Я завалилась на диван и закрыла глаза. В который раз за это утро пожала плечами, а про себя подумала: ну почему ты опять не звонишь?

- Возьми и позвони ему сама, - сказала сестра, а я встрепенулась, глянула на неё испуганно.

- Я что, вслух это сказала?

- Ну да. А что?

Вздохнула, не зная, как реагировать на свою беспечность.

- Видимо, всё плохо, - отозвалась я.

Анька глаза закатила, и настойчиво повторила:

- Позвони ему сама. Лида, я тебя не узнаю. Это когда ты из-за мужика так переживала?

Вообще, Анька права. Почему я отвела себе роль встречающей на вокзале? В конце концов, самое страшное, что может случиться, это то, что Давид в очередной раз не ответит на мой звонок или его телефон окажется выключенным. Но он хотя бы будет знать, что я жду, скучаю, беспокоюсь. А не живу своей жизнью, порхая как бабочка, от цветка к цветку, не зная горя и печали.

Но на глазах сестры и тёти я звонить не осмелилась, переживая, что не смогу сдержать огорчения, если не смогу поговорить с Давидом. Вышла из их подъезда, прошла через заставленный машинами тесный дворик, и, оказавшись за углом, достала из кармана телефон и набрала номер. Честно, не ждала услышать голос Давида. Была готова к чему угодно неприятному, но не к его голосу в трубке. А он взял и ответил, причем, его голос прозвучал протяжно, насмешливо и только для меня, со знакомыми заигрывающими интонациями.

- Аллё, - пропел Давид, и я в первый момент растерялась. Но уже в следующий в меня словно одним глотком жизнь вдохнули. Мне стало легко, захотелось улыбнуться, оглянуться по сторонам и понять, что жизнь-то, на самом деле, прекрасна. И довольно проста, пока не начинаешь придумывать себе лишние проблемы, причём на ровном месте.

- Привет, - сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно, а не звенел от счастья, как у малолетки. – Ты занят?

- Ты очень вовремя позвонила. Могу сказать, что с этого момента я на сегодня освободился.

- Надеюсь, что как раз собирался позвонить мне.

Давид хохотнул.

- Подумывал, - то ли признался, то ли поддался на мою уловку он. – А чем занимаешься ты?

- Я наелась блинов у тёти, и теперь до пятницы совершенно свободна. Долг близкого родственника исполнила, навестила, выслушала, пообещала и дальше быть хорошей девочкой.

- А ты хорошая девочка?

- Хотелось бы надеяться.

- Мне нравится, когда ты плохая девочка. И всеми силами это показываешь.

Я невольно заулыбалась, но Давида решила припугнуть.

- Надеюсь, рядом с тобой никого нет. Иначе что люди подумают?

Давид весело хохотнул.

- Позавидуют. Так чем планируешь заняться? Не хочешь составить мне компанию?

- Опять собираешься прокатиться по городам и весям?

- Не совсем. Хочу деда навестить. Пусть порадуется молодой красотке. А то он скучает наедине с домработницей.

Как можно было отказаться от такого предложения? Я его даже не ждала. По крайней мере, так скоро. А Давид неожиданно сам захотел познакомить меня с дедом. С человеком, про которого по городу ходило больше слухов, чем правды. Борис Иосифович Кравец уже столько лет слыл затворником, что кроме слухов о его персоне ничего достоверного и не осталось. Девчонки в ресторане болтали о сокровищах, тайнах, преступлениях и баснословных миллионах этой семьи. Конечно, шёпотом, в глаза Кравецам даже Озёрский улыбался, ничего лишнего себе не позволял. А это о многом говорило. Петрович большие деньги за версту чуял, знал, перед кем раскланиваться. И поэтому мне было так любопытно.

Да даже если бы и не взыгравшее любопытство, разве бы я отказала любимому человеку, когда он захотел познакомить меня со своей семьёй?

Через двадцать минут я уже сидела в машине Давида. Он подъехал за мной к торговому центру, и я встретила его появление сияющей улыбкой. Правда, он её, скорее всего, даже не заметил. Говорил по телефону, и мне лишь рукой махнул. Пришлось смириться с тем, что всё опять идёт не по моему плану, не так, как я успела себе напридумывать за последние двадцать минут ожидания его появления.

- Я буду в Нижнем не раньше понедельника, - говорил Давид невидимому собеседнику, и я заметила, как он неожиданно поморщился. Это было не для меня, в этот момент Давид отвернулся, и на лице была досада. То ли я появилась в его машине не вовремя, то ли звонок был несвоевременным, но моё присутствие его стесняло. А голос в трубке явно был женским, это я расслышать успела. – Я приеду, и мы поговорим, - продолжал он. – Про деньги я тоже помню. Давай, до связи.

Он отвёл телефон от уха, отключил собеседника и уставился на экран. Не знаю, что он там видел, ничего кроме заставки на экране не было, но Давид смотрел на него и молчал. Я за ним наблюдала несколько секунд, затем решила поинтересоваться:

- Всё в порядке?

И уже в следующее мгновение он посмотрел на меня и озорно улыбнулся.

- Да. А ты за меня переживаешь?

- Конечно, переживаю, - удивилась я.

- Это здорово, - отозвался Давид, разглядывая меня. Именно разглядывая, словно мы первый день знакомы. После чего протянул руку и коснулся моих волос. – Здорово, когда за тебя переживают. – Отодвинулся, повернулся к рулю. – Поехали?

Я кивнула. Всё-таки иногда Давид вёл себя странно, и это раздражало. Но я не была уверена, что у меня было право раздражаться на него, а уж тем более, устраивать допросы.

- Как мне себя вести с твоим дедушкой? – спросила я через какое-то время.

Этот вопрос вызвал у Давида удивление.

- В каком смысле? Веди себя, как обычно. Как Лида.

Я улыбнулась его словам. А потом решила пояснить своё беспокойство.

- Он, наверняка, человек своеобразный… насколько я слышала. А ты приведёшь меня в дом. И что скажешь? – Мне, на самом деле, было любопытно, как Давид меня представит.

- Скажу, что ему жутко повезло. Что красивая девушка решила свести с ним знакомство. Ты только сразу не разбивай стариковское сердце, дай ему порадоваться.

Я заулыбалась. Кивнула, как прилежная ученица.

- Хорошо.

Вот только всё оказалось не столь хорошо и мило, как расписывал Давид. И Борис Иосифович Кравец вряд ли тосковал по женскому обществу. После пяти минут знакомства с ним, я начала приходить к выводу, что он вообще не способен тосковать по кому-либо. Ну, кроме внука, наверное.

Семейное гнездо семьи Кравец меня поразило. Хотя, я и ожидала чего-то подобного. Точно знала, что спокойной и равнодушной после этого визита не останусь. Слухи они хоть и слухи, но на пустом месте никогда не рождаются. А тут сокровища, тайны и миллионы, и никто ничего толком не знает и своими глазами не видел. А всё почему? Потому что спрятано всё за высоким забором, и доступа чужим на священные земли нет. Огромная территория с лесным массивом на ней, была огорожена высоким забором, хотя на расстоянии полутора километров вокруг никто и не жил. Всё тот же лес, те же высоченные сосны, безлюдно и тихо. От кого прятаться – не ясно. Хотя, возможно, не ясно одной мне, а вот семья Кравец отчётливо понимают, от кого себя оберегают.

Мы с Давидом въехали на территорию частного владения, массивные ворота за нами закрылись, и я, признаться, впервые в своей жизни, почувствовала себя в сказке. В страшной сказке. Когда неожиданно темнеет, тебя накрывает тревога, ждёт неизведанное, и ты понимаешь, что это вряд ли лесные феи и волшебные единороги у начала яркой радуги. Скорее уж предчувствуешь, что через минуту окажешься у дверей мрачного замка, и на тебя из заросшей плющом башни будет посматривать какое-нибудь неблагообразное чудище. С неясными, порочными мыслями в голове. Почему-то я была уверена, что у всех чудищ в голове именно порочные мысли.

И сейчас, стоило нам оказаться за воротами, мне показалось, что на улице резко стемнело. Солнце спряталось, ветер затих, и стало как-то тревожно. Конечно же, я себе всё это придумала. Просто мы оказались под тенью высоченных сосен, в них терялся солнечный свет и запутывался ветер, а внизу было тихо и прохладно, казалось, что промозгло. Осень здесь, кажется, жила, именно отсюда приходила в город неподалёку.

Давиду я старалась не показать накрывшего меня беспокойства, потому что оно даже мне самой казалось глупым. Я крутила головой, изображая притворный интерес и восторг, а сама с напряжением ждала момента, когда же увижу дом. И когда увидела, могла только признать, что даже не удивлена. Чего-то в этом духе я и ждала. Хотя, совершенно не представляю, кто в нашей действительности подобное строит. Наши люди привыкли к уютным коттеджам, или к домам а-ля деревенская изба, некоторые особо продвинутые в последние годы стали строить себе нечто похожее на швейцарское шале. А тут, посреди тёмного леса, двухэтажный особняк в викторианском стиле, с множеством небольших окошек, тёмный и мрачный. У дома ни одной клумбы, ни одной скамейки, ничего, что бы сглаживало впечатление или радовало глаз. Ровный газон, подъездная дорожка, строгие линии и скучные цвета. Тишина гробовая, только лес за спиной шумит. Я вышла из машины и замерла, глядя на дом. Это же насколько нужно быть нелюдимым, чтобы жить в подобном месте и носа за забор не высовывать уже который год?

- Давид, ты уверен, что мы вовремя? Точнее, я… Вдруг твой дедушка не в настроении?

- Мой дед, Лида, - начал Давид наставительным тоном, - всегда не в настроении, так что, к нему можно приезжать в любое время.

Замечательно, подумалось мне.

Давид достал с заднего сидения бумажный пакет, захлопнул дверцу машины, а ко мне протянул руку. Улыбнулся легко. Я пыталась рассмотреть в его улыбке попытку меня приободрить, но ничего похожего не заметила. Он просто улыбался. И я запретила себе накручивать себя же, решила довериться любимому, и будь, что будет.

Мы направились к дому, я держалась за руку Давида, закинула голову, продолжая разглядывать дом, и тут уже пришла к выводу, что, не смотря на царящую вокруг мрачность, мне любопытно. Я в подобных домах никогда не бывала. Да и вообще в домах, столь больших и шикарных. Ведь дом, сам участок, говорил о баснословной состоятельности его владельцев. Я глянула на Давида, пытаясь прикинуть: состоятельность в наши дни – это сколько? Я ещё могла представить сумму в десяток, ну другой, миллионов рублей, но дальше фантазия мне начинала отказывать. С самими цифрами, нулями в хвосте, возникали проблемы.