А потом, я не знаю, почему, меня неудержимо потянуло в прихожую, к входной двери. Появилось чёткое ощущение, что за ней кто-то стоит. Я поначалу прислушивалась, потом на цыпочках прокралась в прихожую и осторожно посмотрела в глазок. За дверью никого не было, лестничная клетка пустая. Я от глазка отодвинулась, постояла немного в темноте перед дверью. Снова посмотрела. Никого. Уже собиралась от двери отойти, решив, что у меня что-то с головой, видимо, накрутила себя за этот день и перенервничала, и вдруг явственно услышала вздох. Тяжёлый, печальный, и явно мужской. Руки сами потянулись к дверным замкам, я торопилась, но распахивать дверь себе запретила. Приоткрыла и осторожно выглянула.

Давид сидел на ступеньках, чуть выше моей двери, поэтому я и не могла увидеть его в глазок. А он сидел, сгорбившись, опустив голову, и держал в руках ополовиненную бутылку виски. И даже не сразу заметил меня, по всей видимости, был серьёзно пьян. А я остановилась рядом с ним, не зная, что предпринять, сердце при виде него, пьяного и несчастного, подскочило в груди, и я в одну секунду забыла о том, что несколько дней назад мы ругались и что-то без конца выясняли. А сегодня это уже было неважно, потому что ему было плохо, и он приехал ко мне.

- Давид, - негромко позвала я. И, признаться, в эту секунду сильно боялась встретить его взгляд, когда он поднимет голову.

Он снова вздохнул, голову поднял, а когда на меня посмотрел, моргнул. Наверное, туман перед глазами разгонял. Но, разглядев меня, как-то встряхнулся, приободрился и показал мне бутылку.

- Я здесь пью.

- Вижу, - отозвалась я. Протянула к нему руку. – Пойдём в квартиру. Не дело сидеть пьяным в подъезде.

- А почему нет? Могу я иногда попить в подъезде? Я же нормальный человек.

- Никто не сомневается, - заверила я. И попросила: - Поднимайся.

- Лид, я не хочу сегодня домой. – Он тяжело мотнул головой. – Не поеду туда.

Я сглотнула, взволнованная его словами, потянула его за руку.

- Не поедешь, - пообещала я. – Только поднимайся. А то соседи полицию вызовут.

Давид неожиданно хохотнул.

- Интересно было бы. Вспомнить.

- Что вспомнить?

Он со стоном поднялся, ухватился рукой за перила, когда покачнулся. Спустился на ступеньку.

- Как в милицию забирают.

- А тебя забирали? – спросила я, хотя, это было последнее, что меня сейчас интересовало.

Давид же удивился моему недоверию, причём удивился громогласно.

- Конечно! Я был пацан дворовый. Но не гопник.

- Боже, я половины слов не поняла, - пробормотала я, подхватывая его под руку. – Входи в квартиру.

Мы вместе переступили порог квартиры, Давид снова покачнулся, но, совершенно этим не смущённый, принялся вытаскивать руки из рукавов пальто. Я едва успела его подхватить, когда оно полетело на пол. Второпях определила на крючок на вешалке.

- Лид, а где виски?

- В подъезде, - ответила я. – Ты его соседям оставил.

- Не оставлял, - замотал Давид головой. – Иди, забери обратно.

- Давид…

- Иди!

Я закатила глаза, но дверь открыла и отправилась за бутылкой. А вернувшись в квартиру, заперла за собой дверь. Давида в прихожей уже не было, он нашёлся в комнате на диване, сидел, устроив локти на коленях, и тёр ладонями лицо. Я подошла и остановилась совсем рядом с ним, смотрела сверху на его тёмный затылок, но погладить не решилась. Только сказала:

- Я тебе звонила. У тебя телефон выключен.

- Не хочу ни с кем говорить, - глухо отозвался он, не отводя ладони от лица.

Я вытерла выступившие слёзы, боясь, что он голову поднимет, увидит, что я плачу, и легче ему от моей жалости не станет. Но Давид голову не поднял, не посмотрел на меня, вместо этого забрал из моей руки бутылку. Секунду на неё таращился, потом отхлебнул из горла.

Я всё-таки дотронулась до него, очень осторожно коснулась его волос.

- Ты голодный?

Он головой покачал. Потом сказал:

- Я не пьян. Меня мотает, но я не пьян. Я в этот день, как ни стараюсь, напиться не могу.

Я помедлила, после чего забралась с ногами на диван, и обняла Давида со спины, буквально повиснув на нём. Прижалась щекой к его волосам, и мы замерли так в тишине, чувствуя и слушая дыхание друг друга.

- Ты у Маши был?

- Был, - тихо отозвался он. – Ей одной легче. Я только напоминаю больше.

Я гладила его по волосам, прижалась губами к его шее.

- Я не знаю, что сказать, - призналась я шёпотом. – Ни ей, ни тебе.

- Вот и не говори ничего. Просто посиди со мной.

Я опустилась на диван рядом с ним, обняла его руку и прижалась щекой к его плечу. От Давида пахло знакомым одеколоном, сквозь ткань свитера пробивался жар, и, вообще, он был такой родной и понятный, что мне хотелось вцепиться в него, закрыть глаза и просидеть так целую вечность. И всё равно, кто и что подумает. Даже я сама после того, как опомнюсь.

