Стеснительная Джин легко тушевалась в присутствии посторонних людей, но чувство собственного достоинства (шотландская кровь!) ей никогда не изменяло. До сих пор никто и никогда не смел оскорбить ее вот так, походя, дерзко и несправедливо!

— Напрасно вы заговорили о деньгах, мисс Мелчестер, — твердым голосом произнесла она. — Я пришла к вам, руководствуясь исключительно благом лорда Брори. Я совершенно искренне желаю ему счастья и хочу помочь. Он был добр ко мне, очень добр! Но ни о какой материальной компенсации и речи не было и быть не могло!

— Неужели? — Змеиная улыбка исказила лицо Мелии. — Ах да! Какая же я непонятливая! Вы ведь действуете во имя любви, не так ли?

Джин гордо вскинула голову и посмотрела ей прямо в глаза:

— Совершенно верно! Я действую во имя любви!

Она резко повернулась и вышла из комнаты. И только очутившись в пустом коридоре, она наконец осознала, что натворила. Она взлетела по лестнице и бросилась к себе. Ее трясло, щеки пылали. Пытаясь остудить внутренний жар, Джин прижала к лицу ледяные ладони. Мелия оскорбила ее! Она была жестока и груба, стараясь уязвить ее побольнее. Но не это потрясло Джин, ибо не это было главным. А главным было то, что Мелия сказала ей правду!

Джин обвела комнату невидящим взглядом. Она любит Толли! Вот правда! Она любит его всеми фибрами души, каждой частичкой изголодавшегося по любви сердца. Ее любовь к нему огромна, как океан, и безмерна, как Вселенная. Именно потому, что она любит его с такой силой и страстью, она и хочет помочь Толли обрести свое счастье… с другой. Наконец-то ей открылось, что такое настоящая любовь: безмерный восторг и невыразимая нежность, жертвенность и всепрощение. Да, она знает Толли всего лишь несколько дней, но разве время имеет значение, когда речь идет о любви? Любовь — это жизнь! Она перевернула все ее естество, наполнила каждую клеточку тела волнением и жаждой любви. В ее чувстве к Толли нет ни корыстного, ни низменного. За то счастье, которое он подарил, войдя в ее жизнь, она готова отдать всю себя. Она смирится со всем, уйдет, если надо, растворится в небытии, главное — чтобы Толли был счастлив.

Джин задумалась. В первый вечер пребывания в Сент-Морице, когда она восхищенно любовалась из окна красивым пейзажем, переживая состояние, похожее на возвышенный экстаз, — не было ли то проявлением ее любви к Толли? Любви, наглядно продемонстрировавшей ей, каким прекрасным может быть окружающий мир. Кстати, духовное просветление, снизошедшее на нее в тот вечер, ведь никуда не ушло. Приподнятое настроение, ощущение радости по утрам, когда она просыпается, и потом длящейся весь день, когда особым смыслом полнится каждая мелочь, каждый жест или слово. Да, теперь она понимает, в ней проснулась любовь. Разве она не счастлива от одной только мысли, что Толли рядом, что он здесь, дышит одним с ней воздухом и ходит теми же дорогами, что и она? Наверное, она влюбилась в него с первого взгляда. Потому с такой легкостью и вручила ему свою судьбу, согласилась исполнить его просьбу, даже несмотря на то что предложение его показалось ей поначалу весьма странным, если не сказать больше.

Джин прижалась разгоряченным лицом к оконному стеклу. Несмотря на плотно закрытые окна, холодный воздух проникал в комнату. Этот чистый свежий воздух хотелось вдыхать полной грудью.

— Ах, Толли, Толли! — проговорила Джин вслух и подумала: если бы он был сейчас рядом и приказал ей шагнуть в ночь, пойти в горы, она пошла бы не раздумывая, стала бы карабкаться на самую высокую вершину. Она не побоится даже замерзнуть в этом ледяном безмолвии!

Какой же она была слепой! Не понимала, что движет ею, откуда эта бьющая через край радость, не покидавшая ее все последние дни. Как это замечательно — любить!

Последний луч солнца скользнул по верхушкам гор и погас. В сумерках продолжала светиться лишь самая высокая скала, похожая на огромный золотой палец. Но вот и он померк. На смену свету пришла тьма.

— Вот так и моя жизнь без Толли превратится в одну сплошную тьму, — прошептала Джин, и внезапно ее охватил страх. А что она станет делать без него? Как будет жить дальше? Раньше, в вихре стремительных событий, она не задумывалась об этом. И вот сейчас она впервые попыталась представить себе, как будет жить одна, и вдруг почувствовала такое страшное, такое абсолютное одиночество, которого не испытывала даже в самые горькие минуты своей прежней жизни в Шотландии. «Тогда мне было легче, — думала она, — ведь я не теряла самое важное и дорогое. А сейчас у меня есть Толли. Но надолго ли?»

Цель остается неизменной: счастье Толли — вот главное! А Толли будет счастлив лишь тогда, когда снова заполучит свою Мелию. У нее, увы, разговора с Мелией не получилось. Та осыпала ее оскорблениями и выставила вон. И все же Джин по-прежнему верила, что сумеет помочь Толли. Она не будет сейчас думать о себе. Надо думать только о нем. Джин какое-то время отрешенно смотрела в окно, пока не почувствовала, что окончательно замерзла.

