Официантка принесла вино. Разлила по бокалам.

— За встречу! — Александр поднял бокал.

— За встречу! — отозвалась Саша. — Все это прекрасно, но все же не объясняет, как вы оказались здесь. Если вы устроились на работу, значит, вы должны были работать, а не болтаться по вьетнамам. Таковы уж законы нашего жестокого города.

— Да, да! Вы абсолютно правы! Но так уж получилось, что насущная необходимость работать отпала. Понимаете, я даже молился по ночам: Господи, сделай так, чтобы я мог спокойно писать свой роман и не думать о хлебе насущном! На самом деле, я даже не знаю точно, верю ли я в бога. То есть я думаю, что должен быть в мире некий высший разум, который гипотетически, может и быть тем, кого мы привычно называем богом. Ну, да, Бог, очевидно, есть, вот этот высший разум или что-то вроде того. Видимо, ему я и молился. И, как ни странно, он услышал мои молитвы. И вот это и есть самая интересная и самая непредсказуемая глава моей не придуманной истории.

Официантка принесла черепаховый суп.

— Вы пробуйте, пробуйте, — вдохновенно подбодрил Сашу Александр. — Он необыкновенно хорош. Бульончик хлебайте. Мясо можете не есть. Оно довольно специфическое. Жестковатое.

— Я пробую, пробую, — отозвалась Саша. — Так что там произошло?

— Вы не поверите!

— Отчего же, поверю! Еще как!

— Он вернул мне мои деньги!

— Кто он?

— Мой бывший друг, который предал меня и отнял у меня все!

— Так бывает?

— Как выяснилось, да! Однажды он пришел ко мне в мое убогое жилище. Он был пьян. Сильно пьян. Он валялся у меня в ногах и молил о прощении.

— С чего это он вдруг надумал раскаяться? — Саша оторвалась от супа и скептически посмотрела на Александра.

— Думаете, раскаяние не может придти к человеку просто так? — он усмехнулся.

— Я склонна иногда верить в чудеса, но мне все же кажется, что человека нужно очень больно пнуть, чтобы он решился совершить что-то по истине благородное. Тем более отказаться от того, что уже попало к нему в руки.

— В ваших словах определенно есть здравый смысл! — он расхохотался. — К сожалению. Да, вы правы. Правы, черт вас возьми! Все было не от чистоты душевной, не от раскаяния! Отнюдь! Благородный жест был порожден страхом. Жутким, животным страхом. После того, как он отобрал у меня все, он заболел. Очень серьезно заболел. Вы знаете, бывают такие болезни, которые не поддаются излечению. Спасти от которых может только чудо. Бывают такие болезни. И вот он пришел во мне и вернул все в надежде, что произойдет чудо, что он излечится. Он, наконец, понял, что все, что он у меня отнял, не стоит его жизни. Он так мне и сказал. А еще он рассудил, что если уж он все-таки умрет, то, по крайней мере, избежит ада, если он очистится: вернет мне то, что украл. Знаете, мы можем верить в бога, можем быть атеистами, но никто из нас не знает, что ждет нас после смерти. И наш разум говорит нам, что на всякий случай, лучше подстраховаться, лучше замолить свои грехи. Мы ведь, людишки, тщеславны! Никто из нас не может принять мысль, что мятущаяся наша душа смертна! Конечно! Тело-то, да! Пусть сгниет, хотя тоже жалко, конечно! Но, душа! Душа! Та, что летала, страдала, любила, парила, искала, надеялась, мечтала! Как она может умереть? Нет! В это все отказываются верить. Душа вечна. Вот он и пришел ко мне спасать свою вечную, бессмертную душу.

— Вы его простили?

— Простил еще до его прихода. Еще когда, первые страницы своей книги написал. Ведь если бы не он, так и не случился бы мой роман. Даже и в проекте бы его не было. И вас бы я не встретил, — Александр покраснел. Как юнец. Саша украдкой улыбнулась.

— А он выжил? — спросила она.

— Да! Он мне потом сказал, что если бы не мое прощение, отдал бы богу душу. А так он подумал, что если на свете есть люди, которые способны прощать предательство, то в таком мире стоит задержаться подольше. Да он хороший человек… Даже не знаю, что это на него нашло, когда он деньги мои отбирал. Видно, бес вселился. Так ведь говорят? А тут еще… Жена-то от него молоденькая сбежала, как только он слег. Зато старая вернулась. Она-то его и подняла на ноги. Она его всегда любила. Любым любила. Выходила его. А как только он окреп, говорит: «Ты не обязан быть мне благодарным, если хочешь — будь со мной, если нет, я уйду, и ни в чем тебя не буду винить. И претензий никаких предъявлять не буду, ты мне ничего не должен — я это сделала только потому, что хочу, чтобы ты жил. Со мной или без меня. Ты свободен!». Святая женщина! Пока они вместе. А что дальше будет, одному богу ведомо!

— Н-да, ему повезло… — протянула Саша. — Видимо, не зря говорят, что господь любит раскаявшихся грешников. Все это прекрасно, только я так и не поняла, как вы оказались здесь.

