— Я не собираюсь превращаться в белоручку! — возмутилась Джин.

Однажды она спросила Ангуса о том, какой он видит их будущую совместную жизнь.

— Тебе будет чем заняться помимо уборки и стирки, — ответил он довольно резко. — Домашняя работа — для слуг. Да и я не собираюсь торчать на ферме круглый год. Мы с тобой съездим в Лондон, будем наезжать в Эдинбург. А там, кто знает, может, и в зарубежное путешествие отправимся.

Джин понимала, что столь грандиозные планы должны, по мнению Ангуса, привести ее в восторг, но что-то мешало ей радоваться от чистого сердца. Она чувствовала в словах Ангуса непонятный ей скрытый смысл. Его честолюбивые планы были ей чужды, Джин хотелось радоваться жизни, радовать Ангуса. Но Ангусом двигали непомерные амбиции. В тот момент она промолчала, решив не спорить с женихом, но скоро получила наглядное подтверждение своим наихудшим подозрениям. Она увидела, как ведет себя Ангус с джентльменами, приезжавшими в их края на сезонную ловлю лосося. Увидела и расстроилась. Иначе чем подобострастным его поведение трудно было назвать. Да, ее Ангус заискивал и даже пресмыкался перед всеми, кто занимал более высокое положение в обществе, чем он сам.

Тогда впервые в жизни Джин сравнила своего жениха с покойным отцом. До сих пор она всецело доверяла Ангусу и смотрела на него влюбленными глазами, восхищаясь каждым его словом и поступком, а теперь увидела его в истинном свете. Да, ее жених был хорош собой, это правда. Но в нем не было той внутренней культуры, которая прививается из поколения в поколение и которая в ее семье была совершенно естественной. И напрасно она пыталась убедить себя, что все это пустяки и она все равно любит Ангуса и будет любить его всю жизнь. Тут же перед глазами возникали увиденные картины: Ангус, нелепо размахивающий руками и суетящийся возле приезжих господ, и те, спокойные, уверенные в себе, без тени рисовки или позы. Просто стоят и со снисходительным видом слушают его болтовню.

После смерти тети ее дом выставили на продажу, и до отъезда в Лондон Джин некоторое время жила в доме их бывшей служанки Энни, которая когда-то убиралась в доме священника. Именно от Энни она и узнала о существовании Элизабет.

— Подумайте хорошенько, мисс Джин, — сказала ей как-то раз старая женщина, — разумно ли с вашей стороны бросать жениха и уезжать бог знает куда!

— Конечно, разумно! — возразила ей девушка. — Ты же отлично понимаешь, Энни, почему я это делаю. И потом, я не собираюсь навечно оставаться в Лондоне. Заработаю немного денег и сразу же назад, домой. Вы еще меня не узнаете, какой нарядной я сюда вернусь.

— На вашем месте я бы никуда не ездила! — пророчески изрекла Энни.

— Это почему же?

— А потому, что ваш Ангус — красавчик хоть куда и сам это знает. Да и не вы одна по нем сохнете. Есть и другие, кто ради этого парня готов на все.

— И кто же эти другие?

— Кто-кто? Да взять хотя бы ту же мисс Элизабет Росс. Дня не проходит, чтобы она не появилась у нас в деревне, и обязательно заглянет на ферму. Уж она-то точно не станет терять время даром, когда вы отъедете в столицу.

— Глупости ты несешь, Энни! — рассмеялась Джин. — Я прекрасно знаю, о ком ты говоришь. Эта женщина намного старше Ангуса. Да и полковник Росс едва ли обрадуется, если его дочери взбредет в голову выйти замуж за фермера.

— Ну уж если женщине что втемяшится в голову, станет она кого-то слушать, как же! — проговорила старая служанка и больше не стала распространяться на эту тему.

Но ее последние слова засели в памяти Джин, и она даже почувствовала укол ревности к своей потенциальной сопернице. Впрочем, когда она напрямую спросила у Ангуса об Элизабет Росс, то услышала в ответ, что ее дружеские визиты на ферму ему очень приятны.

— Она очень добра ко мне. И только благодаря ее стараниям старый полковник позволяет мне денек-другой побродить с ружьем по его угодьям, когда сам не охотится. Они очень славные люди, Джин. Именно с такими людьми мне и хотелось бы общаться в будущем.

В глубине души Джин отлично понимала, что полковник Росс, владелец огромных лесных угодий, который приезжает в Шотландию лишь в сезон охоты, едва ли снизойдет до общения с простым фермером и его женой. Но к этому времени она уже успела понять, как тщеславен ее будущий муж, а потому не стала ему возражать.

Тем не менее когда на следующий день Джин увидела Элизабет Росс, сидевшую в машине, то посмотрела на нее с нескрываемым любопытством. Женщина не показалась ей красивой. К тому же жесткие складки в уголках тонких губ, накрашенных алой помадой, придавали ее лицу хищное выражение.

Пристальное внимание Джин не осталось незамеченным. Элизабет вдруг повернулась в ее сторону и взглянула на нее в упор. При этом — или это только померещилось Джин? — выражение ее лица стало еще более хищным, а губы сжались еще плотнее, превратившись в одну узкую полоску. Это был откровенно враждебный взгляд. Но Джин, памятуя о словах Ангуса, приветливо улыбнулась ей. Однако Элизабет отреагировала на эту улыбку странным образом: она гордо вскинула голову, а потом резко отвернулась и тронула машину с места. Джин рассеянно смотрела ей вслед. Ей показалось, что в одно мгновение ясный солнечный день померк. Настроение у нее испортилось, ясно было, что Элизабет невзлюбила ее с первого взгляда. Да, но за что?

