– Я не понимаю, о чем ты… Ну пришла – я тебе сказал, что и как…

– Ты? Сказал? Да я из тебя все это клещами вытягивала, да и то ничего толком не вытянула. Это бесчестно по отношению ко мне. Я не могу тебе объяснить, как устроена моя голова, которая выдает на-гора такие странные видения, в которых я и сама-то разбираюсь с трудом, но одно я знаю точно: мне нужен ряд ассоциаций, который работал бы на эту тему. А без каких-то начальных сведений мне объяснить возникающие в моем мозгу картинки довольно сложно… Я не понимаю, почему ты отфутболиваешь меня каждый раз, как только я прихожу сюда?

– Тебе все это показалось… – Логинов хотел улыбнуться и как-то смягчить гнев Наталии, но на его лице возникла лишь вымученная ухмылка, которую ну никак нельзя было назвать улыбкой.

– Знаешь что? – вдруг приняла решение Наталия. – Я объявляю тебе бойкот. Мне надоело, что у тебя по сто раз на день меняется настроение. Если тебе так неприятно видеть меня здесь, в прокуратуре, то и мне тоже противно видеть тебя в своем доме… Ты все понял? Мне надоело! – И она с силой захлопнула за собой дверь.

У Романова заметно покраснел нос. Все-таки ежедневные возлияния давали о себе знать. Но в целом он выглядел бодрым и даже веселым, что никак не соответствовало тому месту, в котором он работал. Создавалось впечатление, что Василий Романов не только работает в морге, но и живет там. Семейные неприятности, похоже, сделали из него философа. Он мог теперь часами рассуждать о вреде комфорта и излишеств, противопоставляя всему этому тот аскетический образ жизни, который он вел (а если точнее, то ему просто приходилось вести) в холодных стенах городского морга, рядом со своими немыми «клиентами». Но от философии до алкоголизма подчас рукой подать… Поэтому-то Наталия стала теперь приходить без водки, решив, что этими подношениями лишь губит эксперта-патологоанатома.

– Ты снова принесла мне копченую курицу? – спросил он, усмехаясь и пропуская ее в свое «благоухающее» царство.

– Нет, на этот раз я принесла тебе сыр и ветчину. Тебе необходимо лучше питаться, а то ты свалишься от усталости на один из этих нержавеющих столов.

Наталия по-хозяйски прошла в дальнюю комнату, где стояли стол, два стула и маленький диванчик, – место отдыха и сна Романова, и начала доставать из сумки свертки и пакеты с продуктами.

– Да, я же должна была перед тобой извиниться… Я насчет Люси…

– Не бери в голову.

– Понимаешь, она – Романова, ты – Романов, но у меня и в мыслях не было, что вы троюродные брат и сестра. Мне очень жаль, что я своим рассказом о ней только растравила твои раны…

– Да чего уж там… С кем не бывает… Но я не понимаю, зачем ты приносишь мне еду? Если тебя интересуют трупы, я расскажу тебе все и на голодный желудок. Мы же свои люди, в конце-то концов! А то мне становится как-то неудобно…

– Брось. Мы ведь должны помогать друг другу.

– Но продукты, и в таком количестве… Утебя что, денег много?

– Не будем говорить о деньгах. Я пришла к тебе, чтобы расспросить о матери и дочери, которых убили вчера в библиотеке. Бартоломей.

– Хорошо, пойдем, я их тебе покажу.

– У тебя еще не готовы результаты экспертизы?

– Вообще-то нет, но предварительную информацию я, пожалуй, смогу тебе дать. Значит, так… – Они вошли в просторный холодный зал, где на столах лежали вскрытые тела Анжелики и Светланы. – Очень интересные экземпляры. Дочь похожа на мать, но, в отличие от нее, девственница. А это в наше время, сама понимаешь, редкость. Но девственность у нее, скажу я тебе, искусственная.

– Как это?

– А вот так. Эта девочка пожила в свое удовольствие под прикрытием мамочки, а потом, когда наступила пора выходить замуж…

– Это в семнадцать-то лет?!

– Ну и что?… Ей совсем недавно сделали операцию по восстановлению девственной плевы. Сейчас это встречается сплошь и рядом. Эта девочка прошла огонь и воду. Уверен, у нее было очень много мужчин, на это указывает состояние ее тела. Я уж не буду углубляться в подробности, но это факт… Для нее не было ничего невозможного…

Наталия покраснела.

– Она умерла, потому что ее удушили? Или же ее изнасиловали?

– Нет, никто ее не насиловал. Скорее всего, ее вообще невозможно было изнасиловать. Эта особа жила активной половой жизнью, пока ее, грубо говоря, не зашили. Но после этого она продолжала встречаться с кем-то, кто пользовался ее благосклонностью… И навряд ли это был ее жених. Перед женихом (а я уверен, что он существует) она разыгрывала из себя полную невинность. Похоже, брак ожидался выгодный для обеих сторон…

– Послушай, Василий, а не слишком ли это глубокий анализ для патологоанатома?

– Думаю, что нет. Да, ее удушили, а потом отрезали кисти обеих рук. Причем действовали острым ножом и довольно грубо, неумело…

– Я вот все думаю… Как так получилось, что в вечер убийства уборщица не заглянула в этот шкаф? Надо будет узнать, кто должен был в тот вечер убираться. Извини, это я так, в плане рассуждений…

– Да ничего… Но ты не забывай, что многие уборщицы приходят на работу ранним утром, а не вечером.

– Действительно…

– При случае выясни, не страдала ли эта девица болезнью почек.

– И это ты у меня спрашиваешь? А разве ты не можешь определить, страдала или нет?

– Не в этом дело. Почки у нее в порядке. Но в крови и моче я нашел большое количество мочегонного препарата. Впрочем, и у ее матери тоже. Понимаешь, все без исключения люди склонны к самолечению, вот я и подумал, что они обе, и мать и дочь, могли наглотаться этой дряни, которую рекламируют всюду, чтобы якобы очистить организм… Вобщем, тебе решать: узнавать или нет…

– Подожди, я все поняла. Убийца подмешал в кофе этот препарат. Как он называется? – Она достала блокнот и под диктовку Василия написала: «уринофлор». – Спасибо. Это уже кое-что. А что они вообще ели в тот день?

– Ты не поверишь, но… селедку. Видишь, как все просто? Дома они поели селедки, напились кофе и пошли в библиотеку. Так?

– Нет, не так… Кофе они пили в библиотеке. Там вчера днем работал буфет, что-то вроде филиала от близлежащего кафе, с бутербродами, булочками… Вообще-то довольно удобная вещь, особенно когда приходится подолгу корпеть над книгами, а живешь ты у черта на рогах и не имеешь возможности съездить домой пообедать.

– Ты хочешь сказать, что убийца находился где-то поблизости от буфета и сунул в стаканы с кофе эти быстрорастворимые таблетки уринофлора?

– Не обязательно. Эти таблетки он мог сыпануть и в термос, потому что кофе привозят в большом термосе.

– Стало быть, у него была возможность сделать это еще в кафе. Как я тебе? – важно заметил Василий и тряхнул своими желтыми редкими волосами. – Чем не следователь?

– Да, больше того, убийца мог вообще проникнуть к ним в дом и накормить их до отвала селедкой. Хорошо, что там с Анжеликой?

– Ей немногим за сорок. Видно, что эта женщина в молодости испытала много тяжелого, поскольку организм надорван… Но в последнее время она вплотную занималась своим здоровьем, бросила курить, хотя раньше курила много. Хочешь, покажу тебе ее легкие?

– Нет уж, уволь.

– Кроме того, она сделала себе буквально с полгода назад пластическую операцию. Подойди, я тебе покажу шрамы за ушами… Видишь?

Наталия смотрела на лежащую перед ней довольно худенькую рыжеволосую женщину с блестящим посеревшим лицом и почерневшими плотно сжатыми веками.

– А почему у нее блестит лицо?

– Потому что она пользовалась специальным кремом для поддержания влажности и упругости кожи. А вот еще… обрати внимание на ее брови. Видишь, они четко выделяются? Это своеобразная косметическая татуировка, которую делают в нашей «Кристине»…

– А ты-то откуда знаешь?

– У меня есть знакомая девушка, которая месяц назад сделала себе этот татуаж. А что, довольно умно придумали.

– Я не перестаю удивляться тебе, Василий… Ты необыкновенный человек. Спасибо тебе. А могу я посмотреть на их одежду? Она у тебя?

– Пока – да. Но сегодня увезут, чтобы отдать мужу.

– Можно я взгляну?

– О чем речь?! Пойдем. Но только там все в крови…

В помещении, напоминавшем склад, где стояли старые покосившиеся металлические столы, колченогие стулья, какие-то жестяные ведра и большой стеллаж со старыми газетами и прочим хламом, лежал большой полиэтиленовый пакет.

– Вот, можешь все вытряхнуть на пол и просмотреть.

– А у тебя не найдется лишняя пара резиновых перчаток? Свои я забыла дома.

– Найдется, причем новая.

Надев тонкие резиновые перчатки, она принялась ворошить вещи Анжелики и Светланы Бартоломей. Костюм из буклированной серой шерсти явно принадлежал Анжелике Валерьевне. От него до сих пор исходил тонкий аромат духов. Правда, смешанный с запахом крови. В кармашке жакета она нашла тюбик с губной помадой розового цвета и несколько заполненных листочков с шифрами и названиями книг. Очевидно, тех, которых не оказалось на месте, но которые она хотела бы взять почитать. Наталия спрятала листочки в сумку в надежде, что сравнит названия этих книг со списком литературы, изъятым следователем вместе с формуляром. Вся, абсолютно вся одежда была пропитана кровью.

– Ну что, ничего не нашла? – спросил Романов, появляясь в дверях со сложным бутербродом, именуемым «волна»: хлеб, сверху ветчина и сыр.

Наталию чуть не стошнило.

– Василий, как ты можешь здесь есть?

– Запросто. Ну так что, спрашиваю, откопала что-нибудь новенькое?

– Ничего, кроме помады. Все вещи куплены в фирменных магазинах, я даже знаю где. У нас не такой большой город, поэтому несложно вычислить. Если ты не возражаешь, я тебе еще позвоню, хорошо? Да, чуть не забыла, ты случайно не знаешь, кто из наших известных врачей-гинекологов производит операции, наподобие той, что сделали Светлане Бартоломей?

– Я могу только догадываться. Но у меня есть приятель, который знает о таких вещах не понаслышке. Я поговорю с ним.