Отойдя от окна, Джин включила свет. Она огляделась, словно видела комнату впервые. Удобная кровать, большие зеркала, пушистые ковры на натертом до блеска паркете. Разве могла она представить себе, что будет жить хоть недолго в такой роскоши? Она окинула взглядом вещи, которые подарил ей Толли. Красивый халат на стуле, щетки для волос, разложенные на туалетном столике, изящная сумочка на комоде. Все это Толли купил специально для нее, и отныне и навсегда эти вещи будут связаны с ним. Всякий раз, беря их в руки, она будет думать о нем. А для него она — всего лишь средство для достижения желанной цели, оружие, которое он не задумываясь пустил в ход в начатой войне, объявленной другой женщине.

Что же ей делать? В голову пришла безумная мысль. А что, если забыть обо всех договоренностях и самой попытаться завоевать Толли уже для себя?!

— Предположим, я сумею добиться его расположения, — прошептала она чуть слышно. — И он поймет, как сильно я его люблю.

«Глупости! — тут же отрезвил ее холодный голос рассудка. — Разве можно сравнить тебя с Мелией? И разве мужчина, влюбленный в Мелию, обратит внимание на такую простушку, как ты?» «Нет! — тут же сказала себе Джин. — Я не сделаю этого!» Толли обратился к ней за помощью. А коль так, то она должна помочь ему.

— Я обязана быть честной по отношению к нему! — вслух сказала она.

И, гордо вскинув подбородок, Джин вышла из комнаты.

Джеральд проявил завидное терпение, ожидая Джин. Он так и сидел на диване в том углу, где она и оставила его.

— Ну наконец-то! — воскликнул он. — Я уже было подумал, что вы не придете! А я просто умираю от жажды!

— Бога ради, Джеральд! Простите мое опоздание, — сказала Джин. — Не надо было ждать меня. Заказали бы чай себе!

— Настоящие джентльмены так себя не ведут! — с усмешкой ответил Джеральд, жестом подзывая к себе официанта. — Что вам заказать? Рогалики с маслом, булочки или вон те аппетитные пирожные?

— Давайте закатим самый настоящий пир! — улыбнулась Джин. — И рогалики, и булочки, и пирожные! Я умираю от голода.

— Я тоже! А потому гуляем! — поддержал ее Джеральд.

Гостиная была полна. К пятичасовому чаю подтягивались не только постояльцы гостиницы, но и местные жители. Они заглядывали в буфет, чтобы полакомиться свежей выпечкой и вкусными пирожными, а заодно и послушать музыку.

— Прекрасно выглядите! — наклонился к Джин Джеральд, когда она разглядывала публику.

— А вы, оказывается, щедры на комплименты! — Джин попыталась настроиться на шутливый лад. Но нервы у нее были словно оголены. Она с замиранием сердца ожидала появления Толли. Какой будет их первая встреча после того, как ей раскрылась тайна ее же собственного сердца? Как она посмотрит на него, что скажет?

Подали чай, но Джин поняла, что от волнения не может даже прикоснуться к еде.

— Вы устали? — забеспокоился Джеральд. — В первые дни с новичками такое случается. Да и горный воздух, он ведь разрежен, а потому надо время, чтобы акклиматизироваться в здешних местах.

— Нет, со мной все в порядке! — заверила его Джин. — Просто… просто мне вдруг расхотелось есть.

И в этот момент она увидела Толли. Он медленно шел через гостиную, направляясь к ним. Вот он приблизился, и по холодному блеску его глаз Джин с замиранием сердца поняла, что Толли очень зол, нет, больше чем зол — он взбешен. Он подошел к столу, рывком подвинул стул и сел напротив Джин. После чего измерил Джин долгим свирепым взглядом и спросил, едва сдерживая гнев:

— Какого черта ты потащилась к Мелии?

Глава десятая

Маргарет Мелтон лежала в темноте, заложив руки за голову. Мысли ее лихорадочно метались. Она устала, выбилась из сил, но знала совершенно точно, что снова не заснет до утра. Приступы бессонницы стали одолевать ее все чаще, и она смирилась, оставив всякие попытки побороть их даже с помощью снотворного.

В свое время она чудом не потеряла рассудок, узнав о гибели Стивена. Врачи, чтобы хоть как-то облегчить ее страдания, прописывали ей сильнейшие снотворные препараты. Вначале Маргарет следовала рекомендациям врачей, набрасываясь на таблетки с одним желанием: забыться и уснуть, не помнить хотя бы несколько часов о том, что произошло. Но скоро Маргарет обнаружила одну пугающую закономерность: сон давал ей короткую передышку, но, просыпаясь, она чувствовала себя еще более несчастной, а ее душевные муки только усиливались. К тому же воздействие лекарств возымело и обратный эффект: Маргарет постоянно пребывала в некой прострации, а ее подавленное состояние грозило перерасти в затяжную депрессию. Видно, ее горе, обернувшееся таким душевным надломом, нельзя было исцелить с помощью врачей. А потому в один прекрасный день она отказалась и от врачей, и от лекарств. Разве можно таблетками заглушить боль утраты?