– Опять не внемлешь указаниям богов. Безразлично, какая это идея – хорошая или плохая, вы все нуждаетесь в присмотре.

– Знаешь, Коулт, я вчера размышляла о судьбе, о чем ты упомянул во время вчерашнего обеда, и у меня возникла теория насчет всех тех невезений, которые случились со мной за последнее время. Помнишь, как генерал Карсон сказал, что дети, по мнению Кочиса, принесли его племени удачу? Подумай об этом, твое невезение началось с того момента, когда тебя ранили, это произошло до твоего приезда сюда.

– Спорный вопрос, – возразил он.

– Пусть так. Дело вот в чем: дети посещали ранчо Лейзи-Би сотни раз, но с момента твоего появления несчастья сыплются как из рога изобилия. Вот почему я начинаю думать, что во всех тех бедах, которые приключились за эти дни, есть и доля твоего участия. Индусы называют это плохой кармой.

– Вы смеетесь надо мной, мисс Брейден? Сперва индейские суеверия, потом индусская философия. Что дальше?

– Как насчет старого доброго божественного провидения, помощник шерифа Фрейзер? До ранчо путь недалек. Если мы не вернемся поздно вечером, высылайте подмогу.

– Хай-хо! Мы едем! – Под звонкий и радостный смех ребятни Кэсси ударила вожжами по спине лошади, и тележка тронулась.

Прошло не менее двух часов, когда Коулт решил все-таки прокатиться до ранчо. Приехав, он обнаружил Кэсси разбирающей вещи.

– Какой сюрприз, помощник шерифа Фрейзер! Каким ветром вас занесло на ранчо Лейзи-Би?

– Несмотря на плохую карму, источаемую мной, я тревожился за тебя и за детей.

Она усмехнулась:

– Сражающихся с ломающимися лестницами и ужасно вонючими скунсами.

Он коротко рассмеялся и сказал:

– Ладно, ладно, я придумал не очень удачный повод.

– На другой день после того, как я рылась среди вещей, подыскивая для тебя кое-что из одежды, я вдруг поняла, что многие из этих вещей больше нам никогда не понадобятся, поэтому я решила сложить и убрать их.

– И это та самая важная причина, из-за которой ты приехала на ранчо сразу же после так всех напугавшего появления индейцев?

– Что делать, ведь я решила отдать завтра все эти вещи в благотворительный церковный фонд, – ответила Кэсси.

– А где же сорванцы? Что-то я не заметил их, когда подъезжал к ранчо.

Она кивнула в сторону окна:

– Там, у подножия холма, они собирают полевые цветы для своих матерей. Не правда ли, как это трогательно!

– Возможно, они занимаются этим, потому что таким образом они утоляют свое стремление совершать что-нибудь вредное и разрушительное, например, вредить матери-природе.

– Коулт, неужели ты в самом деле, считаешь их такими плохими, как ты о них отзываешься? – резко проговорила Кэсси.

Он расхохотался:

– Конечно, нет! Но я не хочу, чтобы они догадались об этом. Впрочем, в таком виде они тебе больше нравятся. А как насчет тебя, Кэсси? Когда ты откроешь свои настоящие чувства?

– А я никогда их не скрывала. Дети знают, что я обожаю их.

– При чем здесь дети? – Коулт развернулся и вышел из дома.

Кэсси из окна увидела, как он идет к холму. Если бы кто-нибудь спросил ее, что в нем привлекает ее больше всего после его красивого лица, мускулистого телосложения, добродушного смеха, то она должна была бы признать – его походка. Он всегда ходил ровно и легко, никогда не наклоняясь и не горбясь. Такая походка, казалось, говорила: «Смотрите, я действительно тот, кем кажусь на самом деле».

Сэм и Боуи подбежали к нему, как только его увидели.

– Я так полагаю, вы пришли, чтобы проследить, чем мы здесь занимаемся, – сказала Сэм.

– Верно, всего лишь хотел убедиться в том, что вы не разжигаете новую войну с индейцами, – ответил Коулт.

– Клянусь вам, помощник шерифа, мы ничего такого и не замышляли.

– Вы опять думаете посадить нас в тюрьму? – с тревожным видом спросил Боуи.

– Я подумывал об этом, но я не вправе это решать.

– Бьюсь об заклад, что вы снова нас дразните, – ухмыльнулась Сэм.

Внезапно глаза у нее сделались круглыми, и она указала пальцем на землю:

– Вон! Гляди, змея! Давай уйдем отсюда.

Коулт побледнел, когда увидел желто-коричневого цвета змею, скользящую в траве, ее раздвоенный язык высовывался наружу. При взгляде на ее хвост с подобием роговых колец на самом конце Коулт побледнел.

– Пошли, Пити, – позвал брата Боуи.

– Слинки! – весело воскликнул Пити и устремился к змее.

Коулт замер, услышав ее жуткий, грозящий смертью звук, издаваемый хвостом. Гремучая змея. Стук сердца отзывался в его ушах с не меньшим гулом, чем зловещее предупреждающее змеиное потрескивание. Свернувшись кольцом, она направила свою плоскую голову и блестящие глазки на Пити как на самого близкого к ней человека.

Коулт прыгнул вперед и оттолкнул мальчика в сторону, и как раз вовремя змея бросилась, но Коулт выстрелом снес ей голову.

Застывшие на своих местах Сэм и Боуи теперь подошли ближе и уставились на останки гремучей змеи. Разинув от удивления рот, Сэм взглянула на неподвижного и все еще держащего револьвер в руке Коулта.