Это, наверное, лишь ее фантазии, пыталась убедить себя Джин, ведь мисс Росс даже не знает, кто я. Но это были пустые отговорки. В деревне все всегда и всех знают, по крайней мере хотя бы в лицо. Джин вернулась в дом Энни в полной растерянности, не зная, что и подумать. Но когда на следующее утро за ней заехал Ангус, чтобы отвезти ее на станцию, она сочла за лучшее промолчать и не стала рассказывать ему о встрече с Элизабет.

— Не уезжай! — взмолился Ангус, когда они поджидали поезд, стоя на платформе.

И Джин, почувствовав всю искренность его слов, уже готова была сдаться. Ведь еще не поздно все отменить. Достаточно ей сказать, что она передумала и не поедет в Лондон, и Ангус тут же подхватит ее чемодан и отвезет обратно, в дом к Энни. А на следующей неделе они поженятся, и все у них будет прекрасно. Слова уже были готовы сорваться с ее языка, но что-то остановило ее в самый последний момент. Внутренний голос уже в который раз сказал ей, что она не может вступить в дом мужа вот так, с пустыми руками.

А потом словно из далекого прошлого до нее долетел скрипучий голос тети, которая не уставала повторять: «Если бы я тебя не подобрала из жалости, ты бы сейчас прозябала в сиротском приюте. Так что еще скажи спасибо, что я тебя кормлю и одеваю. А где благодарность? Хотя бы отработай за то, что живешь у меня на всем готовом».

Нет, она никогда в жизни больше не допустит, чтобы ее так унижали и попрекали куском хлеба! Никогда!

Раздался гудок паровоза. Приближался поезд. Джин не могла сдержать слез. Когда состав подъехал к платформе, сотни разноцветных радуг плясали у нее перед глазами.

Погруженная в свои невеселые мысли о прошлом, Джин стояла, устремив невидящий взгляд в письмо Ангуса. Спохватившись, она увидела, что Толли терпеливо ждет ответа.

— О, простите меня! — воскликнула она встревоженно. — Задумалась о своем… Мне жаль…

— Вот жалеть не надо! — решительно перебил ее Толли. — Сейчас мы разработаем план ответных действий и незамедлительно приступим к его реализации. Итак, когда ваш молодой человек собирается объявить о помолвке с той, другой?

— Не знаю. Об этом в письме ни слова. Он просто написал, что Элизабет Росс хочет, чтобы он на ней женился.

— Отлично! — воскликнул Толли, полностью проигнорировав новый приступ слез, из-за которого Джин едва закончила фразу. — Нам следует очень постараться, чтобы опередить их и успеть объявить о нашей помолвке первыми.

— Но это же невозможно! — вяло запротестовала Джин. — Я не могу…

— Возможно! — не дал ей договорить Толли. — Выслушайте меня, прошу вас! Ваши друзья только порадуются за вас, поверьте мне! Да и тех двоих вы оставите в дураках. Кстати, как зовут эту женщину? Элизабет Росс, кажется?

— Да, но…

— Все! Больше никаких «но»! — отрезал Толли. — Сейчас мы пошлем вашему приятелю телеграмму с сообщением о помолвке, и упомяните, что все подробности будут изложены в письме, которое вы отправите следом. Да! И не вздумайте признаваться, что получили от него письмо. А свое письмо отправьте ему сегодня же вечером, но число поставьте вчерашнее. Невинная хитрость, не более того! Да и не станет он рассматривать штемпели на конвертах. А если не станет, то легко поверит в то, что его письмо вы еще не видели — оно могло задержаться в пути. Зная нерасторопность наших почтовых служб, удивляться не приходится.

— А телеграмма? Что в ней написать?

— Текст я сочиню сам. Где у нас тут бумага?

Толли повернулся к письменному столу и, схватив первый попавшийся под руку лист, стал быстро писать.

— Диктуйте фамилию и адрес! — бросил он, не оборачиваясь.

Девушка продиктовала адрес и замолчала. В комнате повисла гнетущая тишина. Толли писал, а Джин отчаянно пыталась собраться с мыслями, но они никак не хотели собираться и разбегались в разные стороны.

— Вот, готово! Слушайте! — воскликнул Толли и громко прочитал написанное: «Ангусу Мактавишу ферма Мур Глендейл. Сообщаю моей помолвке лордом Брори глубоко сожалею что не смогла сообщить раньше. Прости если сможешь. Все подробности письмом. Джин». Лично мне вот это очень нравится: «Прости, если сможешь». А вам?

— Нет! Такую телеграмму ни в коем случае нельзя отправлять!

— Почему же? Имея некоторое представление о нравах, царящих в провинциальных почтовых отделениях, не сомневаюсь: вся деревня узнает новость гораздо раньше, чем телеграмму прочитает ваш жених. А потому, какие слухи бы ни циркулировали в Глендейле по поводу его возможной помолвки с Элизабет Росс, наша новость перекроет им кислород, это совершенно точно. Словом, пальма первенства у нас.