Думаю, что я явственно произнесла: «Полный п…!» Лолино утверждение заставило меня порозоветь от удовольствия — или, возможно, покраснеть, — я задумалась и в смущении почувствовала, как мои щеки заливает предательская теплота. «У Ника действительно получается заставить меня прекратить делать это, — подумала я. — Гм… заставить меня краснеть — вот все, что он должен был компенсировать мне в конце?»

Я нравлюсь ему, я действительно ему нравлюсь.

И это — все, что мне нужно? Я должна была обо всем хорошенько подумать.

Правильно, но что меня так разозлило, если то, что Сиобхан сообщила Доле, было правдой? Итак, Ник делает нечто дурацкое на ТВ; черт, я тоже была там и тоже такое делала. Ладно, перефразируем: он добровольно делал нечто дурацкое на ТВ. С другой стороны, существовали на свете люди (включая тех, одержимых Пулитцеровской премией — и я не имею в виду Лили — часть меня), которые считали мою профессию просто нелепой. В конце концов, ведь она связана с чтением публикаций в журналах типа «Кошачий концерт на подиуме». Кто бы говорил?

Так в чем же было прегрешение Ника Сноу? Он не рассказал мне все о происходящем на самом деле, что заставило меня чувствовать себя немного… глупо и сбило с толку. Но он сам выставлял себя в дурацком свете на телевидении, не я. В конце концов, я никогда не подписывала никаких документов. Ха! Если даже они выставят в эфир видеозаписи наших свиданий, им придется прикрывать мое лицо одним из тех размытых синих пятен. Я хихикнула про себя. Никто не поверит моей маме, если она начнет хвастаться, что ее дочь — это синее пятно. Я покачала головой над всей этой нелепицей.

— Давайте уйдем отсюда, — предложила я, доставая из бумажника пачку евро, чтобы оплатить счет. Но когда поднялась со стула и направилась к выходу, то не смогла удержаться, чтобы выйти просто так. Сначала продефилировала мимо Определенно-неопределенной парочки и широко улыбнулась для их скрытых камер, а затем, выпрямив спину, обнаружила, что прохожу мимо стола Ника в опасной близости, так что моя сумка задела спинку стула Сиобхан. Я небрежно задержалась, чтобы поправить на шее шарф из «Эрме» — просто так, — и затем пошла дальше. Еще бы на сантиметр ближе — и, возможно, если бы она держала бокал красного вина и была одета в белое вместо черного, то произошел бы трюк с опрокидыванием, подобного которому не было со времен рекламного ролика пива «Миллер лайт». Вот это, возможно, было бы сделано для небольшого количества хорошего ТВ.

— Так много волнений за один уик-энд я не переживала с тех пор, как рухнула компания «Инрон», в акции которой я вложила деньги, — заявила мама с самым серьезным видом, когда мы вышли из ресторана. — Думаю, мне надо слегка-а-а поспать. — Она «слегка-а-а» зевнула.

Пока мы шли к остановке такси, мимо жилых домов на авеню Монтейн, я рассеянно осматривала улицу в поисках двух черных внедорожников. А вот и они, напротив дома Нины Риччи. Массивные машины были похожи на брызги плохого спрея для загара, от которого не мог избавиться Ник и который слезал с него слоями.

Лола должна была возвращаться в офис, если только не удастся освободить свое расписание на вечер.

— Я ходила с тобой в Двадцатый район и добывала для тебя историю, поэтому не пойду на попятный, — сказала она. — Что может быть хуже?

— Ладно… — проговорила я медленно, — мы встречаемся с моделью в баре «Будда» в семь.

Лола непроизвольно ахнула, и вид у нее стал испуганный.

— Я и не знала, что бар «Будда» открывается так рано, — призналась она, сморщив нос с неприязнью.

— Не по-модному рано, понятно, — сказала я, напрягаясь в поисках умозаключений, которые она оценила бы. — Но подумай вот о чем: мы же будем там задолго до того, как кто-то из знакомых сможет нас увидеть.

Лола остановилась, и ее наморщенный носик разгладился. Я порадовалась своим успехам в логике модников.

— Ну ладно, это удачный момент, — сказала она наконец. — А как мы ее узнаем?

— Она сказала, что будет одета в платье от Луиса-Хайнца, — ответил Жак, — чтобы доказать, что знает, о чем говорит.

— Маленькая воровка! Никому в руки не попадали эти платья, кроме меня, даже к Алекс! — выпалила Лола. И тихо произнесла несколько отборных ругательств. Но, минутку поразмыслив, тем не менее сменила гнев на милость. — Ладно, думаю, хорошо уже то, что я знаю, чего не стану надевать, — задумчиво произнесла она. — Насколько смущающим это было бы? Гм, — сказала она, — какого цвета будет платье?

Я вздохнула и поцеловала подругу в обе щеки, прежде чем сесть в ожидающее нас с мамой такси.

Пока мама дремала посреди заднего сиденья — без сомнения, в грезах о petites mains, вышивающих ее новый, заказанный в «Шанель» костюм, — мы с Жаком шептались поверх ее головы, словно маленькие дети, после того как выключили свет.

— Так что конкретно эта модель сказала тебе? спросила я, с неодобрением произнося слово «модель». — И можем ли мы называть девушку как-то иначе, чем «эта модель»?

— Ну, она не назвала себя, — возразил он. — Зато — думаю, случайно — упомянула, что собирается на показ дамского белья.

— Белье, вот как? — медленно произнесла я.

— Да, ключ к тому, чтобы найти любовь всей моей жизни, у модели, демонстрирующей нижнее белье. — Жак печально вздохнул. — Не слишком обнадеживающе…

— Она может оказаться высокоинтеллектуальной: днем — модель, демонстрирующая нижнее белье, а ночью — кандидат на докторскую степень по биохимии! В конце концов, девушка сумела найти тебя. — Я старалась говорить убедительно. — Как она тебя нашла, между прочим?

— Не знаю. Модель — я имею в виду эту… как ее там — не хотела разговаривать по телефону слишком долго.

— Этот информатор… как бы ее назвать… дай подумать… — Шестерни в моем мозгу начали быстро вращаться. В «Уикли» я много потрудилась, чтобы стать незаменимой для составления ярких заголовков, остроумных подписей под иллюстрациями, емких коротких строк для концовки. Теперь мне хотелось поднять настроение Жаку. Я не хотела больше слышать слово «модель». Да и пора было восстановить свою репутацию. — Белье… кливаж… розовые трусики… — Улыбка медленно расползлась по моему лицу. — О'кей, есть. «Эта модель» имеет теперь кодовое имя, — сказала я, выдержав паузу для эффекта, — Глубокое Декольте.

Искренний смех Жака заполнил такси. Немного легкомыслия нам было просто необходимо, так как эффект от алкоголя начал ослабевать и свет дня сиял через ветровое стекло. Но скоро мы впали в молчание, и я нервозно начала постукивать ногой по спинке переднего сиденья, в то время как мама клевала носом, ее голова покачивалась и склонялась на мое плечо. Жак в своем углу пристально смотрел в окно, перекинув сначала левую ногу через правую, а затем, наоборот, правую через левую, затем опять поменял их местами, и опять, и опять…

Загипнотизированная этим похожим на метроном движением ног Жака, я задремала, и во сне мне пригрезилась высокая, пышная женщина в темных солнцезащитных очках и ночной сорочке под плащом в темном многоэтажном гараже: это была наша девушка Глубокое Декольте.

Но она оказалась совсем не такой, как я представляла.

Когда мы с Жаком встретили Лолу в баре «Будда» — моя перевозбужденная, со сбитыми биоритмами мама свалилась в постель, как только добралась до гостиницы, и разбудить ее было невозможно, — то думали, что без труда вычислим нашу модель нижнего белья. В конце концов, в четверть седьмого эта горячая точка была едва прохладна, заполненная, как обычно, туристами из Германии и американского Среднего Запада. Может быть, красотка затерялась среди высоких тевтонцев — но там были сплошь мужчины. А молочно-белые розовощекие блондинки? Все в возрасте лет тринадцати и в сопровождении родителей.

Мы трое пришвартовались на нижнем этаже у бара, в тени гигантской золотой статуи Будды: Сотни свечей освещали красные лакированные стены и весь тот азиатский китч, который наполнял похожее на пещеру помещение, в то время как причудливые сочетания звучания флейт, барабанов и обволакивающей музыки просачивались сквозь гомон посетителей. Было трудно сосредоточиться, чтобы рассмотреть персону за столиком напротив тебя, уж не говоря о том, чтобы разглядеть осведомителя — модель нижнего белья, которую никогда прежде не видел.

Тем не менее мы продолжали изучать зал каждый в своем направлении, находя и отвергая одну женщину задругой. Никто не выделялся, и определенно никто не возвышался над остальными, как мы того ожидали.

В конце концов сначала я увидела платье: посадка по фигуре и облегание форм творения Луиса-Хайнца — это чудо ни с чем нельзя было спутать. Я обнаружила, что буквально загипнотизирована тем, как ткань цвета нектарина облегает бедра, а затем струится вокруг ног. Не отрывая глаз от приближающейся фигуры, я толкнула локтем Лолу, которая в свою очередь предупредила Жака.

— Это должна быть она, — сказала Лола, которая, как и я, не могла оторвать глаз от платья, — если только распутная девка не заложила платья, которые по праву принадлежат мне. — Немного подумала и добавила: — И тебе, Алекс, и всем женщинам мира.

Я была слишком поглощена мечтами о платье, чтобы заметить что-либо.

Именно Жак разрушил чары, спросив:

— Вы действительно думаете, что она модель для демонстрации нижнего белья?

— Что такое? — Я повернула голову и посмотрела на него. Жак прищурился из-за мерцания свечи на нашем столе. Виду него был, несомненно, озадаченный.

Я снова взглянула на таинственную женщину — но постаралась сосредоточиться на ней самой, а не на платье. Нет, она совсем не была высокой. И не имела пышных форм. Но, Боже ты мой, платье выглядело действительно потрясающе…

Вооруженная разноцветным коктейлем для девочек неизвестная стояла в углу совершенно неподвижно, но было ясно, что она осматривает зал. Это — а также тот факт, что она почти полностью прикрыла лицо широкополой соломенной ковбойской шляпой, — убедило нас, что на встречу явилась мисс Глубокое Декольте.