– Это был самый быстрый выстрел, который я когда-либо видела, – сказала девочка с явным уважением.

Но к ним уже быстро подбегала Кэсси.

– Я услышала выстрел. Что случилось?

Увидев лежавшего на земле Пити, она с испугом взглянула на мертвую змею, а затем снова на мальчика:

– Боже мой, она его укусила?

Тревога, явно прозвучавшая в ее голосе, вывела Коулта из оцепенения, он сунул револьвер назад в кобуру.

– Нет, – успокоила ее Сэм, тут Пити вскочил с земли и кинулся в объятия Кэсси, – помощник шерифа спас Пити от укуса змеи.

Кэсси крепко обняла мальчика. Слезы блестели на ее глазах, когда она повторяла:

– Боже мой! Боже мой!

Захлебываясь от восторга, двое старших детей рассказали Кэсси обо всем, что случилось. Когда они закончили, она обернулась и увидела, что Коулт, отойдя в сторонку, сидит в одиночестве.

– Сэм и вы, мальчики, ступайте в дом. Я приготовила для вас там печенье с молоком. Мне надо кое о чем поговорить с Коултом.

Глава 22

Как только дети убежали, Кэсси подошла к Коулту и присела рядом с ним, ласково ему улыбнувшись.

– Однажды ты упоминал о том, что боишься змей. Несмотря на это, ты рисковал жизнью, чтобы спасти Пити. С твоей стороны это очень благородно.

– Не напоминай мне об этом, – проворчал Коулт, явно содрогаясь от пережитого. – Я страшно не люблю змей, живых или мертвых.

– Думаю, что большинство из нас чувствует то же самое, – сказала она, поглаживая его по руке, как бы успокаивая. – Но я никогда не видела тебя в таком состоянии. Наверное, за твоей ненавистью к змеям скрывается что-то еще. Расскажи, Коулт. Неужели тот, кого ты любил, умер от укуса змеи?

– Я был немного старше Пити, когда моего брата укусила гадюка-медянка. Среди нас он был самым старшим, и мы все очень любили его. Я тогда сидел у его постели, держа его за руку, плача и молясь, чтобы он не умер.

У Кэсси заныло сердце.

– О, Коулт, извини меня. Если это так мучительно для тебя, можешь дальше не рассказывать.

Казалось, он не слышал ее, словно все еще блуждал в своих воспоминаниях, вызванных испугом.

– В эти опасные секунды та давняя сцена промелькнула в моей памяти, мне стало опять страшно. Но тогда старший брат Уилл отбросил меня в сторону, и укус змеи достался ему, укус, который предназначался мне.

– Но ведь он не умер, – встрепенулась Кэсси. – Ты же сам говорил, что твой брат Уилл живет в Виргинии.

– Он не умер. Но память об этом осталась, с тех пор я не выношу змей.

– В таком случае твой поступок, когда ты спасал Пити, еще более смелый.

Коулт покачал головой:

– Никак не могу поверить, я столкнулся лицом к лицу с гремучей змеей.

– А я могу. Я даже думаю, что ты ради того, чтобы спасти чью-то жизнь, не побоишься столкнуться с самим Люцифером.

– Вы слишком мне льстите, мисс Брейден. Я не святой.

– Но ты тот человек, который ставит интересы других людей превыше своих собственных. Подобно моему отцу.

Удивительно все то, что ты сделал для Джеффа. Я никогда прежде не видела, чтобы брат чувствовал себя так уверенно. Мы все так благодарны тебе.

– Меня удивляет, что Джефф обо всем вам рассказал, ведь он клялся сохранить все в тайне.

– Он ничего нам не говорил. Просто однажды утром я поехала следом за вами.

– Ты кому-нибудь рассказала об этом?

– Только Кэти. У нас с ней нет друг от друга секретов.

– Но ведь это тайна Джеффа, так пусть она останется между нами. А если он захочет, тогда и расскажет.

– Даю тебе слово.

Коулт положил свою голову ей на колени и почувствовал, как напряжение покидает его тело. Он ощущал покой, глядя на величественные холмы, виднеющиеся вдали. Неподалеку от них раздался веселый детский смех.

– О, они, кажется, что-то затеяли, – сказал он.

– Коулт, а ты любишь детей? – задала вопрос Кэсси, проводя ласково пальцами по его волосам.

– Никогда не думал об этом. Могу даже признаться, что за последние пять лет я вообще видел вокруг себя мало детей. – Он немного помолчал. – Я люблю детский смех, их такие невероятно маленькие пальчики на руках и ногах, когда они рождаются. Мне нравится, как они пугаются и приходят в восхищение, когда следят за муравьем или за выходками клоуна в цирке. Мне нравится огонек любопытства в их глазах, когда они открывают для себя что-то новое. Но больше всего мне нравится в них то, что они верят в Санта-Клауса.

– Когда-нибудь ты станешь замечательным отцом.

– Кто знает? Может быть, когда-нибудь стану. – Он окинул взглядом даль. – Какой прекрасный край, Кэсси. Нет ничего удивительного в том, что ты любишь свое ранчо.

– Что? Ты хочешь сказать, что этот край не менее красив, чем волнистые зеленые холмы твоей любимой Виргинии?

– Зеленый цвет Виргинии мягкий, пасторальный, тогда как здесь все резко, драматично. Взгляни на эти горные вершины, утесы, ущелья, которые проделали в граните время и эрозия. Это совершенно два разных пейзажа, но оба они чудесны.