются.

Володя посмотрел на него мутными глазами, и было в них что-то такое, что заставило Гришу вздрогнуть.

— Времена меняются, это факт. Но не совсем туда, куда ты думаешь. Боюсь, что скоро мы с тобой вспомним этот разговор.

Он плеснул себе еще водки и одним махом выпил. «Вот черт, аристократ, мать его! — с завистью, но и не без восхищения подумал Гриша. — Я всего с двух рюмок уже сижу с кирпичной рожей, блестящей, как самовар. А он всю бутылку почти вылакал, и хоть бы хны. Только бледнее становится и интереснее. Впору портрет писать».

— Есть мысль! — торжественно провозгласил он.

— О, даже так? За это стоит выпить.

— Иронию твою пропускаю мимо ушей. Ты на руки свои посмотри.

Володя с преувеличенным вниманием воззрился на свои руки, лежащие на заляпанной селедочным соком скатерти. Попытался сфокусировать взгляд. Не вышло.

— У тебя руки скульптора, — продолжал между тем Гриша. — Уж поверь мне, я в этом деле понимаю. Приходи ко мне во ВХУТЕМАС, попробуй. Хуже все равно не будет, верно. Попытка не пытка. А глина — это особый материал. Она, как земля, снимает электричество, все это злое, темное, которое в душе накапливается, в себя забирает. Землепашцы не оттого здоровее и лучше нас, что на воздухе с утра до ночи, а оттого, что босыми ногами по земле ходят. Или вот хлеб. Пекари, между прочим…

— Я у тебя заночую? — перебил его Володя, который уже и вовсе перестал воспринимать окружающую действительность. Тянуло рухнуть в сон, как в пропасть, и не слышать ничего, не думать ни о чем, забыться.

— Ночуй, конечно, не возвращаться же тебе к ней в таком виде.

— Это еще вопрос.

— Никакой не вопрос. Завтра же уладишь все как миленький. Иначе я тебя и знать не желаю.

— Ирина не будет возражать?

— Ирина допоздна в театре. Спектакль. Пойдем, уложу тебя на диване.

Басаргин отключился мгновенно. Еще бы, столько выпить, Подумал Гриша, возвращаясь к столу. Живописный раскардаш привлек его внимание. Все предметы, даже крошки хлеба, сложились вдруг в законченную композицию. Он достал небольшой холст, натянутый на подрамник, и принялся набрасывать натюрморт. Память о нечаянно разбитом сердце.

Около полуночи примчались Ирина с Григорием. Марго они застали за стареньким пианино, купленным недавно по случаю. Она напевала что-то вполголоса. Получалось грустно, как капельки дождя по стеклу. Заслышав их шаги на пороге, она развернулась к ним на вертящемся стульчике, стремительно и невесомо.

Она выглядела спокойной и собранной, только чуть бледнее обычного. Решительный разворот плеч, гордая головка на изящной шее. Даже улыбка получилась почти как всегда.

— Хорошо, что пришли. Володя у вас?

— Да. Мы, собственно, потому и забежали, сказать тебе, чтобы не волновалась.

— Спасибо.

— Расскажи скорее, что у вас стряслось. Гриша рассказывает какие-то ужасы. Я ни слова не смогла понять.

Марго пожала плечами:

— Рассказывать-то особо нечего. Я сама во всем виновата. Надо было сразу рассказать ему…

Она запнулась, вопросительно посмотрев на Ирину. От Гриши не укрылось минутное замешательство.

— Что такое? Что за секреты?

— Да ладно, что уж там. — Ирина махнула рукой. — С месяц назад я отвела Марго к Варваре Пановой. Понимаешь, она ищет нестандартных девушек для показа своей коллекции одежды, а Марго так скучно дома одной. Все получилось просто отлично, они понравились друг другу. Марго прямо ожила.

— Это уже все заметили. Но почему было не сказать Володе? Что в этом особенного? Работа как работа.

— Мы решили сделать вам сюрприз.

— Что значит «вам»?

— Дело в том, что я тоже буду участвовать в показе.

— Что за бред! Что у тебя может быть общего с этой сумасшедшей феминисткой?

Девушки так и уставились на него. Первой не выдержала Марго, за ней и Ирина. Они смеялись так звонко и заразительно, что Григорий невольно ухмыльнулся им в ответ.

— Надо сказать, что у тебя сейчас довольно дурацкий вид, — заметила, отсмеявшись, Ирина. — Другим — пожалуйста, а мое не трожь. Все вы такие, мелкие собственники.

— Потому и не рассказали, — добавила Марго. — Что не хотелось лишних сцен. Зря, конечно, лучше ничего не скрывать.

— А что приключилось сегодня?

— Я задержалась у Варвары. Знаете, такой день, когда все получается и легкость необыкновенная. Давно такого не помню. А тут Володя вернулся раньше и напоролся на Татьяну. Она уже приходила, плакала, извинялась, сама не знает, как все вышло. С похмелья голова дурная, скука, ноготь сломался. Да что с нее взять. Ну и решила по-соседски раскрыть Володе глаза. Мол, исчезаю невесть куда, не иначе как любовника завела. Вот, собственно, и все.

— Слава Богу, значит, все уладилось.

Григорий с размаху плюхнулся в кресло, оно даже застонало под его тяжестью, и потер покрасневшие от усталости глаза.

— Ничего не уладилось. Все гораздо серьезнее, чем ты думаешь.

— Не понял.

Марго с Ириной обменялись сочувственными взглядами. «И за что мы их любим, ведь не понимают элементарных вещей, — казалось, говорили они. — И все им нужно объяснять».

— Он поверил, — вздохнула Ирина.

— И сразу, — отозвалась Марго. — Даже не спросил ни о чем. Уж и не знаю, как дальше быть.