— Признаюсь, об этом я не подумал! Знаешь, самое забавное, что я даже не заметил, как Джин привлекательна, пока над ней не поработал Мишель. Но, как я понимаю, она и сама все тебе рассказала.

— Да, она мне многое рассказала.

— А ведь хороший был план, правда? — с воодушевлением воскликнул Толли. — Я бы многое отдал за то, чтобы увидеть физиономию Мелии в тот момент, когда она открывает утреннюю газету, а там — сообщение о нашей помолвке!

Блеск!

Маргарет с сомнением покачала головой:

— Сынок, когда любишь человека, никогда не станешь делать того, что может его огорчить или обидеть. Ты сумеешь принять и то, что тот, кого ты по-настоящему любишь, будет счастлив не с тобой. А собственные переживания или страдания в этом случае отступают на второй план.

Толли бросил на мать удивленный взгляд.

— Ты правда так думаешь, мама?

— Да, милый! Поверь, ради счастья Стивена я пошла бы на любые жертвы.

— Но, мамочка, вы со Стивеном — это совсем другое дело! Помню, глядя на вас, я всегда мечтал о том, чтобы и мне выпала в жизни такая любовь, как у вас. И мы с моей избранницей были бы так же безоблачно счастливы друг с другом. Но, видно, такая необыкновенная любовь суждена немногим смертным. А я — самый обычный человек, и мне нравится девушка по имени Мелия. И если в один прекрасный день она согласится стать моей женой, то, поверь мне, все у нас будет хорошо.

Из груди Маргарет вырвался глубокий вздох.

— Ах, Толли, Толли! Разве же это любовь? В ваших отношениях с Мелией нет даже намека на любовь! Да, я согласна, Мелия — очень красивая девушка. Но захочешь ли ты провести рядом с ней всю свою жизнь? Будешь ли ты чувствовать себя одиноким, когда ее не будет рядом? Станешь ли ты ухаживать за ней, если она заболеет и будет немощной? Будешь ли ты счастлив с ней, если останешься без средств к существованию и тебе придется жить в скромном домике, делать всю работу по дому и не тяготиться этим, потому что все это делается ради нее? А когда она постареет, будешь ли ты любить ее так же, как любил в молодости? И что для тебя важнее: красота Мелии или ее душа? Во всяком случае, та часть ее души, которая принадлежит тебе навеки, составляя с тобой единое целое.

Маргарет говорила с такой страстью, что, казалось, каждое ее слово звенело в воздухе. На ее глаза навернулись слезы, но вот она притянула к себе сына и обняла его. Толли растерянно молчал.

— Сынок! — продолжала с горячностью Маргарет. — Если ты не испытываешь подобных чувств и, более того, если их не испытывает Мелия, то мой тебе совет — не женись на ней! Может статься, что в один прекрасный день ты встретишь именно такую девушку и захочешь связать с ней свою жизнь, но будет поздно. Потому что ты уже будешь женат на другой.

Толли нежно поцеловал мать в щеку.

— Какая жалость, мама, что этот разговор не состоялся у нас с тобой раньше!

— Да, ты прав! И это — моя вина! Уверена, Стивен тоже был бы мной недоволен. Он был человеком долга. Помнишь, как он заботился об имении? Он вкладывал всю душу в Грейстоунз! Во все вникал, во всем доходил до самой последней мелочи. Он хотел, чтобы имение сохранилось в том неизменном виде, каким оно было при жизни твоего отца.

— Мама, а вы с отцом были счастливы? — решился спросить Толли.

— Твой отец любил меня, — ответила она. — Он любил меня не менее сильно, чем Стивен. В его жизни я была той единственной женщиной, которая могла сделать его по-настоящему счастливым. Да, в моем отношении к нему не было той страсти, которую я испытывала к Стивену, но тут его вины нет. Так уж вышло по жизни. Впрочем, мне кажется, он даже не догадывался о том, что я чего-то недодаю ему по части чувств. Вообще твой отец не был склонен к самоанализу и не любил копаться в себе. Он был вполне доволен тем, что есть, наша жизнь представлялась ему идеальной. Я даже помню, как он однажды воскликнул: «Если бы кто-нибудь предложил мне задумать желание, я бы ответил: а зачем? У меня все есть!» Но мы с тобой, Толли, мы другие. Нам нужны горизонты, мы все время стремимся к чему-то вперед и вперед. Ты был еще совсем ребенком, но уже тогда ты вечно был чем-то неудовлетворен. Какой бы интересной и захватывающей ни была игра, ты отправлялся спать с надеждой, что завтра произойдет что-то еще более интересное и более захватывающее. Вот такие мы с тобой уродились, и ничего уж тут не поделать — натуру не изменишь. А поскольку я хорошо знаю и свою натуру, и твою тоже, то скажу тебе вот что. Ты не из тех, кто привык быть на вторых ролях или довольствоваться чем-то второсортным. А потому не торопись с окончательным решением. Ты еще встретишь свою настоящую любовь, и твое сердце подскажет тебе, что это она и есть. Поверь мне, все так и будет!

Некоторое время Толли сидел неподвижно.

— Спасибо, мама! — проговорил он и вдруг улыбнулся так по-детски широко и обезоруживающе, что стал похож на подростка. — А я-то думал, что давно вырос. Оказывается, еще нет.

Маргарет ласково потрепала его по щеке.

