— Где же ты блуждало, счастье мое?

— Далеко. Чтобы не заблудиться, шел за звездой. Звездой по имени Марго. За ней шагнул за борт Соловецкой баржи, за ней продирался через карельские леса, за ней переходил вброд ледяные реки.

— Расскажи.


— Ну чё, надо бы настоящую баньку истопить, а то как бы ты, болезный, лихоманку не подхватил. Помою тебя, попарю, глядишь, и поправишься совсем. Банька она от всех хворей.

— Спасибо тебе, Настасья. Никогда не смогу тебя отблагодарить за все.

— Ой, скажи! — Настасья ухмыльнулась и игриво толкнула его в бок кулаком. — Может, помилуемся? Ребеночка мне заделаешь, а? А то ты мужик справный, на наших-то на круглоголовых непохожий. Друга совсем порода.

— А муж-то твой что скажет, коли ребеночка ему родишь не в мать, не в отца, а в проезжего молодца?

— Прибьет, поди. Да шучу я, не боись. Скидай свои одежки, я их в печке пожгу.


— Она меня на другой день свела с охотником местным. Он как раз уходил в леса, вот я с ним и увязался. Не просто так, сговорились, что вся моя добыча ему достанется, а он меня через финляндскую границу переправит. Ты же знаешь, стреляю я изрядно. Места там дикие, непролазные, власти, считай, никакой нет. Потом уж из Финляндии добирался до Лондона. Корабли разгружал, в портовом кабаке пиво разносил, чего только не делал, но до Лондона добрался. До Нелли с Диком.

— Кстати, — всполошилась вдруг Марго. — Они, наверное, сейчас вернутся. Вечер уже. Надо скорее привести комнату в порядок. Да и себя тоже.

— Этот дом целиком в нашем распоряжении. Нелли с детьми на отдыхе в Спа. Дик уехал по делам в Шотландию. Но одеться нам все же придется. — Володя ответил улыбкой на ее непонимающий взгляд. — Ты что, не хочешь меня с дочкой познакомить? Ай-ай-ай, миледи, как, оказывается, легко заставить вас забыть свой материнский долг!

Невероятно! Они снова идут рядом, бок о бок, соприкасаясь плечами. Он держит ее под руку, как драгоценную статуэтку. Они в любую минуту могут остановиться и поцеловаться. Не то чтобы они это делали, нет, зачем же так шокировать публику. Но от мысли, что это возможно, начинала кружиться голова.

— Куда мы идем? Через парк гораздо короче.

— Я знаю, где ты живешь, — отозвался Володя. — Не одну ночь провел под твоими окнами.

— Ты все врешь!

— Зачем мне? Могу рассказать тебе в подробностях, какого цвета гардины в каждой из комнат. В первой справа вишневые, потом темно-зеленые, потом…

— Хватит, хватит, — смеясь, воскликнула Марго. — Верю!

— Меня мучает вопрос. То есть, когда я стоял и мок внизу, меня просто изводил вопрос, какого цвета гардины в твоей спальне. Я просто с ума сходил от этого, можешь поверить?

— Могу. А как ты сам думаешь?

— Персиковые. И я стоял и медитировал на эти персиковые гардины и видел уже реально, как светится опалом твое тело на фоне этих персиковых гардин, черт их побери совсем, а потом в окне появлялся этот твой Голдберг с рогами фавна, и я умирал.

— Чушь! Сэм никогда не был в моей спальне, ну, может быть, только когда показывал мне квартиру в самый первый день. И вообще, он тебе понравится, я уверена. Он просто уникум! Так куда мы идем? Может, хватит мне зубы загова…

Марго осеклась. В большом окне, к которому подвел ее Володя, она вдруг увидела «Русскую Нефертити», точную копию той, что осталась в Праге охранять покой ее убитых друзей. Эта была побольше и выполнена с большим мастерством, но это, безошибочно, была она, Марго. Ее гордо поднятая головка, летящие волосы, огромные миндалевидные глаза.

— Я выставил ее здесь, как маяк. Вопреки разуму надеялся, что ты однажды увидишь ее в окне и войдешь. Просто так уповал на чудо.

— Что здесь?

— Моя мастерская и при ней небольшая галерея скульптуры. Гришка, сам того не сознавая, определил мою жизнь. Оказывается, я действительно скульптор, и весьма успешный. Но сюда мы придем завтра. А сейчас…

— К дочке, — закончила за него Марго. — У нее твои серые глаза.

— Ничего, не горюй. Твои глаза достанутся тому, кто родится следующим. Когда мы вместе, может быть только жизнь. Смерти нет.