Итак, Толли и Джин остались поджидать Джеральда в машине, а тот отправился улаживать дела с хозяйкой пансиона. Минут через пятнадцать он вернулся назад с небольшим дешевым чемоданчиком в руке, в который уместились все нехитрые пожитки девушки.

— Я дал хозяйке десять шиллингов, чтобы она упаковала ваши вещи, — сообщил он Джин. — По-моему, она была просто счастлива.

— Еще бы! — улыбнулась девушка.

— А она, мне кажется, славная женщина. Как вам жилось у нее? Хорошо следила за порядком?

— О, у нее редко доходили руки до нашего четвертого этажа, — рассмеялась в ответ Джин. Как объяснить этим двум молодым людям, да и вполне ли они поймут ее, что собой представляет жизнь в дешевом пансионе, где полно людей и где всю работу по дому тащат на своих плечах сама хозяйка и всего лишь одна служанка ей в помощь?

— Итак, можем трогаться в путь? — обратился к ним Толли, включая двигатель машины.

— Да! — сказал Джеральд. — И берите курс прямо на Вустер! Обо мне можете не беспокоиться. Я доберусь до Вест-Энда на такси.

Толли глянул на часы на приборной доске.

— Уже девять часов вечера. Пожалуй, ты прав, Джеральд. Нам как минимум три часа пути. Но ты не будешь в обиде, если мы бросим тебя здесь одного?

— Не волнуйся, не буду!

— Вот и замечательно! Завтра мы вернемся, а ты пока занимайся газетчиками.

— Займусь-займусь! Не переживай! Спокойной вам ночи и счастливого пути.

Толли включил зажигание, и машина тронулась. Джеральд помахал шляпой им вслед.

— А как ваша матушка отнесется к тому, что мы явимся к ней в дом среди ночи? — спросила Джин, прислушиваясь к ровному гудению мотора. Машина стремительно набирала скорость.

— Для моей матери двенадцать часов — это еще не ночь.

Такой ответ удивил Джин, но она постеснялась продолжить расспросы. Хотя теперь, когда они остались наедине с Толли, а в салоне автомобиля было так тепло, уютно и царил полумрак, все как нельзя лучше располагало к разговору. А потому она набралась храбрости и все же задала свой следующий вопрос:

— А ваша матушка не станет возражать, когда вы ей все расскажете? Я имею в виду, обо мне.

— Возражать против нашей помолвки, вы хотите сказать? Нет, не станет!

Джин надеялась, что Толли пояснит свои слова, но он всецело сосредоточился на дороге и явно не хотел продолжать разговор на эту тему. Некоторое время они ехали молча. Но потом женское любопытство взяло верх, и Джин задала еще один вопрос:

— А ваша матушка сильно расстроилась, когда узнала о вашем разрыве с мисс Мелчестер?

— Расстроилась? — переспросил Толли. — Не думаю.

— Вы ведь единственный ребенок леди Брори, не так ли?

— Да, у меня нет ни братьев, ни сестер. Между прочим, моя мать сейчас уже не носит титул леди Брори. Она после гибели отца — несчастный случай на охоте — вторично вышла замуж. На момент этого происшествия мне было двенадцать лет. Сейчас мать носит фамилию Мелтон, миссис Мелтон. Отчима — увы! — тоже нет в живых. Он скончался от ран после того, как мы сдали Сингапур японцам.

— Какое горе! — сочувственно воскликнула Джин.

Толли кивнул в знак согласия, но развивать тему не стал. Какое-то время они ехали молча, и Джин почувствовала, что ее снова клонит в сон. Конечно, Толли прав: она устала, и никуда от этой усталости не деться. Причем она устала не столько физически, сколько эмоционально. Ведь столько всего произошло за последние несколько часов, и все это случилось так внезапно и быстро. Ее снова охватила апатия. Она вдруг вспомнила тот момент, когда прочитала письмо Ангуса, и свои безутешные, горькие слезы. А потом неожиданное появление в конторе Толли и его фантастическое предложение. Следом визит в дом мод Мишеля Сореля, ее нынешний наряд и те красивые платья, в которых ей предстоит показаться на публике завтра и даже, быть может, послезавтра. В ее ушах снова зазвучали мелодии, которые играл оркестр в ресторане, и под эти упоительные звуки голова ее стала клониться все ниже и ниже, пока не коснулась плеча Толли. Так она и уснула, удобно пристроившись на его плече.

Она проснулась от неожиданного толчка. Машина остановилась.

— Вот мы и приехали! — воскликнул Толли. Джин открыла глаза и увидела его руку.

Он полуобнял ее за плечи, не давая упасть.

— Просыпайся, дорогая! Мы уже дома, — ласково сказал он.

— О господи! Неужели я опять уснула! — смутилась Джин.

Отворилась парадная дверь, и из холла хлынули потоки света. Толли помог Джин выбраться из машины. Прямо перед собой она увидела огромный дом, похожий скорее на замок. Почти все окна в доме были ярко освещены. Помпезное парадное крыльцо со ступенями из белого мрамора, в дверях под высоким портиком застыла внушительная фигура седовласого дворецкого.

— Как доехали, милорд? — почтительно поинтересовался он у Толли.

