— Помнишь, именно Митяй брал документы Генри? — тихо спросила Юля.

— Что ты хочешь сказать? — Но тут же он воскликнул: — Переделать их?! Ты говорила об этом. Но что, что он мог переделать?!

— Он мог переписать документ так, что Генри не вносил денег. А раз не вносил, не нужно отдавать.

— Это смешно. — Аркадий заходил по комнате. — В нотариальной конторе хранится копия Договора.

— Разве ты не слышал, контора сгорела три недели назад.

— Как сгорела?

— Странно, ты ничего не знаешь?

— А откуда знаешь ты?

— Мне сказал следователь, который приходил меня допрашивать.

— И что он сказал?

— Он сказал: три недели назад сгорела нотариальная контора со всеми документами. И это очень странно.

— Почему же я ничего не знаю?

— Наверное, в эти три недели ты туда не заезжал и не пытался звонить. Как видишь, нотариальные конторы горят. А тебе отнюдь не все новости докладывают.

— Почему следователь, который проговорил со мной три часа, ничего мне не сказал?

— А где вы с ним встречались?

— В его гостинице.

— А почему не в конторе?

— Я не знаю.

— О чём вы говорили?

— Он просил меня рассказать подробно об отношениях с Генри, о заводе, о том, как сформировалась фирма и чем она занимается. Ну, я ему и доложил обо всём подробно.

— А на фирме он был?

— Я больше ничего не знаю.

— Странно, почему он не стал говорить с тобой в конторе.

— Наверное, потому, что хотел сначала услышать от меня все подробности. Он знает о французах, о том, что я был там, и, как я понял, меня он совсем не подозревает.

— Ещё бы! На тебя только поглядеть…

— Юленька, не волнуйся так. Допустим, ну, допустим, Митяй переписал бы тогда документ… А как в глаза Генри смотреть? Нас же трое! Есть ещё Игорь… Нет, это невозможно! Не дурак же он. Какое странное совпадение!

— Лучше бы он тогда переписал документы. Генри был бы жив!

Аркадий удивлённо смотрит на Юлю.

— Что ты хочешь сказать?

— Не знаю. Рассуждаю вслух. Пусть без своих денег, но был бы жив! — Она помолчала. И продолжала вспоминать: — Ещё следователь сказал, что в вашей конторе пропали все документы, связанные с Генри и с Калужским заводом. Остался только один: завод поставлен и введён в строй АРКМИТИГО.

— Как пропали? Они были несколько дней назад. Я видел их собственными глазами.

— Вот и думай теперь, почему сгорела нотариальная контора и пропали документы? Тебе ещё неясно? Скажи-ка мне, а кто мог знать о том, что бордовая машина у Валентина?

— Знаем мы трое. Я не убивал. Значит, или Митяй, или Игорь. — Ни кровинки в лице. Аркадий растерянно смотрит на Юлю.

— Митяй.

— Но у обоих железное алиби. Мистика. Может, имеется кто-то ещё, о ком мы не знаем. Кто? И ему-то зачем убивать Генри? Ты говоришь, нет документов? — повторяет он.

И только теперь до Юли окончательно доходит, что это значит — нет документов и сгорела нотариальная контора. На этом Митяй не остановится.

«Господи, помоги! Господи, спаси Аркашу. Отведи от нас беду»!

Она обхватила мужа всем телом.

«Господи, помоги, спаси Аркашу!»

Она всё время слышит Ганнин голос: «проклинаю!» Смерть Генри — начало. Генри — часть Аркадия и её. Это их с Аркадием выметают из жизни! И виноватых не найдёшь. И ничего не докажешь. Никаких документов не будет. Ни одно убийство, совершённое в России за последние годы, не раскрыто, — как-то услышала она по радио.

«Господи, помоги!»

— Ну, что ты? Успокойся, — неуверенный шёпот Аркадия.

Юля вцепилась руками в плечи Аркадия:

— Уедем в Америку к Бажену. Он звонил, зовёт. Говорит, ты сумеешь там найти себя — выучишься на программиста. Бежим отсюда, Аркаша, пожалуйста! — кричит Юля. — Прошу тебя! Завтра уедем. Это начало. Или поедем жить в Молдавию, а хочешь, к тебе на родину. Мне страшно. Я не могу больше. Поедем сейчас, сию минуту, возьмём твою часть денег из сейфа — на первый шаг, и — прочь отсюда!

— Тише, Юленька, дочку и маму разбудишь. Успокойся, родная, молоко может пропасть. Всё как-то устроится. Убийцу найдут. Ты же сама подписала документ о невыезде! Как же мы можем сейчас уехать?

— Очень просто. Сядем в машину и уедем куда глаза глядят. А уже оттуда удерём в Америку.

— Пожалуйста, успокойся. Убийцу найдут. Вот увидишь, найдут! — повторяет Аркадий, как заведённый.


Но убийцу не нашли. Ни американский следователь, ни русский. У всех подозреваемых оказалось алиби. Американцы обещали прислать другого следователя и уехали.

Аркадий уговорил Юлю выйти на работу. «Доверься мне! — попросил он. — Потерпи ещё немного».

Почему он не хочет бежать, она не понимает. Но она так устала от страха, что возразить не смогла.