У Давида снова вырвался вздох, его тело немного расслабилось, и он откинулся на спинку дивана. Обнял меня одной рукой и пристроил подбородок на моей макушке.

- Мать приехала, - сказал он в какой-то момент.

Я глаза открыла, но не пошевелилась, так и лежала у него на руках.

- Твоя мама?

- Она обычно вспоминает, что она моя мама, когда я женюсь. Или развожусь. Вот тут самое время меня повоспитывать.

- Твои родители были на кладбище?

- Я не хочу, чтобы они туда ездили. Да и они не хотят. Куда проще сделать вид, что ничего не случилось. Внебрачный внук им был не нужен, я никогда не настаивал, а теперь… - Давид помолчал, собираясь с мыслями. – А теперь получается, что я там со своим горем не нужен. Потому что горе это им, по сути, непонятно.

- Не говори так. – Я выпрямилась, в лицо ему посмотрела. А Давид упрямо выдвинул подбородок.

- Я прав. Я знаю, что прав. Им неловко, они не знают, что сказать, хлопают по плечу, что-то говорят, и только ждут, когда этот день закончится. А я наутро должен проснуться трезвым, бодрым и счастливым. Ведь проблема миновала. До следующего года. – Он вглядывался в моё лицо, водил большим пальцем по моей шее, смотрел долгим, грустным и нетрезвым взглядом, потом попросил: - Поцелуй меня.

Эта просьба застала меня врасплох, и я медлила, даже глаза опустила. А Давид всё притягивал меня ближе к себе, его дыхание коснулось моих губ, и я поняла, что он очень ждёт моего поцелуя. И я сдалась. Так хотелось его поддержать, отдать хоть немного своей силы, если она у меня есть, дать ему понять, что он не один. Я обняла ладонью его щёку и наклонилась к его губам. Поцеловала. Он даже застонал в первый момент, как от боли. И в меня вцепился. Поцелуй вышел совсем не таким, как я ожидала, не тёплым и поддерживающим, перерос в жаркий и страстный, и у меня защипало язык от привкуса виски во рту.

- Я так по тебе скучал, - выдохнул он между поцелуями. Ворошил сильными пальцами мои волосы, до боли прижался лбом к моему лбу, а я жмурилась. То ли от этой самой боли, то ли от короткого ощущения счастья, пришедшего совершенно некстати, не в тот момент. – По твоей улыбке, смеху, по тому, как ты хмуришься, и даже по тому, как ругаешь меня.

- Ты сейчас выдумываешь, Давид. Я никогда раньше тебя не ругала.

- Знаю. Но я почему-то представлял, как ты это делаешь. Как будешь кричать и ругать меня, когда всё случится.

- Что случится? – не поняла я.

- Когда я тебя разочарую.

После этих слов мои пальцы сжались, оттягивая его волосы. Я отвернулась, скрываясь от его взгляда, но Давид заставил меня повернуть голову и снова поцеловал. Его ладонь оказалась у меня на бедре, под подолом домашнего платья, сжала, погладила и снова сжала, пальцы впились в кожу. Все движения лихорадочные, Давид тяжело дышал, и целовал меня так, что от нехватки кислорода и переполнивших меня эмоций, у меня начала кружиться голова. И я даже остановить его не могла. Всё моё благоразумие сошло на нет, меня бросило в жар, и я думать забыла о том, что Давид меня чем-то разочаровал, обманул, и, вообще, он почти женатый человек. Мы барахтались на диване, помогая друг другу раздеться, я впилась ногтями в его голую спину, обхватила ногами, и у меня вырвался стон истинного облегчения, когда он вошёл в меня. И в ту же секунду мы замерли на узком диване, глядя друг другу в глаза, забыв про любовную лихорадку и накатившее на нас несколько минут назад безумие. Давид смотрел на меня очень серьёзно, а я подняла руки и погладила его лицо. Прошептала:

- Всё хорошо.

Он кивнул. Ещё мгновение смотрел мне в глаза, потом опустил голову и меня поцеловал. И я поняла, что до этой секунды моей жизни меня ещё никто так не целовал. Вложив всю душу, без остатка. Даже он.

- Я с тобой.

Я открыла глаза и поняла, что Давид внимательно наблюдает за мной. Моя ладонь скользнула по его груди вверх, остановилась у сердца.

- А я с тобой, - сказала я, понимая, что даю очень серьёзное обещание.

16

На следующий день решили съездить на кладбище. Давид проснулся в странном настроении, вроде и не расстроен, но молчалив и задумчив. Сидел на кухне у окна и пил кофе, а на столе перед ним лежал отключенный телефон. Я сама видела, как он выключил его ещё час назад. То ли сам, то ли после какого-то неприятного сообщения, потому что я не слышала, чтобы ему кто-то звонил. Да и я сама не знала, что ему сказать, а особенно, чего ждать. По его виду казалось, что он в любой момент может сорваться, и что это будет означать – для меня и для нашей ситуации в общем, предсказать я не бралась. И поэтому в какой-то момент просто сказала:

- Поехали.

И мы поехали. Купили белые розы в магазине на выезде из города, я держала букет в руках по дороге к кладбищу, и понимала, что переживаю. Словно, мы ехали не на могилу, словно мне предстояло очень важное знакомство. Я время от времени украдкой кидала на Давида долгие взгляды, но он всю дорогу молчал, думал о чём-то, и на меня внимания не обращал.