— Отлично, Барнет! Просто отлично! Нам потребовалось ровно три часа и пять минут. Это, правда, несколько хуже моего прежнего рекорда, но я ехал гораздо медленнее. Боялся разбудить мисс Маклейд. — Толли повернулся к Джин: — Дорогая, позволь представить тебе Барнета. Он служит в нашей семье уже более полувека. Ему известны все мои провинности начиная с пеленок.

— Рад приветствовать вас, мисс! — воскликнул дворецкий. Джин пожала ему руку. — Добро пожаловать в Грейстоунз.

— Спасибо! — ответила Джин, почувствовав волну тепла в груди. Слова Барнета и согрели, и успокоили.

— Однако похолодало! — зябко повел плечами Толли. — Мороз! Да, Барнет?

— Шесть градусов, милорд. Я сам смотрел на термометре сразу же после ужина. Проходите в гостиную, там горит большой камин. Мадам ждет вас там.

— Прекрасно! Идем греться, Джин! — оживленно проговорил Толли и, подхватив девушку под руку, повел в дом.

Огромный холл с высоченными потолками был отделан дубовыми панелями. Широкая резная лестница вела наверх. Все стены были украшены фамильными портретами в массивных позолоченных рамах. Пол был устлан тигровыми шкурами. Джин хотелось немного задержаться, чтобы осмотреться, но Толли сразу же повел ее к самым дальним дверям в противоположном конце холла. Он широко распахнул двери, и они вошли в комнату. Джин остановилась на пороге, ослепнув на какую-то долю секунды от яркого света и многоцветия окружающей обстановки. Огромная гостиная утопала в цветах, наполняя воздух экзотическими ароматами. Хрустальные люстры с подвесками, свисавшие с потолка, ярко освещали все помещение. В комнате стоял негромкий гул от множества голосов. Возле камина собралась толпа народа. Во всяком случае, так показалось Джин в первую минуту. Большинство гостей устроились за карточными столиками, покрытыми зеленым сукном, и были увлечены игрой.

Высокая женщина в черном бархатном платье медленно поднялась им навстречу:

— Толли, дорогой! А мы тут все гадаем, когда же ты приедешь наконец!

— Здравствуй, мама! — Толли наклонился и поцеловал мать в щеку. — А это Джин.

— Здравствуйте, Джин! — Мягкая рука сжала пальцы Джин в коротком рукопожатии. — Проходите к огню! Вы, должно быть, оба ужасно замерзли. Сейчас велю подать сэндвичи и горячий кофе. Если же вы очень голодны, то Барнет распорядится приготовить вам ужин.

— Думаю, мы вполне обойдемся сэндвичами, — успокоил мать Толли. — Мы ведь поужинали, перед тем как отправиться в дорогу.

Они подошли поближе к огню, и на них сразу же обрушился град приветствий и вопросов.

— Рад видеть тебя, Толли!

— Как поживаешь, старина?

— Что мы слышали…

— Новая помолвка, это правда?

— Ты герой, Толли!

Голоса сливались в один шумный хор, и трудно было определить, кто и что говорит.

Джин спряталась за спиной у Толли, но тот подтолкнул ее вперед, чем вынудил поздороваться за руку с минимум дюжиной гостей. Лишь тогда, когда он принес ей сэндвичи и чашечку дымящегося кофе и она сделала несколько глотков ароматного напитка, она немного успокоилась и смогла составить хотя бы общее впечатление о людях, собравшихся в гостиной. Гости вели себя с завидной непринужденностью, оживленно беседовали, смеялись.

Мать Толли и вовсе поразила ее. Она предполагала увидеть пожилую почтенную даму, но миссис Мелтон выглядела непозволительно молодо для матери взрослого сына. Высокая, грациозная, с длинной лебединой шеей и нежным утонченным лицом. Пожалуй, другого слова, кроме «утонченный», и не найти, чтобы описать ее огромные карие глаза, упругие кольца темных, коротко остриженных волос, уложенных вокруг высокого белоснежного лба в изящные завитки на манер причесок античных греков. Миссис Мелтон была не просто красива, в ее красоте чувствовалось что-то необычное.

«Ею можно любоваться вечно», — мысленно решила Джин и подумала, что она еще никогда в жизни не встречала такой красивой женщины.

И тем не менее от ее зоркого глаза не ускользнуло, что выражение лица красавицы миссис Мелтон было, пожалуй, грустным. Какое-то внутреннее беспокойство и напряжение сквозило во взгляде ее широко расставленных глаз, уголки губ слегка подрагивали, выдавая затаенное волнение. К тому же Джин заметила или скорее почувствовала, что мать Толли совершенно безучастно слушает то, что ей говорят. Да, она вела себя с обворожительностью самой гостеприимной хозяйки, вступала в разговор, но при этом мысли ее, судя по всему, витали далеко от шумной гостиной.

«Наверное, мне просто показалось», — успокоила себя Джин, но общее впечатление какой-то необъяснимой отрешенности хозяйки дома осталось.

А гости снова уселись за карточные столы со словами, что все партии надо довести до конца.

Джин и Толли остались около матери.

Миссис Мелтон стояла возле камина, опершись белоснежной рукой на каминную полку, и, склонив голову, задумчиво глядела на огонь. Ее платье красивыми складками ниспадало вниз, образуя на полу густую тень.