— Когда я снова стал состоятельным человеком, я понял, что я больше не хочу зарабатывать деньги… Ну, по крайней мере, некоторое время. Я понял, что это для меня сейчас не слишком важно. Понял, что я хочу посвятить себя творчеству и по счастливому стечению обстоятельств, могу себе это позволить. Я все не мог решить, в какую страну поехать, чтобы там было спокойно и вдохновенно, но однажды увидел фотографию в каком-то журнале: бирюзовый океан, а над ним бесчисленные цветные полумесяцы. Вьетнам. Навел справки. Понял, что эта страна мне подходит. И вот я здесь. Уже два месяца. И, знаете, здесь у меня просто потрясающая производительность — девяносто страниц! Я уже близок к финалу!

— Я так за вас рада! — воскликнула Саша.

— А я рад видеть вас! Вы ведь меня спасли. Именно вы. Вы добрый ангел, признайтесь? Хотя, нет! Лучше уж будьте женщиной, не ангелом! — он поцеловал ей руку. И подлил еще вина.

Официантка принесла устрицы. Они были восхитительны. Саше даже показалось, что ничего вкуснее она в жизни своей не ела. Этот теплый вечер на другом конце света, эти устрицы, это вино, которое на самом деле, оказалось не таким уж и хорошим, этот человек, который показался ей вдруг таким родным и близким, все это наполнило Сашу каким-то глубинным, неистребимым счастьем.

— А что произошло с тобой за этот год? — спросил он. Как-то незаметно и очень естественно он перешел на «ты».

— Я училась любить свое одиночество, — ответила Саша. — Я училась любить себя «саму по себе», не зависимо от того, есть со мной рядом мужчина или нет. Я училась любить жизнь, в которой больше нет любви.

— Получилось?

— Получилось, — она вздохнула.

— Ты умница. У тебя должно было получиться. Я сразу понял, что ты особенная, еще тогда, на скамейке у Патриарших. Это ведь не каждому дано, вернуть к жизни человека, который больше не хочет жить. А тебе дано…

— Это была случайность.

— Ничего случайного не бывает. Ты ведь знаешь.

— Знаю… Да, теперь я уже это знаю точно…

Он проводил ее до двери бунгало, в котором она остановилась. В глазах его сияли азиатские звезды. В ее глазах сияли азиатские звезды. В ушах их торжественно звучал величественный оркестр океанского прибоя. Отчего же так сложно поцеловать этого мужчину сейчас? Когда он снова уверен в себе, когда он больше не жалок, когда он счастлив? Почему? Почему он сейчас не целует ее? Он ведь хочет. Это же видно, что хочет! Неужели никогда человек не перестает быть застенчивым подростком. Нет, не так, неужели всегда будут возникать ситуации, когда человек будет чувствовать себя застенчивым подростком. Как смешно! Как нелепо! Боже, как глупо! Как это прекрасно!

— Спокойной ночи!

— Спокойной ночи!

Хлопает дверь. Щелчок — Саша включает в бунгало свет. Шорох — по стене пробегает гекон и скрывается в невидимой щели. Звук удаляющихся шагов за дверью.

Боже, а вдруг они больше никогда не встретятся? А завтра Новый год. И Саше уже не хочется встречать его одной с бутылкой шампанского под пальмой, украшенной огромными кокосами.

Вьетнам. Поселок Муйне. Новый год

Утром на веранде бунгало Сашу ждал огромный букет цветов и конвертик, в котором лежали пятьсот долларов и коротенькая записка: «Почту за честь встретить с Вами Новый год. Заранее благодарен. Искренне ваш». На оборотной стороне листка был номер телефона.

Саша за завтраком кушала супчик со стеклянной лапшой и вьетнамские блинчики со свининой. Она непрестанно улыбалась. Люди за соседними столиками взирали на нее недоуменно. Соотечественники традиционно настроены подозрительно, когда дело касается необъяснимо счастливых лиц. А ей было решительно все равно, как на нее смотрят.

«С удовольствием приму ваше приглашение», — пишет она ему смс. И продолжает глупо, беспричинно улыбаться. Или счастье, это вполне убедительная причина для улыбки?

Он нашел ее на пляже. Полуголый, конечно, он не был похож на юнцов и стройных вечно полуголодных художников, которые были ее эпизодическими спутниками на протяжении уходящего года. Да, он не был так хорош, но он был какой-то родной. И его, немного оплывшее и отнюдь не худое тело, стало отчего-то вдруг очень желанным. Собственно, она и не видела его стареющее уже тело. Разве оно имело какое-то значение? Она тянулась к родственной душе. Собственно, что душа Александра родственна ее, Сашиной душе, разум еще отказывался понимать, но вот сердце уже знало. Вроде бы, разум должен быть умнее, но отчего-то сердце неизменно оказывалось мудрее. И дальновиднее. Почему так? В сердце ведь нет мозгов. Оно ведь просто качает кровь. Откуда в нем мудрость? Но она в нем есть. И, может, не стоит это даже пытаться понять, как незачем понимать, почему телевизор начинает работать, если его включить в розетку. Это происходит, вот и все. К чему излишние подробности?

Он достал крем из своей сумки.

— Вы позволите вас намазать? — он снова перешел на «вы». Вероятно, оттого, что был сейчас совершенно трезв и даже, кажется, несколько смущен.