— Господи! — взмолилась она. — Помоги мне! Помоги мне сохранить благоразумие. Помоги остаться такой, какая я есть!

Затем она подошла к дверям миссис Мелтон и тихо постучала.

Мать Толли сидела в кресле с закрытыми глазами. При виде Джин она встрепенулась, и девушка поняла, что женщина не дремала, а скорее блуждала мыслями в далеком прошлом. Ее приветственная улыбка получилась несколько натянутой.

— Уже готова? Так скоро! А я вот замешкалась! Сейчас помою руки, и пойдем вниз. Толли нас уже, наверное, заждался.

Миссис Мелтон скрылась в ванной комнате. Джин обвела взглядом номер. Он уже не выглядел нежилым, присутствие новой постоялицы проступало даже в мелочах. На кровать был брошен красивый ночной халат из пурпурного бархата, такого же цвета шлепанцы выглядывали из-под кровати. На туалетном столике были разложены расчески и щетки для волос в оправе из розовато-лиловой эмали, легкая кружевная накидка, источающая тончайший запах дорогих духов, небрежно брошена на спинку стула. На прикроватной тумбочке — стопка книг, а за ними — фотография в рамке.

Конечно же это снова был Стивен Мелтон. Но фотография была другой. Это был портрет, сделанный в студии. В отличие от первого у Джин снимок не вызвал никакого волнения. Разве что она еще раз отметила про себя, что муж Маргарет был хорош собой. Обаятельное умное лицо, во всем облике ощущается значительность, достоинство и сила. «Конечно же я просто нафантазировала тогда, — снова сказала себе Джин, — будто он хочет мне что-то сообщить. Какие глупости!» Но в ту же минуту она поняла, что здравый смысл снова отступает и возвращается предчувствие некой тайны.

Надо бы при случае спросить у Толли, много ли времени проводили его мать и отчим в доме на Беркли-сквер. Впрочем, вряд ли такой вопрос будет уместен в ее устах.

Говорят, стены обладают способностью впитывать настроение живущих в них людей. Не этим ли объясняются ее странные ощущения в спальне миссис Мелтон, пока она разглядывала фотографию Стивена? При желании всему можно найти логическое объяснение. Но Джин оно нисколько не убедило. Она точно знала: в спальне миссис Мелтон, поражающей воображение своей изысканной роскошью, случилась беда. Произошло что-то такое, что трудно описать словами. А потому ее тревожное волнение, причины, по которым она оказалась в доме на Беркли-сквер, — все это не имеет никакого отношения ни к самому портрету, ни к тем чувствам, которые фотография пробудила в ней.

Что это было? Почему одна фотография этого человека привела ее в такое волнение, а другая оставила равнодушной? Ответа у Джин не было. Одно она знала точно: некий рок витал в той комнате. В детстве ей пришлось пережить подобные ощущения, о которых она, взрослея, просто забыла.

Погруженная в свои мысли, Джин не заметила, как в комнату вернулась миссис Мелтон:

— Вот и я! Прошу прощения, что заставила вас ждать, дорогая!

Голос ее звучал очень странно, и от неожиданности Джин даже вздрогнула. И одновременно страшно смутилась, будто ее застали за подглядыванием в замочную скважину. Она поспешно отвернулась от фотографии, но по выражению лица миссис Мелтон увидела — та поняла, что именно Джин так пристально изучала. Впрочем, мать Толли не проронила ни слова. Она лишь своей легкой, почти воздушной походкой пересекла комнату и, подойдя к тумбочке, без единого слова перевернула фотографию вниз лицом. В первую минуту Джин растерялась, а потом почувствовала, как кровь ударила ей в лицо. А потому она выпалила первое, что пришло ей на ум:

— Прошу простить меня. Я увидела этот портрет и подумала, как он не похож на ту фотографию, которую я видела у вас в доме на Беркли-сквер. Словно два разных человека!

И только тут она вспомнила, как Джеральд строго-настрого предупреждал никогда не упоминать имени Стивена Мелтона в присутствии его вдовы. Ах, она многое отдала бы сейчас, чтобы вернуть свои слова обратно! Но, как говорится, поезд ушел, и слово было сказано. Наступила пауза — этакое затишье перед бурей. Джин даже померещилось, что прямо над ее головой витает зловещая черная туча и сейчас на нее обрушатся громы и молнии. Миссис Мелтон выпрямилась во весь рост и замерла неподвижно, словно изваяние. Прошла минута, показавшаяся Джин вечностью.

— Ничего не понимаю! — наконец проговорила женщина страдальческим голосом. — О какой фотографии речь?

Отступать было некуда, и Джин, чувствуя, что увязает все глубже и глубже, пролепетала испуганно:

— Та… что стояла в спальне, возле вашей кровати, где я переодевалась. Меня туда Толли отвел, и я… я заметила…

— Какая фотография? — требовательно спросила у нее миссис Мелтон. Судя по всему, ее в первую очередь интересовала именно фотография. Все же остальное было воспринято как неуместная болтовня.

— Любительский снимок. Полковник Мелтон смотрит прямо в камеру.

Из груди миссис Мелтон вырвался тяжелый вздох, похожий на стон:

— Так вот она где! А я ее обыскалась! Перевернула вверх дном весь дом, но так нигде и нашла.