Когда раньше они ели за тесным столом, она каждого ощущала членом своей семьи. Даже Митяя. Теперь же сидеть со всеми за одним столом оказалось невмоготу. Ира, с уже заметным животом, суетящаяся и старающаяся всем угодить, больше не плескалась лёгкой радостью — сквозь суету и любезность торчал многочисленными антеннами страх и ловил сигналы опасности. Митяй рассказывал анекдоты, но при этом чувствовалось, что рассказывает он их машинально — не понимая, о чём они. Сам не смеялся и не ждал реакции на них от слушателей. Был он вял. Игорь тоже изменился: похудел и похорошел. Стал болтлив: громко делился со всеми своим будущим. Первый шаг — новая квартира, второй — свадьба, третий — свадебное путешествие, четвёртый — ребёнок. Он был неестественно оживлён и смешлив, словно вся Митяевская энергия перекачалась в него.

Все лгут! — с ужасом ощущала Юля.

И её собственное участие в судьбе Митяя и Игоря делало её причастной к их лжи.

Страннее всех вёл себя Аркадий. Казалось, не было смерти Генри, и вообще никакого Генри не было. Он не выяснял отношений с партнёрами и даже улыбался им. К ней он был по-прежнему внимателен, но она чувствовала некоторую его отстранённость. Вызвать его на разговор стало невозможно. Ни о чём серьёзном он говорить не хотел. И за общим столом всё вспоминал, как они с Митяем играли в футбол, стреляли, участвовали в КВНах.

Видеть такого Аркадия было непривычно и неприятно.

Под любым предлогом она старалась избегать общих трапез. Главный предлог — нужно в перерыв проведать дочку.

Дочку назвали Дашей и заготовили ей судьбу Дарьи.


Как-то ночью она разбудила Аркадия и спросила его, что с ним происходит. Почему они не уезжают, когда следствия уже закончены, а Генри нет, и нечего им больше ждать. И что за комедию он разыгрывает. Она так и сказала «Комедию разыгрываешь». Слова резкие, совсем не свойственные их отношениям.

— Почему ты не желаешь ни о чём серьёзном говорить со мной, ничего мне не объясняешь? — спросила она расстроенно.

Аркадий щурился от яркого света и пристально смотрел на неё.

— Почему ты молчишь? Или мы с тобой — одно целое и должны знать, что происходит друг с другом, или мы — чужие люди, и тогда нечего нам делать вместе.

Аркадий пошёл на кухню, принёс ей и себе по стакану воды.

Сел на кровать и как-то сгорбился.

— Ты думаешь, я могу спать, есть, наслаждаться семьёй, смотреть тебе в глаза?

Теперь она пристально смотрит в его незнакомое жёсткое лицо.

И только сейчас осознаёт, что очень давно он не ласкает её, словно притронуться боится.

И только сейчас она осознаёт, что он словно прячется от неё — не она, он избегает разговоров с ней, даже просто вдвоём остаться в комнате боится. Часто приходит спать, когда она уже уснула.

Не замечала ничего, потому что сильно устаёт. Полдня с Дашей, полдня напряжённая работа. И сама с собой справиться не может. Преодолевает себя — буквально заставляет себя ни о чём не вспоминать, ни о чём не думать.

И наконец она понимает: это Генри. Каждый из них по-своему переживает его смерть.

Она сделала выбор: не сказала ничего следователю о своих подозрениях. Она стала соучастницей убийцы.

Растерянно смотрит она на Аркадия. Налетела на него. Каким мерзким тоном заговорила с ним. А попыталась понять, что происходит с ним?

— Ты думаешь, после убийства Генри я мог остаться прежним? Убили моего брата. Явно убили люди, связанные со мной. Я должен раскрыть это преступление. Я сам проведу расследование. Я должен отомстить… — тихо сказал Аркадий.

— Ты хочешь найти и убить убийцу?! — с ужасом спросила Юля. — Ты хочешь уподобиться убийцам? Как ты будешь потом жить? Генри не вернёшь.

Она вглядывается в Аркадия и не узнаёт его. Совсем другой человек. В нём умерла радость. Нет, в нём умерла наивность.

— Можно не убивать.

— Ты хочешь посадить его в тюрьму? Но смертной казни сейчас нет, и он из тюрьмы выйдет. Найдёт тебя и убьёт. — Осторожно она дотронулась до его руки. — Умоляю тебя, откажись от своей затеи. Ты обещал мне уехать.

— Поэтому я и не хотел тебя включать в моё расследование. Ты не дашь мне отомстить.

Словно ему передались её предчувствия, теперь его бьёт её озноб. И она начинает гладить его голову, как обычно гладит он — ее. И она приговаривает:

— Ты самый лучший. Ты самый добрый. Ты самый хороший. Пожалей себя. Пожалей меня и Дашу. Прошу тебя, умоляю тебя, бежим отсюда. Пусть остаются им все деньги. Мы отомстим им по-другому: мы выживем и построим свою жизнь. Убийц нельзя трогать, от них надо бежать.

Она гладит и гладит его голову, всю свою силу, всю свою волю пытаясь вложить в Аркадия. А он высвобождается из-под её рук.

— Ну, в этом ты не права, — говорит он тревожно. И щурится, как со сна, словно у него испортилось зрение. — Я долго соображаю, но если начинаю что-то понимать, то не отступлюсь.