1

Мой чемодан стоял у двери, и домочадцам это активно не нравилось. Все проходили мимо, и на него поглядывали, с недовольством. На меня старались вовсе не смотреть. Это было, мало того, что неприятно, так ещё и глупо. Вот так вот, сваливаться родне на голову без предупреждения. Но, правда в том, что я не свалилась, я приехала домой, в свою квартиру, но мне были не рады.

Мачеха мыла посуду на кухне, и даже по её спине было понятно и заметно, что она едва сдерживается. Я же стояла у окна, сложив руки на груди, и прислушивалась к тому, что происходит за стенкой. А там мой сводный брат с женой о чём-то негромко шушукались. Конечно же, обсуждали моё появление, и, наверное, какой я нехороший человек. Претендую на собственную жилплощадь.

Прислушиваться я прекратила, всё равно понятно ничего не было, и я себя лишь растравливала подозрениями. Поэтому обратила своё внимание на мачеху. В родном городе я отсутствовала несколько лет, а точнее, пять, и всё это время с любимыми родственниками не встречалась. Отцу звонила время от времени, напомнить, что я у него есть, и что со мной всё в порядке, а остальных и видеть не хотелось. Да и они по мне, вряд ли, скучали. Мы все друг от друга давно отвыкли. За время моего отсутствия, мой сводный брат, он был младше меня на два года, успел жениться и обзавестись детишками. И вольготно обустроился с семьёй в моей малогабаритной «двушке», доставшейся мне от бабушки в наследство. Пока я жила в Питере, меня это мало волновало, и даже устраивало. Квартира была под присмотром, коммуналка оплачена, да и я не планировала возвращаться. Мне казалось, что моя жизнь устроена. Кто же знал, что Мишка окажется таким свинтусом, и бросит меня, можно сказать, на пороге загса? Поэтому мне и пришлось принимать радикальные меры, собирать вещи и уезжать. А без денег по гостиницам и съёмным квартирам особо не наездишься. И выход нашёлся только один: возвращаться домой, и пытаться заново встать на ноги.

Обидно? Не то слово. И мне, кстати, в этой ситуации труднее всего. Это моя налаженная жизнь рухнула в одночасье. И я не особо рада своему возвращению. А приходится мириться с гневным шёпотом родственников за спиной.

Я разглядывала мачеху. Надо сказать, что за прошедшие пять лет она постарела. И располнела. Я помню её цветущей, энергичной женщиной, всегда уверенной в своих силах и правоте. Которую она не стеснялась доказывать всем окружающим. Их с отцом брак, по крайней мере, меня, счастливой не сделал. Я отлично помнила, что почувствовала, когда папа привёл в дом новую жену. После смерти мамы прошло два года, мне только исполнилось четырнадцать, самый трудный возраст, а тут вот такой подарок. Не скажу, что мачеха относилась ко мне плохо, скорее, принимала, как неизбежное. Наверное, как неизбежное зло. У неё было двое собственных детей, сын и дочка, оба меня младше, и, поселившись в нашем доме всем семейством, мне попытались намекнуть, что я отныне старшая, а, значит, ответственная. Ответственной я быть не желала, тем более, за чужих детей, и мы начали конфликтовать. Негромко, без криков и битья посуды, но душевными и тёплыми наши отношения так и не стали. Я прожила с мачехой и сводными братом и сестрой восемь лет, а потом уехала. Уехала в город, о котором всегда грезила и мечтала, в Питер. Была полна радужных надежд и планов, и была уверена, что если и вернусь, то победительницей. Взгляну свысока, докажу всем свою состоятельность… В общем, продолжать можно долго, а, суровая правда в том, что сейчас я здесь, стою на маленькой кухне бабушкиной квартиры, и деться мне некуда.

- Как отец? – спросила я, когда мне надоело молчать. Чувствовала себя не в своей тарелке. Все за моей спиной перешёптываются, а я молчу и чувствую себя едва ли не виноватой.

Мачеха, кстати, зовут её Луиза Яновна, совершенно немыслимое, на мой взгляд, имя в нашей среднестатистической реальности, выключила воду, вытерла руки кухонным полотенцем, и повернулась ко мне. А я в который раз за это утро подумала, что она постарела. Это не было злорадством или ехидством, наоборот, отчего-то беспокоило. Становилось понятно, что жизнь у родственников не сахар, а я сюда приехала. Заново строить себе трамплин для разбега! Где, где его строить? Во дворе старых, панельных пятиэтажек?

- Нормально отец, - проговорила Луиза, старательно избегая встречаться со мной взглядом. – На работе.

- Я ему звонила вчера, он трубку не взял.

- Я же говорю, на работе он. На ночной смене.

Время было десять утра, и, по уму, любая ночная смена должна была бы к этому времени закончиться.

- А ты чего это вернулась? – спросила меня мачеха, и вот тут проницательно глянула на меня. Глазки прищурила, и впилась ими в моё лицо.

Я тихонько вздохнула, правда, быстро опомнилась, подбородок вздёрнула.

- Не в отпуск, - расстроила я её. – Жить здесь буду.

- Час от часу не легче. – Луиза одёрнула цветастую кофту на пышной груди. Она не только постарела, но и располнела за последние годы. А, помнится, гордилась своими соблазнительными формами. И куда всё исчезло?

Грустно всё это, очень грустно. И здорово пугает.

Я невольно отыскала взглядом своё отражение в зеркале, что висело в прихожей. Не утерпела, подняла руку и заправила за ухо бронзовую прядь. Не скажу, что я красавица, всегда отлично знала свои недостатки наперечёт, и поэтому с возрастом научилась их скрывать, а достоинства подчёркивать. Например, зелёные глаза, высокие скулы и пухлые губы. Возможно, рот у меня крупноват, в юности я комплексовала, считала себя страшненькой, но затем поняла, что это моя отличительная черта, запоминающаяся, и главное, научиться своей особенностью пользоваться. К тому же, мужчины внимание обращали, пухлые, соблазнительные губы всем нравятся. Исключений не знаю. А уж улыбкой я кавалеров всегда сражаю наповал.

- Ты же не собиралась, - заворчала Луиза. – В Питере, говорила, жить хочу.

- Хочу, - не стала я спорить, - но обстоятельства изменились. Пришлось вернуться.

- Замуж же собиралась! – наступила она мне на больную мозоль.

Я губы поджала.

- Собиралась, да так и не собралась.

Мачеха сверлила меня взглядом. Наверное, определиться не могла, позлорадствовать ей по поводу моей неудачи в личной жизни, или расстроиться из-за того, что я не придумала ничего лучшего, как вернуться домой. Чтобы поставить точку в этом вопросе, я сказала:

- Поживу здесь.

- Что, значит, здесь? – Луиза упёрла кулак в крутой бок. – У Жени семья, дети. У нас с отцом поживёшь, - категорично заявила она.

- Вот уж нет, - воспротивилась я. – Живите своей дружной семьёй сами. Меня отделили давным-давно, и менять я ничего не собираюсь. У вас с отцом трёшка, прекрасно все разместитесь.

- У Жени дети!

- А у меня нервы! – невольно возвысила я голос. – Я его не уговаривала сюда въезжать, это ты так решила. Все отлично устроились! – усмехнулась я. – Вот и я хочу устроиться отлично, в своей квартире. Бабушка её мне оставила.

- Какая же ты, Лидка, вредная. Всегда такой была!

- Почему это я вредная? – решила поразиться я столь явной несправедливости. – Я не виновата, что вы даже номера телефонов мне не даёте, нужным не считаете. Я пыталась отцу дозвониться, предупредить. Но всем плевать, что у меня происходит. А вернулась, так и то не рады!

- А чему радоваться? Семью из дома выгоняешь!

- Из своего дома, прошу заметить! Имею право. А Жене, с его большой и беспокойной семьёй, не мешало бы устроиться на нормальную работу, и задуматься уже о собственном жилье.

- Какая ты умная!

- Не умная, - огрызнулась я. – Была бы умная, была бы сейчас в Питере. Но жить я ни с кем не собираюсь. Хочу жить одна, и буду жить одна!

- Сразу чувствуется, сестра приехала, - зло хмыкнул Женька, появляясь на кухне. Зыркнул на меня. – И не ори, детей напугаешь.

- Ты детей своими растянутыми трениками больше пугаешь, - мило улыбнулась я ему. – Папаша многодетный.

- Не лезь к нему, - одёрнула меня Луиза. – Он семейный человек. Тебе, свиристелке, не понять.

- Куда уж мне, - буркнула я.

- Что, не пришлась ты культурной столице по вкусу?

Я нос наморщила, кинув на брата ехидный взгляд.

- Я хотя бы попыталась. А ты так и просидишь в своём сервисном центре, будешь в чужих мобильных ковыряться. Женя, пора уже работу искать.

- Поучи.

Из-за его плеча выглянула его жена, круглолицая, крашеная блондиночка, маленькая, как кнопка, с усталыми глазами. А девушке, надо сказать, не больше двадцати пяти. А она выглядит бледной и измотанной. Вот и рожай детей одного за другим, особенно, с таким помощником рядом, который только и думает, в каком бы тихом уголке ему пристроиться. Без ущерба своим нервам и физическим усилиям. Только непонятно, для кого Женька всё это бережёт, раз рядом уже отпрыски прыгают и без конца чего-то требуют. Кстати, дети и в этот момент что-то требовали, слава Богу, в соседней комнате, топали и кричали.

А ещё, чтобы уж быть до конца справедливой, меня на свадьбу пригласить забыли, а понимания требуют!

- Ты что же, серьёзно собираешься нас выселить? – спросил Женька. Пытался выглядеть грозным и для этого даже брови сдвинул, якобы сурово. Но на его худом лице, это смотрелось комично. Правда, он вряд ли об этом догадывался.

Я пожала плечами.

- Не было уговора, что вы будете жить здесь всегда. Хотя, твоя мама, возможно, так и решила. Но обстоятельства изменились. Если они изменятся снова, если я соберусь уезжать, так и быть, я вас всех оповещу. Коллективно порадуетесь.

- Видимо, прижало тебе хвост, - негромко, но достаточно язвительно проговорила Луиза. Махнула на сына рукой. – Бесполезно с ней ругаться, Женя.

- Конечно, бесполезно, - согласилась я. – Но я не зверь, поживу пару дней у Аньки. Пока вы вещи соберёте.