Она снова замолчала. В комнате повисла угнетающая тишина. Джин даже испугалась, что миссис Мелтон может услышать, как бешено колотится сердце в ее груди. Но, бросив взгляд на мать Толли, она поняла, что женщина, занятая собственными переживаниями, ничего не слышит и не видит. Она стояла посреди комнаты, нервно сцепив руки с такой силой, что костяшки пальцев стали белыми. Потом вдруг стремительно метнулась к изголовью кровати и схватила с тумбочки перевернутую фотографию. Некоторое время миссис Мелтон сосредоточенно разглядывала портрет, и в ее глазах было такое отчаяние, что Джин с трудом сдержала подступившие слезы.

Миссис Мелтон медленно повернулась к Джин:

— Спасибо за то, что рассказали! Мне так нужна эта фотография! Это то немногое, что у меня осталось.

Она говорила едва слышно, и голос ее звучал неестественно безучастно, но в нем слышалась такая тоска и такое безысходное одиночество, что Джин стало страшно.

— Что ж, нам пора! — словно стряхнув с себя наваждение, сказала миссис Мелтон будничным тоном и, не дожидаясь ответа, вышла из комнаты.

Джин молча последовала за ней. Так, не говоря ни слова, они миновали длинный коридор, устланный пушистым ковром, и спустились вниз. Джин было безумно жаль эту красивую и несчастную женщину.

Мужчины ждали их в гостиной. Устроившись на широком диване, они неспешно потягивали ликер. При виде дам Толли поднялся:

— Ну наконец-то! А я уже подумал, что вы решили обойтись без кофе и отправились спать.

— А нам показалось, что мы собрались буквально за пару минут! — беззаботным тоном ответила ему Джин, старательно изображая оживление.

Она тараторила без умолку, чтобы дать время миссис Мелтон прийти в себя. Мать Толли молча опустилась на диван на место сына и, не говоря ни слова, взяла чашку с кофе, которую протянул ей Джеральд.

— Немного ликера? — предложил он.

— Нет, лучше бренди!

Толли бросил на мать удивленный взгляд, но предпочел промолчать. Он молча пододвинул к столику кресло для Джин и сел рядом. Джин взяла кофе, отказавшись от ликера.

— Мне нравится твой наряд! — одобрительно заметил Толли.

Джин подняла глаза и улыбнулась ему, но улыбка тут же сбежала с ее лица. Она увидела, что взгляд Толли устремлен в противоположный конец гостиной. «Так вот что значит его высокая оценка шедевра Мишеля Сореля», — догадалась она. Джин стало понятно, почему он так нервничал, что они с миссис Мелтон задерживаются. Из дверей столовой потянулись первые пары. Сейчас появится и Мелия, а значит, вся эта тщательно выстроенная мизансцена рассчитана именно на нее. Он уже заранее предвкушал тот эффект, который произведет на мисс Мелчестер их появление здесь. Пожалуй, она будет сражена наповал! Джин вдруг почувствовала прилив раздражения против Толли. В жизни столько всего важного и значительного, а он готов бегать по всему свету за девушкой, которая, видите ли, не желает выходить за него замуж. И это мужественный, сильный, умный и красивый человек! И мать у него — замечательная, хотя и страдающая женщина. Так стоит ли эта красавица его внимания и усилий? Разве мало ему тех благ, коими столь щедро одарила его судьба? Но не успела Джин мысленно ответить на свои же вопросы, как ей был дан ответ.

Двери столовой распахнулись, и в гостиной появилась мисс Мелчестер. Джин в первую же секунду догадалась, что это она. Поняла по напряженному выражению лица Толли, по тому, как медленно растянулись в приветственной улыбке губы Джеральда.

— Неужели это Мелия? — вполне искренне удивилась миссис Мелтон. — Вот уж не думала встретить ее здесь.

Впрочем, Джин реплика миссис Мелтон показалась немного наигранной. Разве можно перепутать эту сногсшибательную красавицу с кем-то еще? Действительно, Мелия Мелчестер была божественно хороша в вечернем туалете из серебристого шелка. Длинная юбка струилась и ниспадала до самого пола. Обнаженные плечи прикрывала накидка из изумрудного бархата, отороченная серебристым мехом чернобурки. Ее темноволосую головку украшала орхидея зеленого цвета. Других украшений на мисс Мелчестер не было. Бледное лицо, на котором полыхали огнем ярко накрашенные губы и светились огромные, как темные таинственные озера, карие глаза. Мелия небрежно обвела взглядом гостиную и вдруг заметила Толли.

«А вот это уже похоже на спектакль», — подумала Джин, даже забыв о том, что ей тоже отведена в этой пьесе одна из главных ролей. Итак, герои пьесы на сцене, а вся остальная публика, собравшаяся в гостиной, — это всего лишь зрители. Спектакль начинается!

Лицо Мелии оставалось непроницаемым. И неспешная ее походка, какой она следовала за матерью, осталась такой же величавой. Разве что нервное движение рук, когда она поплотнее запахнула на себе накидку, словно ей вдруг стало холодно, выдало внутреннее волнение Мелии. Леди Мелчестер решительно продвигалась вперед, явно не замечая никого вокруг, пока наконец не приблизилась вплотную к ним. И тут ее взгляд упал на миссис Мелтон. Она уставилась на нее остекленевшим от удивления взглядом и тоже, хоть и с опозданием, зафиксировала присутствие Толли. Поколебавшись какую-то долю секунды, дама с чисто американским упрямством ринулась напролом: