— Привет, малышка! Значит, это ты новенькая девушка, верно? Позволь мне угостить тебя выпивкой.

Маги изумленно обернулась. Она так увлеченно рассматривала мужчин у стойки, что даже не заметила женщину за соседним столиком, пристально изучавшую ее вызывающе рыжие волосы и необычные черты лица.

— Так это ты или не ты? — спросила женщина.

— Я новенькая, это точно, — ответила пораженная Маги. Девушка решила, что заговорившей с ней незнакомке уже за сорок, но она все еще оставалась необыкновенно хорошенькой, хотя была достаточно пышной. Именно таких женщин рисовал Фрагонар.

— Меня зовут Пола Деланд, — объявила женщина с важным видом. — А как твое имя?

— Маги Люнель.

— Маги Люнель, — медленно повторила Пола, словно пробуя имя на вкус. Ее близорукие глаза не отрывались от Маги. — Неплохо. В этом есть некий шарм, некий порыв. Вполне вероятно, оно подойдет. Во всяком случае, и в имени и в фамилии по два слога, другой Маги в квартале нет, насколько мне известно — а я знаю всех, — так что одобряю. Пока это нам подойдет.

— Как мне повезло. А если бы я не заслужила вашего одобрения?

— Смотрите-ка, малышка отбрехивается! — Улыбка Полы, обладавшая магической силой прогонять дурное настроение, стала шире. — Для провинциалки ты слишком нахальна.

— Провинциалка! — взорвалась Маги. — Второй раз за день я это слышу. Это уж слишком! — Хотя она не знала ни одного парижанина за исключением Моро, она поняла, что к выходцам из провинции любой рожденный в Париже относится свысока.

— Но это сразу бросается в глаза, моя бедная голубка, — в голосе Полы послышалось раскаяние. — Не обращай внимания. Девяносто девять процентов живущих в квартале приехали из провинции. Но я исключение. — Она явно гордилась собой, это дитя улиц Монпарнаса, «цветок мостовой», как с романтическим вздохом она сама себя называла.

Пола была дочерью багетчика и выросла в ста шагах от перекрестка Вавен. Все, что Пола Деланд знала или хотела знать о природе, находилось за оградой Люксембургского сада. А все, что она знала о человечестве, — а она погружалась в эту тему, как вишня в бутылку коньяка, — она выучила, позируя художникам или сидя в кафе. В своем кругу Пола была воплощением страсти к сплетням, нескончаемым пересудам, которые так глубоко укоренились в артистической жизни Монпарнаса.

Встреча с Маги привела Полу в расположение духа, которое она бы отнесла к самой высокой категории из тех, что себе позволяла. Каждое утро она прислушивалась к своему эмоциональному состоянию, которое было либо так себе, либо ничего, либо отличным. Определение «отличный» Пола давно зарезервировала за длинной чередой любовников — всегда найдется мужчина, которому по душе классическое трио: красота, полнота и сорокалетие. Но совсем недавно она обнаружила, что если первой узнает сплетню, неизвестную остальным жителям в квартале, то настроение мгновенно взлетает к наивысшей отметке. А Маги обещала полный короб новостей.

Каждый понедельник, когда ее ресторан «Золотое яблоко» был закрыт, Пола обходила Монпарнас, собирая воедино обрывки сплетен, на которые у нее не оставалось времени в течение трудовой недели. Каждый вечер она сидела во главе стола среди художников и коллекционеров со всего света, приносивших ее ресторану высокий доход. Пола Деланд была прирожденным, хотя и не получившим образования аналитиком, который с легкостью обобщал информацию, составляя полную картину происходящего.

— Так что же, Маги Люнель, сегодня утром с Мистралем дело не заладилось, а?

— О! — воскликнула Маги. — Как вы могли об этом узнать? Вы же никогда меня раньше не видели!

— В этом уголке Парижа новости распространяются быстро, — самодовольно ответила Пола.

— Но… кто вам рассказал?

— Вава. Он заходил к Мистралю сразу после того, как этот ублюдок вышвырнул тебя, бедняжка, на улицу. А так как это Вава, то он не утерпел и разболтал всем. Я всегда говорила, что он всего лишь старая баба.

— О нет! — Маги стукнула кулачками себя по коленям, обтянутым новенькой юбкой, словно наказывая их. Она чувствовала, что ее щеки заливает густой румянец стыда. Она выставила себя маленькой недотрогой из провинции перед всей столицей.

— Это не имеет никакого значения, — торопливо проговорила Пола. — Ты не должна принимать происшедшее близко к сердцу. Каждому приходится когда-то начинать.

Но Маги ее уже не слушала. Две женщины и трое мужчин только что уселись за столик в самом центре зала. Одной из женщин была Кики, которая взглянула на Маги, толкнула локтем в бок свою подругу, указав пальцем на Полу и ее юную собеседницу. Мужчины приподняли шляпы, издевательски приветствуя девушку, а женщины захихикали.

— Опять она! Только этого мне и не хватало, — сердито пробормотала Маги.

— Какое отношение имеет к тебе Кики? — поинтересовалась Пола.

— Сегодня утром, проходя мимо меня по улице, эта женщина меня оскорбила.

— В самом деле? — пробурчала себе под нос Пола.

— Я не нахожу это забавным, — горячо парировала Маги, обиженная интонацией Полы.

— Я тоже, поверь мне. Мне это кажется просто потрясающим. Эта сучка редко снисходит до того, чтобы оскорбить кого-нибудь. Значит, она тебя уже заметила. Что ж, следует отдать ей должное, у нее наметанный глаз.

— Так вы тоже ее знаете?

— Да, я знаю Кики. Пойдем-ка на воздух. В этом кафе теперь дурной запах. Приглашаю тебя на настоящий второй завтрак. Вставай, вставай. Вчера вечером я выиграла триста франков в покер у Зборовского, и господь свидетель, он не обеднел от этого. Прекрати разглядывать эту шлюху и ее мерзавцев-прихлебателей. Делай вид, что их здесь нет. Мы отправляемся к Доминику есть шашлык. Звучит, как по-твоему?

— Шашлык? А что это такое? Надеюсь, съедобно. Я страшно голодная. Мне все время хочется есть. — Маги быстро встала, демонстрируя окружающим все свои пять футов и девять дюймов роста. Пола, прищурившись, взглянула на нее снизу вверх.

— Господи, ну и длинная же ты! Ладно, это пустяки. Идем, у Доминика сейчас толпа, но для нас местечко найдется.

За углом, на середине улицы Бреа, обе женщины вошли в скромную дверь, которая, казалось, вела в мясную лавку. Но за витринами, в которых были выставлены холодные русские закуски, оказался маленький зал с низким потолком и красными стенами, где расположились мраморные стойки и высокие табуреты.

Когда они уселись, и Пола заказала еду для них обеих, она повернулась к Маги и снова принялась ее расспрашивать.

— Расскажи мне о себе и постарайся ничего не пропустить. Учти, я сразу замечу, если ты что-то недоговариваешь.

Маги замялась, не зная с чего начать. За все семнадцать лет ее жизни никто ни разу не попросил ее об этом. В Туре, где она жила с рождения, все и так все о ней знали. Стоит ли ей приукрасить факты? Что-то во взгляде Полы заставляло ее сказать правду. У этой женщины были умные и добрые глаза, а Маги очень хотелось поговорить с кем-нибудь. Это желание заглушало даже чувство голода. Она сделала глубокий вдох, набралась храбрости и решила начать с самого неприятного.

— Самое главное — это то, что мой отец умер за неделю до свадьбы с моей матерью. У него была оспа. Если бы он выжил, то меня считали бы очередным недоношенным ребенком в нашем городе. А так я незаконнорожденная.

— Понятно, но такие вещи случаются даже в самых лучших семьях.

— Но только не в респектабельной еврейской семье. Такого просто не может быть. Я единственный ублюдок во всей еврейской общине Тура, и мне постоянно тыкали этим в нос.

— Но почему же твоя мать просто не переехала из Тура в какой-нибудь другой город и не сделала вид, что она вдова? Так поступают многие женщины.

— Она умерла в родах. Тетя Эстер всегда обвиняла маму в том, что она сумела избежать скандала и осуждения за свое поведение.

— Очаровательно! Какое трогательное сочувствие! И эта милая тетушка вырастила тебя?

— Нет, я жила с бабушкой. Но четыре месяца назад она умерла. — Маги с тоской вспомнила о нежной старой женщине, растившей ее в маленьком домике. Она так радовалась улыбкам Маги, ее любовь вселяла в Маги храбрость. Бабушка всегда противостояла тете Эстер и не соглашалась с ней, когда та говорила, что Маги должна заплатить за грех своей матери.

— Именно бабушка Сесиль, мама моей мамы, назвала меня Магали, потому что это было ее любимое семейное имя. Она всегда называла меня только так, хотя все остальные звали просто Маги. Люнель переехали в Тур из Прованса после Великой французской революции. На провансальском языке Магали значит маргаритка.

— Так, значит, ты с юга, если судить по твоим корням?

— Да, и со стороны отца тоже. Его звали Давид Астрюк. Астрюк по-провансальски означает «рожденный под счастливой звездой». Но для него это оказалось не так. Бабушка обычно рассказывала мне всякие семейные истории, чтобы развеселить меня, когда другие дети дразнили меня ублюдком. Она говорила, что хотя мои родители и совершили ошибку, но они оба из старинных хороших еврейских семей Франции, появившихся здесь задолго до крестовых походов, и я всегда должна вспоминать об этом с гордостью.

Маги жестикулировала, увлеченная воспоминаниями о тех городах, о которых говорила бабушка: Ним, Кавальон, Авиньон.

— А что случилось после ее смерти? — спросила Пола, тронутая почти детским сожалением Маги об утраченном величии.

— Именно поэтому мне и пришлось уехать из Тура, чтобы никогда больше туда не возвращаться, именно поэтому я здесь. Моей тете не терпелось избавиться от меня. Не успели мы похоронить бабушку, как началась охота за мужем для меня. Разумеется, в других городах. В Туре я навсегда останусь ублюдком Люнелей. Наконец нашлось семейство в Лилле, чей сын был так уродлив, что они не могли найти девушку, чтобы та просто пошла с ним в кино, не говоря уж о том, чтобы выйти за него замуж… И они обо всем договорились! — Маги в ярости отбросила волосы назад, показав идеальных пропорций уши. — Меня вообще никто не спросил, брак был делом решенным. Да-да, в наши дни они по-прежнему так делают. Как только я об этом узнала, я решила действовать по-своему.