Анна Дубчак - Смертельный поцелуй

Она так и сделала, а потом, пользуясь тем, что Олег в ванной, позвонила Сапрыкину:

– Сережа, ты не помнишь, там на кабинках в туалете есть шпингалеты или засовы, все, что угодно, чем можно было бы запереть жертву снаружи?

– Есть… Но они старые… Я уже тоже об этом думал. Ты, кстати, куда исчезла-то?

– Не знала, что вы обо мне спохватитесь.

– У тебя есть какие-нибудь соображения по этому поводу?

– Да, конечно. Я думаю, что если отрезают руки, то, значит, этими самыми руками эти две дамочки что-то натворили. Предположим, что они музыкантши и перешли кому-нибудь дорогу, или художницы, или в свое время кто-то из них вот этими ручками в бриллиантовых кольцах надавал пощечин какому-нибудь шизофренику, или их отец (или муж) надел в свое время кому-то на руки наручники… И оказалось, что по ошибке… И такое бывает… Вот, это пока все, что пришло мне в голову… Согласна, что не густо, но потом еще посмотрим… Дело странное до ужаса… Как в американской страшилке… Знаешь, «Байки из склепа»…

– Да, только это байки из библиотеки. Явот все думаю: неужели никто в библиотеке не слышал криков о помощи?

– Я тоже думала об этом. Все очень просто: убийца зашел вслед за женщинами в туалет… Кстати, вчера в библиотеке был буфет с кофе и бутербродами; мне сказали, что и мать, и дочь выпили довольно много кофе… Так вот, убийца зашел за ними в туалет. Предположим, что наши жертвы были в кабинках… Заперев одну из них, он ворвался во вторую (там кабинки изнутри вообще не запираются, это точно) и сразу же начал душить… Находящаяся за стенкой мать или дочь (в зависимости от того, какая из них подверглась нападению первой), скорее всего, закричала, услышав возню рядом и испугавшись, но убийца, задушив и, возможно, свернув шею первой, тут же кинулся на вторую и сделал с ней то же самое. После чего перетащил оба тела в одну кабинку или оттащил подальше в угол, куда обычно никто, кроме уборщиц, не заходит, где быстро расчленил трупы, то есть отрезал ножом кисти рук, сложил их в пакет или сумку и в пакете засунул за пазуху, с тем чтобы успеть так же быстро запихнуть оба тела в шкаф… Я видела этот шкаф, в нем раньше хранились книги, это огромный шкаф, и немудрено, что убийца присмотрел его для своих целей: два тела спрятать там ничего не стоит. Оттуда вынуты перегородки, чтобы уборщица могла ставить туда ведра и щетки. Все, Сережа, я пока не могу больше разговаривать… Я тебе перезвоню, когда узнаю что-нибудь еще.

Она поспешно положила трубку на место, потому что в комнату вошел Олег. Он был почти голым, если не считать полотенца, обмотанного вокруг бедер.

Разговор с Сапрыкиным настолько протрезвил разгулявшуюся Наталию, что она, глядя на этого в общем-то незнакомого мужчину, спросила себя, что она здесь с ним делает и зачем привела его на эту квартиру. Больше того, она, кажется, пообещала ему предоставить эту квартиру в его распоряжение. И с какой же это стати? Неужели из-за его серых глаз? Нет, с нее довольно. «Надо поскорее заканчивать эту историю, пока она не успела начаться…»

– Что у нас с чаем? – спросил Олег. Как ни странно, но он производил впечатление довольно застенчивого и закомплексованного парня. То смущение, которое он выказал в кафе, когда понял, что у него слишком мало денег, умиляло. Но она знала, что это самая первая реакция девушки на факт отсутствия денег у понравившегося молодого человека. Уже начиная со второй встречи это начинает раздражать, а потом и вовсе выводить из себя. Хотя она понимала также, что Олег еще слишком молод, чтобы быть богатым. Если родители не смогли обеспечить его приличными деньгами, то ведь он сам-то в этом не виноват. А потому надо бы отнестись к нему с пониманием. Она и сама еще не осознавала, что процесс превращения Олега в альфонса уже начался, как только она оплатила счет в кафе, привела его в свою квартиру и предложила ему здесь поселиться. «А почему бы нет?»

– С чаем все нормально. Пойдем на кухню. По-моему, чайник уже вскипел. Ты, кажется, обещал мне рассказать о себе… Ты кто?

– Никто. Закончил школу пару лет назад, – («Боже, да он совсем мальчик! Младше меня на целых пять лет!»), – поступил в университет на биологический, на дневное, но надо было зарабатывать себе на жизнь…

– У тебя что, нет родителей?

– Можно сказать, что нет… – Наталия поняла, что это его больная тема, и потому промолчала.

– Но было просто невозможно совмещать работу с учебой, я тогда работал в одной довольно престижной фирме… Но она развалилась… И я остался на улице. Директор с замом уехали за границу с деньгами, даже не выплатив нам зарплаты за три месяца… Пришлось бросить университет, съезжать с квартиры, которую я снимал, и перебираться в общежитие… Да и то, та комната, куда я тебя приглашал, не моя, а одного моего приятеля. Вот такая невеселая история…

– А потом ты устроился в фирму, от которой и работаешь сейчас на ксероксе?

– Совершенно верно.

– А та девушка, которая сейчас в Москве, она кто тебе?

– Просто девушка. Ей тоже негде жить. Она переводчица, поехала в Москву за каким-то довольно крупным заказом на перевод книги или рукописи, я не понял даже… Она живет со мной, а за это стирает мои рубашки, готовит ужин и иногда составляет мне компанию…

– Она твоя любовница?

– Не знаю… Любовница от слова «любить», а у нас с ней что-то вроде договоренности. Мы спасаемся от одиночества…

– Она красивая? Как ее зовут?

– Зовут ее Лина. Да, она, пожалуй, красивая, но по сравнению с тобой, конечно… – Он развел руками. – Ты очень красивая, Наташа. Находясь с тобой вдвоем, начинаешь чувствовать свою материальную ущербность… Когда я там, в «Метелице», напился джина, то мне стало как-то все равно, если признаться, что ты обо мне подумаешь… Но здесь, в этой квартире, я чувствую себя дикарем, нищим… Я не имею права находиться рядом с тобой, я это понимаю… Для таких шикарных девушек, как ты, существуют супермены… Я никогда не достигну твоего уровня…

– По-моему, ты занимаешься дешевым самобичеванием. Если думаешь, что я начну тебя успокаивать и гладить по головке, то ты крупно ошибаешься. Я вообще не имею привычки жалеть мужчин. Больше того, признаюсь, что мужчина без денег (для меня, во всяком случае) – это не мужчина. Но ты очень молод, а потому у тебя все еще впереди. Я бы могла тебе найти хорошую работу, но не стану этого делать… Ты должен всего добиться сам. Это принципиально. Ну вот, а теперь мне пора идти. Чаю мы с тобой попили, пора и честь знать.

Олег, который все правильно понял, быстро допил чай и оделся.

– Скажи, ты разочарован? – спросила она, чувствуя, что в общем-то поступает с ним жестоко. – Видишь ли, спьяну я могу наговорить Бог знает что… У меня муж и двое детей… Так что встречаться с тобой я уже больше не смогу, как ты понимаешь… Разве что, когда забегу в библиотеку… А сейчас я отвезу тебя куда скажешь, вернусь домой и посплю… Что-то глаза слипаются…

Наталия отвезла Олега на такси на Пролетарскую и поехала в морг. Но по пути не выдержала и заехала в прокуратуру к Логинову. Она знала, что для Логинова ее визиты превращаются, как правило, если не в скандалы, то уж, во всяком случае, в длительные разборки: кто прав, кто виноват и по чьей вине дело стоит на месте. Восседая в прокурорском кресле, Логинов резко отличался от того Игоря, который по вечерам сидит на стуле в кухне. Совершенно два разных человека. Но в прокуратуре все-таки можно было оперативнее собрать информацию и получить практически все ответы на интересующие вопросы. И потому, прежде чем отправиться взглянуть еще раз на трупы, Наталия решила узнать, были ли сотрудники прокуратуры дома у Бартоломей, встречались ли с главой семьи и есть ли, помимо Светланы, в этой семье еще дети.

– Наташа, ты не вовремя… – такими вот словами встретил ее Логинов, едва она только переступила порог его огромного и комфортабельного кабинета.

– Но, по-моему, ты один… У тебя что, не найдется и пяти минут, чтобы поговорить со мной о смерти Бартоломей?

– Это очень серьезное дело, и мне бы не хотелось, чтобы ты им занималась… И еще: черт с ней, с этой «куклой», не ходи больше в библиотеку… Чувствую, это работа маньяка…

– Если хочешь знать, твои чувства меня интересуют меньше всего. Куда интереснее было бы узнать, какие чувства двигали убийцей, когда он душил этих несчастных, а потом отрезал им руки… Ведь ты-то, скорее всего, считаешь, что это просто больной человек?

– Разумеется. Какой нормальный станет вытворять такое?

– Мы же ничего не знаем об этой семье… Я и пришла, собственно, затем, чтобы ты мне рассказал что-нибудь о муже Анжелики. Сапрыкин был у них? Или Арнольд?

– Представь себе – вполне благополучная семья. Отец, оказывается, тот самый Илья Бартоломей, который руководит фирмой «Царь».

– «Царь»? Это та, что занимается продажей царицынских колбас? Это и есть ее директор? Правда, фамилию Бартоломей я слышу впервые… Ну и что Илья?…

– Илья Владимирович. Как что? Я думаю, что он до сих пор находится в состоянии шока. Представь: жена и любимая дочь! Кроме них, у него – никого…

– Он сейчас здесь?

– Уже нет, его отпустили домой. В таком состоянии с ним разговаривать бесполезно. Он плачет и говорит, что ничего не понимает.

– Знаешь, о чем я тебя давно хотела спросить? – Наталия уже взялась за ручку двери. – Почему ты здесь, в этих стенах, такой чужой и невыносимый? Неужели кресло, в котором ты сидишь, так действует на твою центральную нервную систему? Ведь ты же не такой, Игорь… Я как-то, помнится, предупреждала тебя о том, что никому не позволю разговаривать со мной в таком тоне… Ты же прекрасно знаешь, что, раз я к тебе пришла, это не из любопытства… Я работаю на вас, на вашу команду, а с вашей… вернее, с твоей стороны испытываю лишь холод и насмешки. И сколько же это будет продолжаться?

Он посмотрел на нее в упор и крепко сцепил побелевшие тонкие пальцы.