— Ты еще так молод, сынок, у тебя просто нет жизненного опыта. Ты мне сейчас напоминаешь ребенка, который приехал домой на каникулы, но вот прошло время и нужно возвращаться в школу, а ему ужасно не хочется. И у ребенка такой потерянный, такой несчастный вид, хотя конечно же он никому и никогда не признается в своих страхах и даже слезинки не прольет.

Толли подавил тяжелый вздох:

— Мама, давай вернемся в Грейстоунз. Честное слово, я говорю искренне.

— Тебе решать! Когда скажешь, тогда и поедем. Но вначале давай соберем осколки и наведем порядок в своих душах. Да и твой план… Нельзя оставлять начатое на полпути.

— Ты имеешь в виду Мелию? — ухмыльнулся Толли.

— Вообще-то я имею в виду Джин.

— А мы ее возьмем с собой. И я обязательно найду для нее работу. Хорошую работу!

— Вот и замечательно! И постарайся быть к ней внимательным. Эта девушка непохожа на всех тех молодых женщин, с кем тебе доводилось иметь дело раньше. Она ранимое, тонко чувствующее существо.

— Впервые слышу, мамочка, чтобы ты позволила себе недоброжелательно высказаться в адрес моих приятельниц, — рассмеялся Толли.

— Но, согласись, многие из них этого вполне заслуживают. А вот Джин не такая!

— Я знаю, мама. И мне очень жаль, что вчера я был резок с ней. Обязательно утром попрошу прощения.

Маргарет Мелтон поднялась с кровати сына. Она хотела сказать что-то еще, но в последний момент передумала.

— А теперь спать! Все решения откладываем до утра. Кстати, а что ты собирался делать утром?

— Вообще-то мы с Джеральдом запланировали лыжную прогулку. По-моему, он заметно прибавил в весе, вот я и пообещал погонять его до седьмого пота. Несколько дней таких упражнений, и Джеральд, уверен, снова придет в норму. Но к чаю мы обязательно вернемся. Если мы уйдем из отеля раньше, чем встанет Джин, позаботься о ней, ладно?

— Обещаю! — ответила Маргарет.

— Но я все же постараюсь перекинуться с ней парой слов, прежде чем мы отправимся в горы. И вот еще что! Пожалуйста, мамочка, выясни в разговоре с ней, какие у нее планы на будущее. Что она хочет делать, чем заниматься. Она работала у меня в офисе машинисткой, но мне кажется, она достойна лучшего.

— Согласна с тобой целиком и полностью! — Маргарет наклонилась и поцеловала сына в лоб. — Спи, мой хороший! Спокойной ночи!

Толли крепко обнял мать и прижался к ней, как делал еще в детстве.

— Спокойной ночи, мама! И спасибо тебе за этот разговор, мы так с тобой хорошо поговорили, как в старые добрые времена. Знаешь, у меня даже на душе прояснилось! Тучи развеялись, и впереди только свет.

— Так оно и есть, мой дорогой! Ведь ночь уже подходит к концу — скоро рассвет.

Маргарет мельком взглянула на часы на прикроватной тумбочке, и Толли так и не понял, имели ли ее слова буквальный смысл, или мать намекала на нечто иное. Возле двери она замешкалась на секунду, чтобы выключить свет.

— Спокойной ночи, сынок! — снова повторила она.

— Спокойной ночи, мама. И спасибо за то, что все поняла.

— А вот за это благодари Джин! Это она раскрыла мне глаза, — ответила Маргарет и вышла, прикрыв за собой дверь.

Глава двенадцатая

Джин возвращалась из Сент-Морица на санях. Лошадки, украшенные алыми султанами, важно кивали головами под богатой упряжью, и в такт их движениям позвякивали бубенцы под дугой. Их перезвон сливался в одну веселую мелодию, наполнявшую душу Джин такой радостью, что она готова была запеть во весь голос.

Она была счастлива. Так счастлива!

Толли постучался к ней в номер рано утром.

— Можно войти? — послышался его голос за дверью.

Джин даже вздрогнула от неожиданности. Она уже давно встала и оделась, намереваясь позавтракать как можно раньше с тем, чтобы еще раз обсудить с миссис Мелтон, стоит ли ей возвращаться в Англию прямо сегодня.

Как ни странно, она отлично выспалась, а потому утром события минувшего дня уже не представлялись ей такими ужасными и непоправимыми. Наступающий день тоже не сулил никаких вселенских катастроф. Словом, жизнь продолжается. Услышав голос Толли, Джин моментально вспыхнула и пролепетала едва слышно:

— Да-да, конечно!

Толли приоткрыл дверь:

— Можно? Извини, что так рано, но мы с Джеральдом собрались в дальний лыжный поход и сейчас уходим.

— Входи же! — проговорила Джин.

— О, да ты уже при полном параде! — воскликнул удивленный Толли. — Ну тогда все в порядке! Действительно можно!

Он улыбнулся, и Джин почувствовала, как у нее отлегло от сердца. Толли совсем не был похож на себя вчерашнего. Ничего общего с рассерженным молодым человеком, который сердито отчитывал ее, словно провинившуюся школьницу. В лыжном костюме светло-серого цвета он казался еще выше и стройнее. Ярко-синий шарф, небрежно повязанный на шее, эффектно подчеркивал холодную синеву его глаз. В руках он держал вязаную лыжную шапку и теплые перчатки.